Страница 37 из 76
В белорусском фольклоре (впрочем, сравнительно позднем) проводится параллель между «Божычем» и «светлым солнцем Дажбогом». Божыч выступает как сын Перуна и его жены Громовицы. Праздник Каляды рассматривается как рождество Божыча, пик борьбы подземного царя Карачуна и распорядителя морозов Зюзи с самим Перуном. Зюзя перевоплощается в медведя и, сопровождаемый метелями, гоняется за женой Перуна. Громовица прячется от преследователей и рождает Дажбога (Беларуская міфалогія, 2006, с. 131–132).
Известны славянские географические названия с именем этого бога, а также и русские народные поговорки, записанные ещё в Новгородской губернии, в которых тоже упоминается Дажьбог, напр.: «Покучись Дажьбогу, управит понемногу»; «Полно тосковать, Дажьбог все минет». «В древнерус. письм. источниках многократно встречается муж. имя Д. и отчество от него — Дажьбогович» (Виноградова, 1995).
Но Огонь-Сварожич — отнюдь не Дажьбог. Сомнительно, чтобы славяне ставили знак полного равенства между огнём земным и огнём небесным (они совершенно очевидно различаются). Солнце и Огонь с древнейших времён понимаются как несколько разные сущности, соотносящиеся, видимо, как Савитар и Агни. Ведь и Агни (Огонь) — блистательный и неукротимый сын Тваштара (РВ, I, 95, 2–5; III, 4, 9; VIII, 102, 7).
Однако Свет тоже бывает разный. «Бог богов» Свентовит воплощает Белый Свет, а молодой Дажьбог — свет солнечный.
ПАРАЛЛЕЛИ С ГЕФЕСТОМ И ТВАШТАРОМ
Как уже было сказано выше, молнии — традиционное оружие бога-громовника (громовика). Бог-кузнец Тваштар, отец бога огня Агни, выточил оружие Индре (РВ, 1,95.2; 1, 52.7; 1, 61.6). На основе параллели с Ригведой можно предположить, что «создателем молний» у славян тоже был кузнец, которого звали Сварог, отец Огня-Сварожича, кующий перуны Громовику. В русских сказках кузнец с сыном (позднее Кузьма и Демьян) выковывают герою (Ивану, Никите, Покатигорошку…) палицу, которую тот с лёгкостью мечет: вначале (испытывая) в небо, а потом в змееобразного противника при походе в Навий мир, за речку Смородину.
Хтонические киклопы куют молнии Зевсу. Не исключено, что тем же занимается и Гефест, выковывающий оружие богам и героям.
Гомеровский гимн Гефесту в переводе В. В. Вересаева гласит:
А что у германских народов? Согласно «Прорицанию вёльвы», одним из первых деяний асов стало изготовление кузнечных орудий. Правда, ковали они вначале исключительно золото. Символически это можно понять как указание на «золотой век». В отречённых книгах золотой век отождествляется с царствованием Гермеса-(И)еремия, после которого настает царствование Сварога-Гефеста-Феоста и век железный: «О Ермии. По смерти же Дыеве сына Кронова царствова в Италии сын его Еремии лет 45. Бе же муж хитр и умуоучен, иже изобрете руду златую перве и ковати злато…» (Креховская палея, 1985). Впрочем, деяния Феоста приписывают и Ермию (Гермесу): «Ермий от древних царей по разделении язык во скоре бысть, прежде Авраама великаго. Сей повеле во своем царствии мужу едину жену держать, и добродетели его ради спадоша ему железная клещи с небесе. Ими же коваша орудиа на противникы» (О еллинских мудрецах, 1985).
Получив от бога-кузнеца оружие, культурный герой или иной бог многократно увеличивает собственную мощь. То же происходит, когда Тваштар вытачивает ваджру — для Индры. Индра убивает Вритру и освобождает похищенные им воды.
Так можно ли ставить знак равенства между Сварогом и Создателем? Или Сварог в большей степени культурный герой, нежели «абстрактный» бог-создатель?
В славянских сказках кузнец с напарником, в которых угадываются черты Сварога и, возможно, его сына (Огня?), справляют оружие герою, идущему для свершения подвига по ту сторону Калинова моста или реки Смородины или спускающемуся в Пекельное царство, помогают ему справиться с могучей ведьмой-воительницей (Змеихой, пролизывающей железные двери кузнецов насквозь), преследующей героя.
В «Слове св. Григория на просвещение, надписываемом како первое погани суще языцы служили идолом» переводчиком вставлены имена славянских богов: «Тем же богом требу кладоуть и творят, и словеньскый язык, вилам, и мокошьи, диве. Пероуноу херсоу, родоу и рожаници, оупирем и берегиням, и переплутоу, и верьтячеся пьют емоу в розех, и огневи сварожицю молятся, и навьмь мевь творять…» (Гальковский, т. 2).
Гальковский справедливо, на наш взгляд, указывает: «Сближение Сварога с Гефестом, если всмотреться в него, сделано летописцем не случайно. Гефест по понятию греков был искусный кузнец. До наших дней сохранилась подблюдная песня, имеющая какое-то мифологическое значение, о кузнеце с тремя молотами, которого девушка просит сковать подвенечный убор — золотой венец, перстень и булавочку, иначе говоря, устроить её брак. Имеем в виду общеизвестную „Идёт кузнец из кузницы“».
Поскольку подблюдная песенка была в ходу «до победы исторического материализма», Гальковский не приводит текста. Мы — приведём, поскольку сейчас знакомство с народной культурой становится всё большей проблемой:
Слава! (Припев «Слава!» повторяется после каждой строки. — Авт.)
Кузнец куёт свадьбы — и летописное свидетельство о Свароге как об устроителе «правильной» семейной жизни обретает плоть.
Как тут не вспомнить былинную историю о Святогоре, который по совету Микулы Селяниновича в поисках судьбы пришёл к чудесному кузнецу (уж не к Сварогу ли?), кующему её в виде волос.