Страница 5 из 86
— Можешь повеситься сам. Я с интересом посмотрю. Ну?.. Один из вас предпочел выпрыгнуть в окно. Я позволил ему сделать это, но только потому, что он жил на двенадцатом этаже. Ты живешь на третьем, Артур, и тебе такого шанса я не предоставлю.
Конокрадов понял, что терять нечего, взревел и кинулся на своего потенциального палача головой вперед, метя ему в лицо. Но и на сей раз неуловимым движением он был повержен, больно стукнулся затылком о кафельный пол и уже не вставал.
Незнакомец засучил рукава хозяйского свитера. Мститель знал, что Конокрадов промышлял морфином и сам баловался наркотой. Впрочем, ему было досконально известно не только это, но и многое другое о привычках, круге общения, образе жизни Артура. Наполнив шприц зельем, он ввел в вену Конокрадова дозу — не смертельную, но такую, чтобы усыпить жертву на сутки как минимум. Потом включил все четыре конфорки, духовку и закрепил рядом с головой лежащего толстую парафиновую свечу.
— Упокой, Господи, душу ее! — прошептал ночной гость и, перекрестившись, покинул квартиру.
В Бога он не веровал, и когда обращался к Нему, думал не о Боге — а о Кате, о том, что, быть может, ей хорошо на том, неведомом свете.
В День поминовения усопших он ставил свечку в кладбищенской часовенке — по ней, по рабе Божьей Катерине. Год назад на кладбище молодой вдовец повстречал ее отца, но тот не узнал зятя. Если бы даже узнал — не подошел бы, ибо не простил. До сих пор в ушах стоял его крик: «А где ты был?! Где был, когда ее увозили?!. Почему допустил такое, ты?!. Как жить теперь будешь?!. Это не она — ты умер! Для меня, для нее, для памяти — умер! Убирайся и не попадайся больше на глаза: ненавижу!»
Спустя год рядом с Катей легла ее мать. Ссутулившийся, седой, высохший от горя старик в свои сорок пять лет сидел на скамейке между могилами и что-то бормотал.
Быть может, он тоже просил у Господа отмщения?
В целом свете нашлось бы немало людей, которые помнили Катю, и немало свечей сгорало в церквах за упокой ее безвинной души. Но не все слова долетали до слуха Господня.
Был в далекой и заграничной теперь Украине, в мужском монастыре Киево-Печерской лавры молодой инок. В миру этот юноша натерпелся такого — иному хватило бы до самой старости. И вот он-то молился особо истово и неустанно, денно и нощно просил у Бога покоя для Катиной души и прощения себе.