Страница 6 из 54
— На третий, профессор.
Мы уже считали, что все в ажуре, но чуть позже я допустил крупную ошибку. Когда мы снова появились в холле, нам попался навстречу еще один из членов комитета по встрече:
— Позвольте мне, профессор, познакомить вас с председателем моего личного секретариата, — сказал я, указывая на свою супругу.
К моему удивлению, упомянутый господин ограничился одним лишь беглым целованием руки, после чего отвернулся, заметно разгневанный.
Приемный советник Штайн, видевший эту сценку, поспешил к нам:
— Уж не обратились ли вы к этому господину с титулом профессор?
— Да.
— Б-же мой! Вы же его смертельно оскорбили.
— Но чем?
— Поскольку он и в самом деле профессор…
Очевидно, мы слишком быстро решили, что освоились с австрийскими порядками и даже не подумали о том, что тут где-то еще могли быть люди, которые преподавали в университете и действительно являлись профессорами.
— Но как же я должен был его величать? — робко поинтересовался я.
— По меньшей мере, надворный советник, профессор университета, приват-доцент доктор-доктор. Это абсолютный минимум.
Я немедленно поспешил к столь тяжело раненому мною с поклоном:
— Высокочтимый господин надворный советник, профессор университета, приват-доцент доктор-доктор — как ваши дела?
— В порядке, — кивнул упомянутый, и его голос заметно потеплел. — Спасибо, профессор. Вы, очевидно, только недавно сюда прибыли, а?
— Вы совершенно правы, господин надворный советник, профессор университета, приват-доцент доктор-доктор…
Наконец-то я избрал правильный тон. Это было несколько утомительно, однако, не без пользы, и я начал понимать, почему сейчас так много австрийцев чувствуют себя счастливее, чем перед войной. Через два дня я поймал себя на чувстве неприязни к людям, пропускавшим мои титулы доктора или профессора. Каждому свое, если позволите. Моя супруга, самая лучшая из всех жен, также ввела себе в привычку, всякий раз, когда речь шла обо мне, вплетать ненавязчиво "мой муж, старший литературный советник". Я же за это называл ее "доктор музыкологии" (играет же она немного на фортепьяно).
В титулах есть еще нечто такое, что невозможно отрицать. Сидишь, например, в холле отеля, видишь некоего юного профессора в униформе мальчика-лифтера с визиткой в петлице и слышишь, как он зовет:
"Профессора доктора Кишона к телефону, пожалуйста!".
Против такого и возразить нечего.
Можно позволить ему многократно пробежать по всему отелю и порадоваться этим выкрикам. А если есть настроение, можно и самому себя позвать подобными выкриками. Ничего удивительного, что у нас буквально разрывалось сердце, когда настал час нашего расставания со столицей Республики Австрия.
— Профессор, — обратилась ко мне жена, когда мы садились в самолет авиакомпании Эль-Аль, — как здесь было чудесно.
— Просто здорово, госпожа доктор, — сказал я, целуя ее руку. — Целую ручку.
Над Средиземным морем впал я в глубокий левантийский сон. Мне снилась сиятельная фигура кайзера Франца-Иосиф Первого в сверкающей, увешанной орденами униформе.
— Ваше величество, — трепеща, промямлил я. — Имперско-королевско-апостолическое величество… Всемилостивейший господин…
— Оставь эту белиберду, — прервал меня помазанник. — Зови меня просто Франци.
Пальтовые ведьмы
Весьма неблагоразумно посещать венские заведения общественного питания в холодное время года. И даже в прохладное время года. Совершенно точно говорю: в это время требуется пальто. И того, кто пренебрежет этим советом, подстерегает опасность, не говоря уже о многодневном приеме успокоительных таблеток.
Едва ты заходишь в кофейню, ресторан или какое-нибудь кафе, и входная дверь еще не захлопнулась, перед тобой, словно вырастая из пола, возникает фигура австрийской женщины и говорит:
— Гардероб.
Это не то заклинание, не то проклятие. Оно парализует тебя мгновенно. Если таковое у тебя есть, сдирает с тебя старая ведьма пальто и тащит его в темный угол, где ты его снова получишь, только уходя из заведения, и только уплатив выкуп. Насколько велик выкуп, тебе никто не сообщит, однако выдача пальто сопровождается таким диалогом:
— Большое спасибо.
— Сколько с меня?
— Как обычно.
— Ну, и сколько это будет?
— Сколько вам будет угодно. Большое спасибо.
Хотел бы я видеть того, кто после этого осрамит себя разоблачением, что ему угоднее всего вообще ничего не дать! Ведьмы знают, что делают. Они принадлежат к тем неистребимым представителям венского уюта, равным которым нет на свете. Их острый взгляд вошел в поговорку, их бдительность находится в полярной противоположности дряхлости их членов. Никто не ускользнет от них. Ни одна муха не сможет пролететь внутрь заведения без того, чтобы прежде сдать пальто.
Я вспоминаю, как однажды во всемирно известном кафе Захера мы решили перекинуться парой слов с одним закадычным другом. Ведьма из персонала заслонила мне дорогу:
— Гардероб.
— Одно мгновение, — пропыхтел я, пробегая дальше (и надеясь убедить ее спешностью обстоятельств). — Мне только на секунду. Я тут должен только одну новость передать.
Ведьма меня даже не слушала. С удивительным проворством она снова встала у меня на пути и блокировала мою попытку обхода маневром, который в хоккее известен под названием "body check"[5]. Когда я вырвался, она перешла к американскому футболу, прыгнула на меня сзади и обхватила крутым таклингом[6] мои колени. Невозможно было поверить, что такая мускульная сила скрывается в столь тощих руках. После короткой рукопашной она уже держала мое пальто в одной руке, другой мгновенно выхватила одежную щетку из своей накидки и смахнула с меня следы борьбы, причем можно было снова услышать ее "спасибо". Затем она вручила мне номерок с выбитым на нем многозначным числом и исчезла.
Я сунул номерок в карман, вошел в кофейню, крикнул своему сидящему неподалеку приятелю: "Оставайся тут до половины восьмого!", повернулся и несколькими мгновениями спустя стоял у чулана, в котором скрылась ведьма.
Она как раз искала там крючок для моего пальто.
— Позвольте, — сказал я. — И позвольте в последний раз.
Засим я вручил ей десять шиллингов[7], будучи уверенным, что она после столь высокого по всем международным стандартам гонорара успокоится надолго. Она безмолвно взяла серебряную монету. Моя щедрость не произвела на нее никакого впечатления.
Потому что деньги вообще не радуют венских пальтовых ведьм. Их радует пальто. Оно радует их потому, что дают возможность нападать на его носителя, портить ему настроение и подчинять своей воле. В этом смысл их существования. И за это они упрямо держатся. Если их лишить пальто, они мгновенно разрушаются. Они одержимы пальто, как иные гашишем.
Какие-то разгневанные граждане однажды предприняли организованное сопротивление, сформировали ударную группу, штурмовали ресторан и там разбежались по разным направлениям. Это было жуткое зрелище, когда внезапно не одна, а целых три пальтовых ведьмы просвистели через зал и с пронзительными криками "Гардероб!" рвали у сидящих пальто с плеч.
Думаю, так же сталкивались бы скалы в Вальпургиеву ночь, произойди она зимой.
Один видный австрийский писатель, с которым я дружил долгие годы и чьими переводами чрезвычайно восхищался, даже разработал настоящий гардеробный комплекс. Он прокрался через непросматриваемый черный ход в кофейню, сел за столик и с подергивающимся глазом ожидал, как персонаж из гоголевской "Шинели", появления ведьмы. Когда она подлетела к его столу, — а это было неизбежно, — его охватил озноб, он стал кутаться в теплую одежду, обхватил грудь одной рукой, а вторую вытянул вперед, обороняясь.
5
body check — проверка тела на прочность (англ.)
6
таклинг — От англ. tackling (прибивание). Прием в американском футболе, предполагающий полную фиксацию противника (прим. пер.)
7
десять шиллингов — около 1 доллара (прим. пер.)