Страница 24 из 51
Так что все собравшиеся представители местной власти могли оповестить жителей своих районов, что отныне порядок восстановлен, а виновный предстанет перед судом.
Однако официальные заявления не произвели на народ ожидаемого эффекта.
Наоборот, город наполнился слухами, часто самыми вздорными, касающимися, в частности, расчленения трупов. Много говорили о каннибализме — новое словечко, в происхождении которого виноваты дикари с Карибских островов, — о черных мессах и черной магии. На стенах домов пышным цветом расцвели надписи: «Eum qui peccat, Deus castigat».
Целые толпы любопытных скапливались в местах, имеющих отношение к «ужасным преступлениям», как их уже окрестили: у колонн Марка Аврелия, Траяна, Фоки и, конечно, у дома старухи Джульетты. Кое-кто пытался проникнуть внутрь, их забрасывали камнями, пытались поджечь, поэтому вокруг была выставлена круглосуточная охрана. Возникла даже своеобразная торговля: бродяги предлагали купить носовые платки, якобы смоченные кровью жертв.
Но самое худшее творилось у замка Сант-Анджело. Сперва отдельные личности — один-два человека, затем небольшие группки, а вскоре и свора фанатиков — сменяли друг друга и, изрыгая проклятия, пытались прорваться в место заточения Гирарди. Наиболее умеренные требовали четвертовать его, более радикальные были за то, чтобы содрать с него живого кожу, а останки пронести по городским кварталам. Солдаты на мосту Сант-Анджело прилагали все усилия, чтобы всеобщее возбуждение не переросло во всеобщую свалку. Тут и там вспыхивали потасовки, слышались оскорбительные слова в адрес властей, сея тревогу среди паломников, прибывших в Рим на новогодние праздники. Становилось очевидным, что гнев народа можно было смирить лишь казнью обжигальщика извести.
Что касается меня, то я готов был поверить, что Гирарди виновен: об этом говорили бумажка, найденная у Джакопо Верде, непонятное обнаружение им убийства на Форуме, его родственная связь с Джульеттой.
Леонардо не разделял моего мнения.
— Не хватает слишком многих элементов, Гвидо, начиная с мотива этих трех убийств. Могу допустить, что сын убивает свою мать, ладно. Делает он это с особой жестокостью — тоже бывает. Но к чему соединять этот поступок с двумя другими, не менее ужасающими преступлениями? И в довершение всего самому заявить в полицию? Последнее действие не только безрассудно — оно самоубийственно.
— Возможно, он хотел отвести подозрения, которые могли пасть на него? Редко, но случается, что убийца во всеуслышание заявляет о своих злодеяниях.
— А что делать с тем мавром в маске удода? Ни один опрошенный в тот вечер не упомянул о примечательном росте, которым отличается обжигальщик?
— Речь может идти и о сообщнике, — выдвинул я еще одну версию.
— Сообщник… Гм-м… А почему бы и нет? Но меня занимает другое: ты обратил внимание, что главный хранитель всячески старался не затронуть Ватикан? Послушать его, так можно подумать, что все эти убийства — заботы лишь городской администрации. Насколько мне известно, Бибьена и Лев Десятый внимательно следят за расследованием.
— И вы считаете…
— …что мнение папы еще не сложилось и он избегает открытого вмешательства, дабы в дальнейшем не скомпрометировать себя.
— В том случае, если Гирарди окажется невиновен?
— Возможно. Подобная осторожность основывается на некоторых сведениях, известных ему и пока что неизвестных нам. Вспомним о таинственной пропаже, о которой говорилось на днях, — пропаже, которая вполне могла быть связана с этим делом. Пока ты жил на улице Сола, я провел собственное расследование среди окружения командора больницы. Кажется, церковные власти крайне озабочены пропажей какого-то священного предмета. Может быть, реликвии… точно не знаю. Зато мне известно, что в Ватикане сильно недоумевают, каким образом вещь эта была похищена. Некто ловкий и хорошо осведомленный смог проникнуть в место, считавшееся недоступным… Подделав ключи, быть может… Так что к портрету нашего преступника добавляются и такие детали, как ключи, неприступное место…
— Есть подозрение, что похититель реликвии мог таким же образом проникнуть внутрь колонн?
— Туда, а также в другие охраняемые места… Становится понятным беспокойство и сдержанность Бибьены в тот раз, в больнице Сан-Спирито: он старался не предать огласке тот факт, что кто-то свободно разгуливает по тщательно охраняемым местам Рима.
— Хранителя ключей допрашивали?
— Этим утром я поговорил с ним: считаю, его не в чем упрекнуть. Бибьена согласен со мной и продолжает доверять ему… Одним словом, Ватикан не торопится высказаться по поводу Гирарди: там желают удостовериться, что он — именно тот человек, который проходит сквозь стены.
— Значит, уверенности нет…
— Только сам папа мог бы тебе ответить.
— Но коль уж та реликвия и в самом деле пропала и если вор — не кто иной, как убийца, то как это все, по-вашему, связано?
— Абсолютно никак. Это единственное объяснение, которое я мог вывести из поведения Бибьены и курии.
— Стало быть, вы все меньше верите в виновность Гирарди?
— Увы, Гвидо! Я убежден, что настоящий преступник все еще на свободе.
Его соображения побудили меня продолжить поиски, и, преодолев колебания, я решил повидаться с неприятным мне Аргомбольдо. Была надежда, что он сможет дать мне информацию о существовании книг, где говорится о похожих преступлениях.
Для начала я отправился в Ватикан, где в теплом каминном зале библиотеки меня с радостью принял Гаэтано. В продолжение нашей предыдущей беседы он подобрал для меня несколько книг с описанием традиций и легенд античного Рима. Мы вместе просмотрели их, но ни в одной не нашли и намека на варварский обычай, повергший в панику город в эти последние дни. Зато Гаэтано знал, где найти Аргомбольдо, и подробно рассказал, как добраться до его дома в квартале театра Марцелла.
Я уже направлялся туда, когда дорогу мне преградила толпа верующих, выходивших из церкви Санта-Мария-ин-Портико после торжественной мессы в честь Богоявления. Углубившись в свои мысли, я, может быть, и не обратил бы на них внимания, но среди женщин в длинных меховых накидках вдруг узнал прекрасную незнакомку из дворца Медичи!
Личико ее было свеженьким, порозовевшим от морозца, большие голубые глаза светились весельем, несколько очаровательных русых прядей выбились из-под шапочки. Ее глаза встретились с моими, и мне вмиг почудилось — да, показалось, что в них мелькнуло удивление. Мне показалось, что девушка меня узнала, признала во мне того молодого человека, который страстно смотрел на нее в тот вечер.
Мгновенно позабылись все убийства, как и мой поход к старику Аргомбольдо.
Я сделал вид, что продолжаю путь, удаляясь в сторону Марцелла, потом развернулся и направился за ними. Молодая девушка и ее мать в потоке прохожих поднимались по улице Портико к Цветочному полю. Поскольку река замерзла, все товары перемещались по улицам: здесь были возы с соломой, скот, погоняемый собаками, бочки, которые катили прямо по земле, мешки с зерном — под их тяжестью сгибались грузчики и носильщики. Воспользовавшись толчеей, я поближе подошел к обеим женщинам: счастливый случай узнать, кто они такие и где живут!
Эскортировал я их таким образом до улицы дель Монте в квартале Фарина, где они свернули направо. Интуиция подсказала мне, когда они поворачивали к улице Цирюльников, что направляются они к дворцу Капедиферро. Несколько обескураженный, я вскоре увидел, как дамы вошли в жилище главного смотрителя улиц.
Насколько я помнил, у того из всей семьи была только мать, которая недавно скончалась в Остии. Неужели моя прекрасная незнакомка — родственница противного Капедиферро? Или она из его окружения?
У меня не было тысячи способов, чтобы узнать это.
Итак, я решил заявиться к суперинтенданту под предлогом передачи ему новых сведений, касающихся «ужасных преступлений». Ждать мне почти не пришлось. Я приписал это моей роли в обнаружении тела Джульетты Гирарди: Капедиферро с тех пор стал признавать мои способности.