Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 48



— Думаю, дай тебе волю, ты бы и девушку, и булочку с удовольствием «шмяк-шмяк-шмяк, ам-ням-ням, да и шмыг-шмыг-шмыг…»

— Кому бы говорить… — проговорил Андрей. — Слушай, ты меня извини, но я так и не понял, зачем мы едем в Первопрестольную?

— Лина уехала туда вчера.

— И что?

— А ничего, я должен ее увидеть.

— Барчук ты избалованный. Приспичило мальчонке, давай, бросай все, пожар, беги, лети. Ты обнаглел выше крыши.

— Какоша, милый, не ругайся, мне и так хреново. Я тебе обещаю: вот утрясу личные проблемы, отслужу, чем только пожелаешь.

Андрей развалился на заднем сиденье, почесал бороду.

— Желаю быть владычицей морскою и чтобы ты, рыбка, была у меня на посылках.

— Слушаю и повинуюсь.

Алешка мягко отпустил сцепление, машина послушно двинулась вперед и выехала на трассу.

— Слушай, ты опасный человек. Сначала приехал и обаял мою девушку, теперь совратил с пути истинного мою машину. Меня она так никогда не слушалась, ей-богу!

— Ты, наверное, с ними не так разговаривал?

— Не знаю. У меня, как в песне получается. «Уж я к ней и так и эдак, со словами и без слов. Обломал немало веток, наломал немало дров», — пропел журналист, тяжело вздохнув.

— Не страдай. Все образуется, — постарался утешить Алешка.

— Надеюсь, — согласился Андрей, — сколько нам еще осталось?

— Да часа два, думаю. Поспи, если хочешь.

— Не хочу. Весь кайф поломал. Расскажи-ка мне лучше, чего нарыл за эти дни, накопал.

— Да еще и рассказывать-то не о чем. Ничего нового. А что было, ты уже знаешь.

— Не все.

— В смысле?

— В том смысле, что, например, ты мне не рассказал о взаимоотношениях между Ольгой Орловой и Сергеем Татуриным.

— Но ты же как-то об этом узнал?

— Узнал. Останови, мне надо выйти.

Алешка выехал на обочину и притормозил. Андрей, крякнув, вылез из машины и побежал в лес. Алешка смотрел на этого несколько неуклюжего крепыша, неловко перепрыгивавшего через лужи на дороге, и думал, что, видимо, он совсем неплохой журналист, коли, пользуясь собственными способами, ведя свое расследование, буквально наступает теперь Алешке на пятки.

Андрей вернулся через несколько минут. Сел на переднее сиденье рядом с Алешкой, достал из бардачка сигареты, закурил, предложил сигарету Алешке; получив отказ, нисколько не удивился и спокойно спросил:

— Ты пытался анализировать то, что произошло?

— Угу, — промычал Алешка, не отрывая глаз от дороги.

— И к какому выводу пришел?

— К такому, что я не умею анализировать. Мне иногда кажется, что я вообще думать не умею — все идет на уровне подсознания. Чувствую, что надо пойти туда-то и сделать то-то, а зачем, не знаю.

— Ты, наверное, экстрасенс.

— Не знаю, как это называется, уверен только в одном: если доверяюсь своему чувству, всегда поступаю правильно.

— А что тебе подсказывает интуиция в деле «Орловых — Татуриных», или там глухо?

— Не глухо, а пока смутно. Туман. У меня ощущение, что я как ежик в тумане. Видел такой мультик? — Андрей кивнул. — Будто брожу, как ежик, кричу, зову медвежонка, лошадь ищу, а на самом деле нужно только руку протянуть. И вот она — большая и теплая.

— И когда же этот туман рассеется?

— Скоро.

— А в Первопрестольную мы мчим тоже благодаря твоей интуиции?

— Угу. Чувствую, что должен это сделать.

— Что именно?

— Предложение Лине, — ответил Алешка, удивляясь, что Андрей сам до этого не додумался.



— А если она не захочет?

— Захочет, захочет! Только, понимаешь, что-то ее удерживает, чего-то она боится.

— А ты не знаешь — чего?

— Не знаю, — насторожился Алешка, — а ты знаешь?

— Нет, — попытался Андрей развеять его подозрения.

Алешка съехал на обочину, заглушил двигатель и, опираясь на баранку, повернулся к Андрею.

— Что все это значит? Есть что-то такое, чего я не знаю, но должен знать?

— Я ничего не знаю, — твердо ответил Андрей. А потом дрожащими руками достал из пачки сигарету и нервно закурил. И, ощущая на себе испытующий взгляд, сказал: — И не надо смотреть на меня, как Дзержинский на преступный элемент. Я в самом деле ничего не знаю.

— Андрей, — начал Алешка уверенным голосом. — Я же вижу, что вы все от меня что-то скрываете, не договариваете. Я тебя прошу…

— Нет и не проси, — отбивался Андрей.

— Тогда мы будем стоять здесь. И никуда не поедем.

— Слушай, старик, ну в какое положение ты меня ставишь?

— Плевать я хотел на твое положение, я сам в интересном положении. Пойми, дурилка картонная, я люблю ее. Не хочу причинять ей боль — поэтому должен знать, чем могу ей навредить. Рассказывай, а то высажу прямо здесь, — полушутя-полусерьезно рассердился Алешка.

— Во-первых, это моя машина, — гордо заметил Андрей. — Во-вторых, сам-то ты как назвал меня.

— А в-третьих? — поторопил Алешка.

— А в-третьих, я не могу.

— Можешь, должен!

Андрей задумался на минуту, потом загасил сигарету в пепельнице.

— Я сам вчера проводил Лину на вокзал, отговаривал ее уезжать. И, конечно, ничего бы тебе не сказал, если бы не видел, как она тебя любит. Так вот: она уехала, чтобы попытаться порвать с тобой, считая, что не имеет права связывать тебя.

— Что за чушь?

— Хорошо, что ты так сказал. Я тоже считаю, что побег — не панацея в лечении сердечных недугов, и я отговаривал ее до последнего, но она только пообещала мне, что позвонит тебе. — Алешка попытался что-то вставить, но Андрей остановил его протестующим жестом. — Вы должны объясниться. Раз уж так получилось, я скажу. Лина очень больна, то, что она ходит, — это просто чудо, совершенное врачами и ее силой воли. Она не может иметь детей. В случае чего ей грозит полная неподвижность в лучшем случае или инвалидная коляска.

— Я люблю ее, — упрямо повторил Алешка, включая зажигание. Машина мягко покатилась по дороге.

Андрей достал из кармана бумажник, оттуда — маленький клочок бумаги и протянул его Алешке.

— Что это? — спросил Алешка, не глядя.

— Это ее адрес и телефон в Москве, можем поехать прямо к ней.

— Я люблю тебя, папарацци.

ГЛАВА 11

Москва встретила их неприветливо: дождем и пробками на дороге, в которых они простояли больше часа. Алешка хотел сразу явиться к Лине, но победило благоразумие Андрея, уговорившего сначала заехать домой.

Алешка загнал «Москвич» в гараж под домом, они поднялись в лифте. Алешка предполагал, что в это время дня дома никого не будет, но ошибся: дома оказались оба родителя.

— Как доехали? — спросил отец, пожимая руки Андрею и Алешке.

— Нормально, — немного удивляясь, ответил Алешка, — а вы нас как будто ждали?

— Чему ты удивлен? Мы решили: раз утром появилась Лина, значит, к вечеру объявишься ты, — сказала Светлана Арнольдовна. — А еще нам позвонила Алла.

— А, понятно, — кивнул Алешка, — теперь совсем ничего нельзя будет сделать тайно — везде шпионы.

— Балбес. — Мама легонько шлепнула Алешку по щеке. — Они волновались за тебя. Говорят, ты за рулем, в сильном волнении, Андрей не спавши, на дороге скользко. При чем здесь шпионы?

— Прости. — Алешка поцеловал мамину руку, которая только что касалась его щеки.

— Позвони Лине, она ждет твоего звонка, — сказал отец.

— Лихо! Неужели я настолько предсказуем? — опять удивился Алешка и прошел в комнату. Уже за спиной он услышал, как мама предлагала Андрею умыться и перекусить с дороги, и отметил про себя, что тоже не отказался бы. Но сначала Лина.

Он прикрыл дверь своей комнаты, осмотрел ее и с удовольствием отметил, что рад вернуться домой. Отметил также и то, что все стоит на прежних местах, только непривычно чисто — когда он дома, такого не бывает. Он увидел и телефон — там же, где всегда он стоял. Присев на стул, он снял трубку, поразмышлял секунду, потом резко встал, обернулся и неожиданно, словно наваждение, увидел перед собой глаза Лины: она стояла, улыбаясь, за его спиной и подсказывала: