Раны и шишки

Игэн пришел всего за пять минут до назначенного времени туда, где стояла его машина с выключенными габаритными огнями. Он сел за руль и постарался как можно глубже устроиться на сиденье, чтобы его не узнал и, хуже того,– не окликнул какой-нибудь запоздалый прохожий. Риск, конечно, был невелик, поскольку основная часть населения Бойля, знающая доктора, находилась в это время на матче. Ну, а женщины не привыкли появляться на улице с наступлением темноты. Когда подошло назначенное для встречи время, Игэн взглянул в сторону улицы, откуда должна была появиться с вещами Петси. Десять минут спустя он продолжал ожидать появления своей возлюбленной. Беспокойство пришло к нему не сразу. Когда же, наконец, прошла четверть часа, а Петси все не появлялась, племянник доктора Дулинга заволновался. Петси отлично знала, что у нее была только одна возможность выйти: пока Крис находился на матче, а тот мог закончиться в любую минуту. Возможно, он даже завершится досрочно, нокаутом.

Не выдержав больше неизвестности, презирая всякую осторожность, Игэн выскочил из машины и бросился к дому Лисгулда. С самого начала его поразило то, что изнутри, несмотря на открытые ставни, не пробивался ни единый луч света. Не могла же Петси собирать чемоданы в полной темноте! Не помня себя, он все звонил, звонил и звонил в дверь, больше не думая ни о каких предосторожностях, но в ответ так и не услышал ни малейшего шороха. Тогда до него дошло: дом был пуст. Что это могло значить? Он попытался подыскать для Петси любые оправдания, но обмануть себя ему больше не удавалось: в последний момент Петси отказалась от замысла… Возможно, она не была уверена в нем или в себе самой? Возможно, она решила избавить его от жертвы своим будущим, раз она так с ним обошлась? В любом случае, его план провалился. В отчаянии, Игэн все же успел обрадоваться, что не попрощался с дядюшкой… Ну, а Нора с радостью примется его утешать.

Целиком предавшись горю по поводу улетучившейся прекрасной мечты, О'Мирей больше не обращал внимания на то, что происходило вокруг, и, проходя через садик перед домом Петси, на полном ходу столкнулся с какой-то женщиной, едва не свалив ее на тротуар. Он сразу же рассыпался в извинениях, и мисс О'Брайен (а это была она), узнав его, воскликнула:

– Боже, как вы меня напугали, доктор! Я уж было подумала о маньяках, которые дожидаются темноты, чтобы удовлетворить свои постыдные страсти. Заметьте, я никогда не возвращаюсь домой так поздно одна, но сегодня вечером господин кюре должен был сделать выбор относительно самой благочестивой девушки нашего города. Хвала Небу, кандидаток хватает! Знаете, доктор, однажды в молодости меня тоже выбрали…

– Нет, и мне на это наплевать!

Не выдержав этой глупой болтовни, О'Мирей оставил на месте пораженную мисс О'Брайен и быстрым шагом направился прочь. Еще долго он слышал за спиной проклятия старой девы. Мысль о том, что он только что потерял свою пациентку, на минуту освободила его от переживаемой боли.

Вернувшись к машине, он поехал обратно к залу, где проходил матч, и оставил машину недалеко от выхода.

Когда О'Мирей вернулся на свое место в зале, как раз начинался седьмой раунд. Оба бойца были к этому времени уже серьезно потрепаны. В ходе последовавшего обмена ударами Игэн понял, что Шон был физически сильнее своего соперника, но тот боксировал намного лучше. Единственным шансом для Шона было решить бой в свою пользу одним ударом. Однако, было не похоже, чтобы это ему удалось, и болельщики Шона, убедившись в этом через несколько минут, примолкли, тогда как их соперники из Слайго, предвкушая близкую победу своего чемпиона, кричали все громче.

Во время очередного перерыва к рингу подошел один из зрителей и обратился к рефери, который склонился над канатами, чтобы лучше его слышать:

– Господин судья, вы собираетесь сегодня вечером возвращаться домой?

– Естественно! Сразу же после матча.

– Не думаю, чтобы это вам удалось.

– Почему же?

– Потому, что если парень из Слайго победит, вам не удастся найти своей машины, или вы найдете ее в таком виде, что сможете собирать запчасти лопатой!

– Да вы что! Угрожаете?!

– Что вы, господин рефери, как вы могли о гаком подумать? Просто еще один совет… У вас, конечно же, есть жена… дети?…

– И что из этого?

– Надеюсь, их будет нетрудно найти?

– А зачем вам понадобилось их находить?

– Чтобы они знали, в какой больнице смогут вас проведать… если Шон Лэкан сегодня вечером не будет объявлен победителем.

Прежде чем судья успел оправиться от удивления, зритель скрылся в толпе, а удар гонга не позволил рефери сообщить о том, что он стал жертвой угроз. Невольно продолжая о них думать, Джек Дромин (так его звали) стал допускать ошибки в судействе. Буря криков и ругательств, вызванная несвоевременными решениями, вообще заставила его потерять голову, и он стал судить из рук вон плохо. Он позволил Шону нанести удар ниже пояса и не заметил, как чемпион Слайго в ближнем бою нанес удар коленом, чтобы разорвать дистанцию. Со всех сторон слышалось улюлюканье, ругательства, и публика стала выходить из себя. В зале то там, то здесь вспыхивали потасовки, и сержант Саймус Коппин уже не знал, как предотвратить массовое побоище.

На ринге происходила самая настоящая уличная драка при полном безучастии Джека Дромина, способного в этот момент думать лишь о жене и детях, которых ему будет так не хватать, если эти дикари приведут в исполнение свои угрозы. Совершенно не сознавая, что делает, он достал из кармана плоскую бутылку виски и поднес ее к губам. В Бойле, где виски считали единственной панацеей от всех бед и болезней, в этом жесте ничего бы не было скандального, как вдруг один из зрителей поднялся с места и, показывая пальцем на судью, при полном молчании зала, крикнул:

– Он – предатель! Он пьет английский виски!

Объединившиеся в едином порыве негодования, жители Бойля и жители Слайго издали такой крик, что он стал похож на рев моря во время шторма. Этот ужасный крик окончательно добил Джека Дромина, решившего, что теперь он уж никогда не увидит жены и детей. И тогда он решил спастись любой ценой, даже ценой неподкупной судейской чести. В ту же минуту боксер из Слайго, получив не совсем чистый удар в печень, опустился на одно колено, чтобы прийти в себя. Рефери сразу же принялся считать:

– Один… два… три… четыре… пять и пять – десять! Нокаут!

Не теряя ни секунды, на глазах у пораженных зрителей, которые не успели разобраться в том, что произошло, Джек Дромин схватил Шопа Лэкана за руку, высоко ее поднял и выкрикнул:

– Победил Шон Лэкан!

Затем одним прыжком он оказался среди болельщиков из Бойля, которые устроили ему овацию. Оставшийся на ринге чемпион Слайго, которого лишили победы, ревел, как бык, и рвался продолжить бой. К боксерам с обеих сторон уже спешило подкрепление, и вскоре в схватке уже участвовали человек двадцать. Что началось в зале! Даже понимая всю несправедливость решения Джека Дромина, Игэн, нервы которого были напряжены до предела, не смог удержаться, чтобы не заехать по физиономии первому же попавшемуся под руку зрителю, который выкрикнул оскорбительное слово в адрес рефери. Он наносил удары, чтобы таким образом отомстить за предательство Петси, он наносил удары, чтобы не думать о крушении своих надежд, он наносил удары, чтобы позабыть о том, что она предпочла ему Криса Лисгулда, и в этот вечер некоторые из зрителей, чьи глаза не открывались из-за синяков, так и не поняли, что они их заработали благодаря девице, о существовании которой они даже не подозревали. Два или три раза О'Мирей сам падал на пол после тяжелых ударов, но после этого поднимался и продолжал борьбу с еще большим ожесточением, и в глазах его светилась жажда мести. Все, кто попадался ему под руку, были для него воплощением Криса, укравшим у него счастье.

Несмотря на подкрепление, прибывшее из участка, сержанту Коппину никак не удавалось установить порядок. В считанные минуты десяток полицейских были втянуты в драку. Сам он от удара чьего-то кулака оказался сидящим на полу. Вдруг из громкоговорителя послышался чей-то встревоженный голос: