На ходовом мостике

- Нет, конечно. Корабль хоть и не первой молодости, но вполне надежен. Да и люди на нем плавали, я вам скажу, отличные. Надеюсь многих застать. На «Незаможник» я сам просился… Впрочем, скоро сами все увидите: вон он, смотрите! - И штурман указал на верхушки труб и мачт, видневшиеся позади морзаводской стенки, загроможденной различными контейнерами, корабельным оборудованием, подъемниками. [49]

Пройдя по сходне на борт, мы расстались. Сквозь разноголосый шум и трескотню клепальных молотков и чеканок Загольский что-то прокричал на прощанье, взмахнул рукой и направился разыскивать дежурного по кораблю. Я же пошел представиться командиру корабля Николаю Ивановичу Минаеву.

Перед тем как попасть на новый корабль, непременно кое-что уже знаешь о командире. Кто-то из друзей плавал с ним раньше или фамилия его упоминается в приказах по флоту… О Минаеве мне ничего не было известно, на Черноморском флоте я был новичок, еще вчера не знал, где придется служить, с кем плавать. Но когда я вошел в каюту, понял, что была и другая причина - молодость командира.

Минаев не скрывал радости, что наконец-то прибыл помощник. Первое впечатление он произвел благоприятное: аккуратен, подтянут, говорит рассудительно, глаза смотрят дружелюбно и открыто. Оказалось, что на «Незаможнике» он всего несколько месяцев, прибыл на корабль, когда тот уже стоял на ремонте, так что плавать еще не приходилось и о людях экипажа он может судить только по наблюдениям в условиях якорной стоянки. До «Незаможника» плавал на торпедных катерах, затем учился на курсах по подготовке командиров миноносцев.

- Так что проходить школу боевых действий будем вместе. Это вас не пугает? Нет, ну и хорошо! - говорил он приятным мягким голосом. - Однако, кроме текущих дел по ремонту, прошу сразу обратить внимание на боевую подготовку. Как только поднимем якорь - сразу в бой. А потому изыскивайте время, учите людей. В нашем распоряжении недели три-четыре…

Хотелось расспросить командира о людях, о насущных проблемах ремонта, но спрашиваю о главном: как разворачивается боевая обстановка на Черном море. Минаев на минуту задумывается, потом пожимает плечами:

- Насколько мне известно, крупного флота противника здесь нет, но не исключена возможность его появления. Пока наши корабли не встречались с вражескими. Зато авиация гитлеровцев существенно дает о себе знать. Забрасывают минами фарватеры и входы в базы. Если нашим летчикам и зенитчикам удастся придержать фашистские самолеты, на море наш флот будет иметь явное преимущество. Однако легкой войны ждать не следует - [50] ни на суше, ни на море. Вот почему я прежде всего заговорил о боевой подготовке.

Из командирской каюты я вышел с добрыми чувствами. С одной стороны, Минаев, не скрывая своей молодости и отсутствия опыта в командовании эсминцем, готов был учиться сам, с другой - он ясно понимал насущные задачи экипажа, командного состава, был спокоен и вдумчив. Но, конечно, главным испытанием будет для всех нас море, бои с противником.

На палубе я огляделся. Здесь царил хаос: как при всяком ремонте, она была загромождена движками, бочками, бухтами тросов, на временных деревянных опорах тянулись жгуты кабелей. Пятна сурика пламенели на трубах и палубных надстройках. Вокруг сновали рабочие, матросы в робах, оглушающе гремели клепальные молотки. На одной из труб эсминца была нарисована красная звезда - знак того, что корабль держит первое место по флоту. Как вскоре я узнал, заслужила ее электромеханическая боевая часть (БЧ-5), которой командовал воентехник 2-го ранга Иван Иванович Терещенко.

Именно с этой части я начал свое знакомство с кораблем и экипажем, понимая, что во время ремонта главная нагрузка возложена на машинистов, кочегаров, электриков и трюмных. Ивана Ивановича я встретил в машинном отделении. В рабочем комбинезоне, с промасленной ветошью в руках и озабоченным выражением лица, он походил скорее на пожилого кадрового рабочего, каких я знал когда-то по Макеевскому заводу, чем на моряка-командира.

Мы познакомились, и Терещенко сразу повел показывать хозяйство электромеханической части, довольно обширное. Держать его в порядке было сложно, потому что «Незаможник» - ветеран Черноморского флота. Но и Терещенко не новичок. На эсминце он служил с 1926 года, был сперва кочегаром, командиром отделения, старшиной котельной группы. Он не имел даже среднего образования, но зато обладал прирожденным талантом механика, настолько изучил электромеханическую часть, сумел так ее отладить, что в порядке исключения был назначен командиром машинной группы, а года за три до войны - командиром БЧ-5. Подчиненные души в нем не чаяли. Он их и учил, и наставлял на путь истинный. Каждый раз, когда впоследствии я попадал в машинные отделения, мне казалось, что здесь трудится одна семья, ожидающая [51] прихода гостей: постоянно что-то выверялось, подчищалось, смазывалось и подкрашивалось. И все это делалось с какой-то веселой ловкостью, азартом, а сам хозяин придирчиво осматривался: успеют ли, не проморгают ли чего… Оказалось, что и в кают-компании Иван Иванович популярен и уважаем. Ему и здесь не изменяло чувство юмора. Когда, к примеру, кто-нибудь из молодых командиров спрашивал Терещенко, как это он, не имея специального технического образования, ухитряется держать первое место по флоту, он с веселыми искорками в глазах уверял, что делать это ему помогает «классовый инстинкт», который еще в двадцать четвертом привел его на флот. А заложен он в нем предками, крестьянами села Потоки, которые задолго до революции подпускали в имении князя Трубецкого-младшего «красного петуха». Столь своеобразное толкование истоков своего таланта вызывало неизменный смех…

Однако обо всем этом я узнаю спустя некоторое время, а пока, обойдя эсминец, я спросил у Ивана Ивановича, сколько, по его мнению, нам еще быть на ремонте.

- Работаем мы по военному времени, хлопцы мои жаждут поскорее выйти в море и так ударить по фашисту, чтоб искры посыпались. Делов в общем-то не так много, но закончить ремонт куда трудней, чем начать. Так что недельки три еще простоим…

Говорил он с мягким южным акцентом, слова подбирал медленно, чтобы все прикинуть и не ошибиться в прогнозах.

…В тот же день, поздно вечером, меня пригласил к себе комиссар корабля, старший политрук Василий Зосимович Мотузко.

- Не обижайся, что так поздно. Сейчас на корабле тихо. Самое время для разговоров.

Он старался говорить спокойно, но я видел, что чем-то он взволнован. Как радушный хозяин, сперва предложил мне чаю, а затем сообщил, что сегодня при выходе из главной базы флота на мине подорвался эсминец «Быстрый». Экипажу удалось удержать корабль на плаву и выбросить его на мель, хоть он и получил сильные повреждения.

- Мины-то у немцев особые, с секретами. Перед «Быстрым» прошли два транспорта, буксир - и ничего. Значит, не на всякий корабль реагируют. Хитер фашист, коварен. Когда об этом рассказываю матросам, вижу, [52] как они рвутся в бой. Люди у нас хорошие подобрались, один к одному. А как на митинге выступали в первый день войны! Экипажем приняли решение: ремонт - досрочно! Уже на сегодня перекрыли все планы и графики. И морзаводовцы не отстают.

Временами забываю о чае, которым потчует меня Василий Зосимович, но хозяин каюты то и дело о нем напоминает, а сам, разговорившись, вдруг обнаруживает, что его стакан холодный. После несколько суматошного дня ловлю себя на том, что мне необыкновенно приятно сидеть с этим невысоким крепышом, ладно, «по-флотски» скроенным, с обветренным до черноты лицом и живыми карими глазами. В нем сразу угадывается крепкая «комиссарская» жилка - говорит горячо, но рассудительно, отлично знает людей. Он немало рассказал мне об экипаже, о партийных активистах, об истории «Незаможника».

- Ну, а твои первые впечатления - как? - спрашивает Василий Зосимович не без ревнивой нотки.

Называю фамилии тех, с кем успел познакомиться, говорю, что заметил хорошую организацию работ, напряженный ритм. Комиссар удовлетворенно кивает.