Страница 31 из 58
Шунь был уроженцем области Цзичжоу. Он обрабатывал землю у гор Лишань, ловил рыбу в озере Лэйцзэ, гончарничал [142] на берегу [Хуан]хэ, изготовлял домашнюю утварь в Шоуцю, в нужное время отправлялся в Фуся, [чтобы торговать] [95]. Отец Шуня Гу-соу был склонен к порокам, мачеха — сварлива, а младший брат Сян — заносчив, и все они хотели убить Шуня. Но Шунь покорно следовал [их воле], не нарушая сыновнего долга, дружески относился к младшему брату и почтительно к мачехе [96]. Когда хотели убить Шуня, то не находили его, когда же [от него] что-то требовали, он всегда оказывался рядом.
К двадцати годам Шунь прославился своей сыновней почтительностью. Ему было тридцать лет, когда Яо спросил, кого можно использовать [для управления], и его помощники — сыюэ рекомендовали юйского Шуня, сказав, [что он] подходит. Вслед за тем Яо отдал Шуню в жены двух дочерей, чтобы посмотреть за ним в семье, и послал девять сыновей пожить вместе с ним, чтобы посмотреть за ним вне семьи.
Шунь жил на реке Гуйжуй, держа семью в строгости. [Поэтому] дочери Яо не осмеливались кичиться своей знатностью и прислуживали родственникам Шуня, полностью соблюдая обязанности жен. С еще большим почтением держались девять сыновей Яо.
[Когда] Шунь обрабатывал землю у гор Лишань, все, кто жил у этих гор, стали уступать друг другу межи; [когда] он ловил рыбу на озере Лэйцзэ, все, жившие у этого озера, стали уступать друг другу места; [когда] он гончарничал на берегу реки [Хуан]хэ, вся посуда, выделываемая на берегу [Хуан]хэ, больше не имела изъянов.
По прошествии года в месте, где жил Шунь, образовывался поселок, через два года образовывалось селение, через три года образовывался городок [97].
[Видя все это], Яо подарил Шуню одежду из тонкой ткани, [музыкальный инструмент] цинь, построил ему амбары и дал волов и баранов.
Гу-соу по-прежнему хотел убить Шуня, поэтому велел ему залезть наверх, обмазать глиной амбар, сам же внизу развел огонь и поджег строение. Тогда Шунь, защитив себя [143] двумя соломенными шляпами, спустился вниз и ушел, избежав смерти. Позднее Гу-соу заставил Шуня рыть колодец. Копая колодец, Шунь сделал потайное отверстие, выходящее вбок. Когда Шунь углубился, Гу-соу вместе с Сяном сбросили вниз землю и засыпали колодец, но Шунь выбрался через потайное боковое отверстие и ушел. Гу-соу и Сян радовались, считая, что Шунь уже мертв.
Сян сказал: “Главный зачинатель этого плана — я, Сян”. Поэтому, когда Сян начал делиться с отцом и матерью [тем, чем владел Шунь], он сказал: “Я, Сян, возьму себе двух дочерей Яо — жен Шуня и цинь, а волов, баранов и амбары отдам вам, отец и мать”. Затем Сян поселился в доме Шуня и стал играть на его цине.
Шунь отправился повидаться с ним. Сян, [увидев Шуня], оторопел и не обрадовался, [но] сказал: “Я думал о тебе, Шунь, действительно с глубокой печалью!” [98]. Шунь ответил: “В самом деле, тебе близки такие чувства!” Шунь вновь стал служить Гу-соу, еще больше любить брата, проявляя старание. После этого Яо испытал Шуня на [распространении] пяти отношений, и все чиновники [стали хорошо] управлять.
В прошлом в роде Гао-яна было восемь талантливых потомков, они приносили пользу миру, и их прозвали “восемь приветливых”. В роде Гао-синя [тоже] было восемь талантливых потомков, которых мир прозвал “восемь умелых” [99]. Эти шестнадцать родов из поколения в поколение приумножали свои совершенства и не роняли своего имени. Так продолжалось до Яо, но Яо не сумел их использовать. Шунь же выдвинул “восемь приветливых” и поручил им управление землей, они начали [успешно] распределять дела, и всякая работа стала выполняться своевременно; выдвинул “восемь умелых”, приказав им во всех четырех сторонах распространять пять правил поведения, [тогда] отцы стали справедливыми, матери любящими, старшие братья дружественными к младшим, младшие братья уважающими старших, сыновья почтительными к родителям, [и тогда] внутри, в семьях, установилось спокойствие, а вне, в обществе, наступил мир [100].
В прошлом в роду императора Хуна был бесталанный [144] потомок, который устранял справедливых, покрывал преступных [101] и охотно творил всякие злодеяния, [за что] в Поднебесной его прозвали “Хунь-дунь” (“Беспорядочный”) [102]. В роду Шао-хао [тоже] был бесталанный потомок, который вредил честным, ненавидел преданных, ценил и умел приукрашивать дурные речи, [за что] в Поднебесной его прозвали “Цюн-ци” (“Странный”) [103].
[И] в роду Чжуань-суя был бесталанный потомок, которого невозможно было наставить [на путь истинный], который не хотел понимать обращенных к нему слов, за что в Поднебесной его прозвали “Тао-у” (“Упрямец”) [104]. Эти три рода причиняли [большое] беспокойство миру. Так продолжалось до Яо, но Яо тоже не смог избавиться [от них].
Был и в роду Цзинь-юнь бесталанный потомок, жадный до питья и еды, алчный до богатств и подарков, за что в Поднебесной его прозвали “Тао-те” (“Жадина”). Поднебесная ненавидела его и сравнивала с первыми тремя злодеями [105]. Когда Шунь стал принимать приезжающих [ко двору] у четырех ворот, он сослал эти четыре злодейских рода, переселив их на четыре окраины для отражения горных и лесных демонов [106], после чего открыл четверо ворот и заявил, что злодеев [в царстве] больше нет.
Когда [как-то] Шунь вошел в большой лес на склоне горы и под сильным ветром и грозовым дождем не сбился с пути, Яо понял, что Шунь достоин того, чтобы ему была вручена Поднебесная. Состарившись, Яо повелел Шуню править от имени Сына Неба и объезжать владения.
С того времени как Шунь был выдвинут, он занимался делами [управления] двадцать лет, после чего Яо повелел ему править [Поднебесной] за него. Шунь правил от имени Сына Неба восемь лет, когда скончался Яо. По окончании трехлетнего траура [Шунь] уступил престол Дань-чжу, но Поднебесная обратилась к Шуню.
Что касается Юя, Гао-яо, Се, Хоу-цзи, Бо-и, Куя, Луна, Чуя, И, Пэн-цзу, то все они были выдвинуты и использованы на службе еще при Яо, но их обязанности не были [ясно] разделены [107]. [145]
Шунь прибыл в [храм] Вэнь-цзу, посоветовался со своими помощниками, открыл четверо ворот, чтобы хорошо знать все, что слышат уши и видят глаза людей в четырех сторонах [Поднебесной]. [Он] приказал двенадцати правителям [областей] оценить [в полной мере] добродетели императора [Яо], проявить [самим] высокие добродетели и отдалить от себя льстецов, тогда племена мань и и все изъявят покорность [108].
Обратившись к сыюэ, Шунь сказал: “Есть ли [среди людей] такие, кто мог бы совершить выдающиеся подвиги и [еще более] прославить деяния Яо, чтобы поставить [таких людей] чиновниками и сделать моими советниками в делах?”
Приближенные ответили: “[Если] Бо-юя поставить начальником земляных работ, он сможет прославить деяния Яо” [109]. Шунь сказал: “О, правильно! Ты, Юй, будешь приводить в порядок воды и земли, будь же в этом старателен!”.
Юй, поклонившись до земли, стал уступать [должность] Цзи, Се и Гао-яо. [Но] Шунь сказал: “Будет так. Иди!”. Затем Шунь сказал: “Ци! Среди простого народа [110] начинается голод. Ты будешь начальником земледельческих работ [111], сей все злаки в соответствующее время”. И еще Шунь сказал: “Се! Среди байсинов нет согласия, пять отношений [между людьми] не соблюдаются. Ты будешь блюстителем нравов, почтительно распространяй пять правил поведения и будь снисходителен [к людям]”. Далее Шунь сказал: “Гао-яо! [Племена] мань и и тревожат наше Ся [112], грабители и разбойники свирепствуют внутри и вне [113] [страны]. Ты будешь старшим судьей [114], [при применении] пяти наказаний добивайся покорности, при покорности пяти [мерам наказания] осуществляй их в трех местах, при применении пяти видов ссылки соразмеряй их с виной и в соответствии с пятью мерилами поселяй [виновных] в трех местах [115]. Только ясность [в наказаниях] сможет установить доверие [к закону]” [116].
95
Гора Лишань, озеро Лэйцзэ, пункты Шоуцю и Фуся по традиции относятся к юго-западной части провинции Шаньдун (уезды Пусянь, Хэцзэ, Цюйфу и др.).
Сыма Цянь, передавая легенды о Шуне, по-видимому, использовал сведения, содержащиеся в философских трактатах Мэн-цзы (ЧЦЦЧ, т. I, Мэн-цзы чжэн и, кн. 3, стр. 143), Хань Фэй-цзы и Мо-цзы (ЧЦЦЧ, т. 4, Мо-цзы цзянь гу, гл. 2, стр. 34).
96
В переводе отражена точка зрения японского комментатора Такигава, который высказывает предположение, что вместо знака сюн *** должен стоять знак *** — «дружественно относиться».
97
Цинский ученый и комментатор Лян Юй-шэн (1745–1819) в своем многотомном исследовании Ши цзи чжи и («Сомнительные места в ”Исторических записках”»; далее — ЛЮШ) отмечает известную нелогичность текста, повторение одного и того же рассказа о занятиях Шуня. Цуй Ши считает, что отрывок из 46 иероглифов, начинающийся со слов: «Когда Шунь обрабатывал землю у гор Лишань…» и кончающийся словами: «…через три года образовывался городок», вложен Сыма Цянем в уста старейшин, которые рекомендовали Шуня, а поэтому этот отрывок следует перенести несколько выше и поставить после слов: «Сыюэ рекомендовали юйского Шуня, сказав, что он подходит». Мнение Цуй Ши представляется логичным.
98
В литературе имеются разногласия в трактовке словосочетания юйтао ***. Оно может быть понято как «заботы, печальные думы» и диаметрально противоположно: «радость, радостные чувства» (см. словарь Эр-я, — ШСЦ, т. 38, стр. 64). Нам кажется, что в ситуации, описанной Сыма Цянем, когда Сян уже занимает дом Шуня, считая его погибшим, слова о думах и печали более естественны. При таком переводе ответ Шуня звучит иронически: «В самом деле тебе близки такие чувства!» — и согласуется с выражением притворной печали Сяна. Трактовка Шаванна исходит из второго значения юйтао — «радоваться» (МИС, т. I, стр. 75–76).
Этот же эпизод встречается у Мэн-цзы. Конфуцианская проповедь сыновнего долга и всепрощения звучит в ответе на вопрос Вань-чжана: «Разве Шунь не знал, что Сян собирался убить его?» Мэн-цзы ответил: «Как не знал! Но когда Сян скорбел, скорбел и он; когда Сян радовался, радовался и он…» (см. ЧЦЦЧ, т. I, Мэн-цзы чжэн и, гл. 9, стр. 366–369).
99
В Цзо чжуань под 18-м годом правления Вэнь-гуна более подробно излагается легенда о 16 потомках. Оттуда ее мог заимствовать и Сыма Цянь. Там приводятся имена восьми талантливых потомков рода Гао-ян: Цан-шу, Туй-ай, Тао-янь, Да-линь, Ман-цзян, Тин-цзянь, Чжун-юн и Шу-да и имена потомков рода Гао-синь: Бо-фэн, Чжун-кань, Шу-сянь, Цзи-чжун, Бо-ху, Чжун-сюн, Шу-бао и Цзи-ли (ШСЦ, т. 28, Цзо чжуань чжэн и, гл. 20, стр. 833–837).
100
Мы присоединились к толкованию Такигава, который считает, что под нэй *** следует понимать дом, семью, а под вай ***- общество, односельчан, мир (Као чжэн, т. I, стр. 51). Ду Юй (династия Цзинь) толкует это шире: нэй — все внутренние области Китая, а вай-внешние территории, населенные инородческими племенами. Однако подобное расширение смысла фразы в данном контексте не оправдано.
101
Последние четыре знака переводятся нами как действия, направленные против честных людей, в поддержку преступников. Возможно и другое толкование (у Шаванна) — Хунь-дунь «пренебрегал долгом и втайне разбойничал».
102
Ду Юй поясняет это прозвище выражением бу кайтун чжи мао *** — «человек, который не понимает разницы между добром и злом».
103
По мнению историка Фу Цяня (125–195), Цюн-ци следует отождествить с упоминавшимся выше Гун-гуном. В мифах Цюн-ци считался потомком Шао-хао и изображался свирепым зверем (Юань Кэ, Мифы древнего Китая, стр. 83).
104
Тао-у и Гунь в некоторых мифах отождествляются. По утверждению Сюй Сюй-шэна, Тао-у скорее всего был одним из вождей племени саньмяо и имел тесные отношения с южными племенами мяомань («Легендарный период…», стр. 61).
105
Под первыми тремя злодеями имеются в виду Хунь-дунь, Цюн-ци и Тао-у. Текст мифа о четырех злодеях почти целиком совпадает с изложением его в Цзо чжуань (ШСЦ, т. 28, Чунь-цю Цзо чжуань чжэн и, стр. 836–838).
106
Чи мэй ***- горные и лесные демоны, иногда изображавшиеся в легендах существами с лицом человека и телом животного.
Кун Ин-да в комментарии к Цзо чжуань понимает эти слова буквально: сосланные злодеи якобы должны были принимать на себя все напасти, посылаемые духами гор и лесов. Если же вспомнить судьбу Гун-гуна, Гуня и саньмяосцев, то правильнее считать, что под демонами гор и лесов историк понимал иноплеменников, которые тревожили своими набегами Китай.
107
Из упомянутых десяти помощников Яо и Шуня девять человек перечислены далее в тексте. Одно имя, Пэн-цзу, при распределении работ в дальнейшем не встречается. Такигава отмечает, что Пэн-цзу не упомянут и в аналогичном тексте Шан шу. Имя Пэн-цзу встречается у Цюй Юаня и в других литературных произведениях. Пэн-цзу в мифах называется праправнуком Чжуань-сюя. По преданиям, ему к концу эпохи Инь было уже 760 лет, но он не выглядел стариком. Пэн-цзу изображается простым, добрым, щедрым и умным (см., например, Тайпин гуан-цзи, т. I, гл. 2, стр. 8-11). Превращение Пэн-цзу в помощника правителя Яо и Шуня, по-видимому, одна из вариаций легенды о нем.
Чжан Шоу-цзе, исходя из понятий своего времени, так объясняет слова фэнь чжи ***: «наделение территориями и титулами». По нашему мнению, мысль Сыма Цяня заключается в том, что у Яо было много помощников, выполнявших различные его приказы, однако между ними не существовало строгого распределения функций. С приходом к власти Шуня каждый из них получил свой участок работы и более точно очерченные обязанности, что указывает на какой-то процесс роста аппарата управления.
108
Мы придерживаемся толкования, предложенного комментатором Кун Ин-да для подобного абзаца в Шан шу. Такигава считает последние 14 знаков прямой речью Шуня или текстом его приказа. Смысл от этого существенно не меняется.
109
Исходя из предыдущих слов Шуня, обещающего поставить чиновниками достойных людей, мы перевели ответ сыюэ условным предложением: «Если Юя… поставить начальником земляных работ…», Шаванн, относя деятельность Юя еще к периоду правления Яо и оговаривая это в примечании, считает, что Юй уже занимал эту должность: «Граф Юй является управителем общественных работ; он способен прославить деяния: императора» (МИС., т. I, стр. 81).
110
В тексте первой главы не раз встречаются слова минь *** (стр. 6, 13, 16, 17, 20, 43 китайского текста), ваньминь *** (стр. 3, 13) и лиминь *** (стр. 39), которые во всех случаях переданы нами в самом широком смысле — «народ», «простой народ». Насколько известно из исследований последних десятилетий, в иньских гадательных надписях на костях иероглиф минь еще не обнаружен, он появляется лишь в надписях на сосудах и в письменных памятниках эпохи Чжоу. Так, иньскому термину сяожэнь *** — «простые, низкие люди», встречающемуся на иньских костях, эквивалентен чжоуский термин сяоминь ***. Следовательно, рассказывая о далекой древности, Сыма Цянь везде пользовался лексикой сравнительно близкого к нему прошлого.
По мнению Го Мо-жо, иероглиф минь первоначально означал «раб». Присоединяясь к этому мнению, Фань Вэнь-лань замечает: «…наряду с ”минь” употребляли слова: ”лиминь”, ”цюньли”, ”мяоминь”, ”чжунжэнь”, шужэнь”, ”шуминь”, ”чжун”, ”шу”. Общим же названием являлось ”шуминь” [простой народ]. С разделением общества на классы значение слова ”минь” еще более расширилось, охватывая вообще всех, кто трудится» («Древняя история Китая», стр. 84).
111
Цзи *** — название должности чиновника, ведавшего земледелием. Иероглиф хоу традиционные китайские комментарии приравнивают к знаку цзюнь***- государь, правитель, господин и рассматривают его как почтительную приставку к цзи. Отсюда появился и русский перевод слова «хоу цзи» как «Государь-просо» (Ши цзин, пер. А. А. Штукина, стр. 422). Некоторые исследователи полагают, что почтительная приставка к должности добавлена чжоусцами, поскольку Ци считается родоначальником династии Чжоу.
112
Правомерность употребления слова Ся в значении «весь Китай» для столь раннего периода вызывает серьезное сомнение. Можно думать, что историк употребил здесь это наименование, имея в виду земли будущей династии Ся, которую он описал в 2 гл. Фань Вэнь-лань пишет: «В книгах, появившихся до периода Чжаньго, Юя никогда не называют Юй из Ся, а просто Юй, или Великий Юй, или император Юй, а его сына Ци уже называют Ци из Ся или сяский Хоу-ци» («Древняя история Китая», стр. 41), что подтверждает высказанные соображения.
113
Четыре знака *** можно перевести четырьмя существительными: «грабители, разбойники, враги и смутьяны» (так поняли Легг и Шаванн), но в таком случае нужно добавить какой-то глагол — например, «бесчинствуют». Однако, как объясняют Цай Шэнь и Чжэн Сюань, цзянь *** означает бесчинствовать на внутренних землях, а гуй ***- па внешних территориях. Поэтому нами эти два иероглифа переданы в глагольном значении.
114
Для рассматриваемого периода нами принят перевод иероглифа ши *** как «старший судья». Ниже встречается синоним этого термина да-ли ***.
115
Весь этот абзац представляет значительные трудности для понимания, главным образом в связи со значениями слов фу *** и ду ***, которые встречаются сначала с глаголом ю ***, а потом с числительным у (пять). По словарю Кан-си цзыдянь фу означает «подчиняться, смириться», т. е. наказания ясны и народ им подчиняется, что и принято в нашем переводе. В Го юй сказано, что «пять наказаний» осуществлялись в трех местах: в поле, в присутственных местах и на базарных площадях (Го юй, кн. 4, Лу юй, стр. 54). Предусматривалось пять видов ссылки взамен пяти тяжелых телесных наказаний. Устанавливались три зоны ссылки в зависимости от тяжести преступления: за наиболее тяжкие преступления ссылали на край света, т. е. на далекие окраины, где жили варварские племена; за менее тяжелые провинности ссылали за пределы девяти областей, и за легкие — высылали за тысячу ли от ставки правителя. Вполне понятно, что подобная строго разработанная система является продуктом более позднего времени.
116
Мы относим последнее высказывание к основной теме о наказаниях и существе законов. Однако возможен и другой вариант, относящий все это к Гао-яо, назначаемому судьей. В таком случае перевод должен быть: «Исполни свой долг ясно, и ты сможешь завоевать доверие!» Именно так трактуют заключительный абзац Легг (т. 3, стр. 45) и Шаванн (МИС, т. I, стр. 84).