Страница 54 из 70
Высший командный состав колчаковской армии тоже уступал армии А.И. Деникина, хотя и превосходил Красную армию. Уступал не в храбрости и решительности – нет, боевые генералы вроде В.О. Каппеля и А.Н. Пепеляева нередко лично водили солдат в атаку – но по опыту и квалификации.
Из дневника управляющего военным министерством барона А. Будберга:
«Старшие должности заняты молодежью, очень старательной, но не имеющей ни профессиональных знаний, ни служебного опыта».[230]
Позднее тот же А. Будберг писал о «25–28-летних генералах, умеющих ходить в атаку с винтовкой в руке, но совершенно не умеющих управлять своими войсками».[231] Ставке Верховного главнокомандующего он давал такую характеристику: «Адмирал ничего не понимает в сухопутном деле и легко поддается советам и уговорам… во всей Ставке нет ни одного человека с мало-мальски серьезным боевым и штабным опытом; все это заменяется молодой решительностью, легкомысленностью, поспешностью, незнанием войсковой жизни и боевой службы войск, презрением к противнику и бахвальством».[232]
Признаем: автор цитированных строк верно подметил: личная роль Колчака как Верховного главнокомандующего снижалась тем, что, будучи профессиональным моряком, он недостаточно разбирался в военно-сухопутных вопросах (как, впрочем, и в политических).
Но, несмотря на перечисленные недостатки, в целом колчаковская армия, как и деникинская, наследовала лучшие традиции старой русской армии, а в отношении организации была абсолютно регулярной и дисциплинированной. Превосходя в этом отношении своего противника, она одерживала над ним победы до тех пор, пока численное и техническое соотношение радикально не изменилось в пользу красных.
Как особенности колчаковского режима по сравнению с деникинским можно отметить, с одной стороны, все же несколько более широкую социальную опору за счет наиболее зажиточной части крестьянства, которому на востоке страны не грозило возвращение помещиков. Влияние большевиков в этом промышленно отсталом регионе было слабым, и даже рабочие промышленного Урала, сохранявшие тесную связь с деревней, выступали против них. Открывая «особое совещание» представителей уральской промышленности в мае 1919 года в Екатеринбурге, Колчак в своем выступлении перед ними особо отметил необходимость улучшения быта и положения рабочих для эффективной работы на оборону.
Особое внимание колчаковское правительство уделяло казачеству, которое, наряду с буржуазией и офицерством, составляло одну из главных и наиболее надежных социальных опор белых, помимо либеральной и патриотической интеллигенции, малочисленного дворянства, слабого духовенства и колеблющейся массы зажиточных крестьян. В специальной «Грамоте Российского правительства казачьим войскам» за подписью Колчака от 1 мая 1919 года гарантировалась нерушимость «всех правовых особенностей земельного быта казаков, образа их служения, уклада жизни, управления военного и гражданского, слагавшегося веками», и провозглашалось обязательство правительства издать в ближайшее время закон о сохранении на будущее сложившегося в ходе революции казачьего войскового самоуправления и о неприкосновенности казачьих земель. Походным атаманом казачьих войск (Оренбургского, Уральского, Забайкальского, Сибирского, Семиреченского, Амурского, Уссурийского и Енисейского) был назначен оренбургский атаман А.И. Дутов.
Сделав ставку на военную диктатуру, либеральная интеллигенция кадетского толка была вынуждена в корне изменить свое отношение к офицерству, к которому раньше относилась с изрядной долей недоверия: как-никак, офицеры все же были «опорой царского режима»! Теперь же, наоборот, либеральная печать превозносила их как «мучеников за Россию» и отдавала им первенство перед всеми другими слоями общества. Так, пермская газета «Освобожденная Россия» провозглашала: «У нас только один класс, одна группа людей стоит на точке зрения гражданского правосознания – это офицерство».[233]
С другой стороны, прибывшие летом из деникинского Екатеринодара в колчаковский Омск представители кадетского Национального центра, отмечая, что в Сибири значительно лучше, чем на Юге, организованы хозяйственная деятельность и транспорт, одновременно сетовали, что активность и сплоченность организующих классов Белого движения (и прежде всего интеллигенции) на Востоке намного слабее.
Тем не менее, пока армия одерживала победы, авторитет Колчака в антибольшевистских кругах был достаточно высоким. Встречи его с общественностью сопровождались большими торжествами.
Вот как описывала приезд Верховного правителя в Екатеринбург в феврале газета «Отечественные ведомости» (приводится в сокращении):
«В ожидании поезда Верховного правителя на вокзале собрались представители высшей военной власти, городского и земского самоуправлений, общественных организаций и политических партий. Встреченного почетным караулом Верховного правителя приветствовали городской голова и председатель земской управы, которые поднесли хлеб-соль. Пропустив церемониальным маршем прибывшие на вокзал войска, Верховный правитель отправился в сопровождении встретивших его депутаций в кафедральный собор, где епископом Григорием было совершено молебствие…
В 4 часа дня в помещении Уральского горного училища состоялся устроенный городским самоуправлением торжественный обед в честь прибытия Верховного правителя. На обеде был произнесен ряд речей. Председатель городской думы приветствует Верховного правителя не только как храброго воина, но и как опытного и мудрого администратора... Главный начальник Уральского края отмечает в своей речи, что хотя помыслы и деятельность правительства направлены по преимуществу на удовлетворение нужд фронта, но оно не оставляет своими заботами и государственное хозяйство, которое постепенно входит в норму. – Я верю, – заканчивает оратор, – что наше правительство, возглавляемое Верховным правителем, освободит Россию и дойдет до Москвы. Я пью за возрождение и процветание Родины!. – Генерал-лейтенант Гайда приветствует адмирала Колчака от лица Сибирской армии, как Верховного главнокомандующего. Представитель биржевого комитета указывает, что торгово-промышленный класс давно пришел к выводу о необходимости для спасения России установления в ней единой и твердой власти... Взявший на себя тяжесть верховной власти, адмирал Колчак придерживается в своих государственных делах лозунга, провозглашенного им в его прекрасной декларации: он доказал свою решимость не идти «ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности»… Епископ Григорий… обращается к теперешней власти и сравнивает ее носителя, адмирала Колчака, с библейским Моисеем, который с Божьим благословением выведет русский народ в страну обетованную. Английский консул м-р Престон указывает, что если Западная Европа может ошибаться в своих суждениях о происходящем в России, то представители союзных держав, бывшие очевидцами русской революции, хорошо знают, что такое большевики, и потому искренне желают русскому народу успеха в борьбе с ними».[234]
В ответной речи, по отчету газеты, Колчак отметил, что «борьба с большевизмом не окончится и в Москве. В Москве окончится борьба с большевиками. Но большевизм, как отрицание государственности, морали, долга и обязательств перед страной, есть явление, широко охватившее страну, требующее упорной и объединенной борьбы власти и общества».
Надо отметить, что подобный взгляд Колчака на большевизм был в то время характерным для основной массы его противников. Это и понятно: ведь на том этапе большевики олицетворяли собой прежде всего разрушение. Когда же впоследствии им пришлось созидать – особенно после того, как стало ясно, что «мировой революции» на горизонте не предвидится, – то им пришлось строить и новую государственность, и новый патриотизм, и свой моральный кодекс. Более того, в дальнейшем они, начинавшие свою деятельность с лозунга «отмирания» государства, в противоположность этому создали такое государство-монстр, безраздельно контролировавшее все стороны жизни общества, какого еще не знала мировая история.
230
Будберг А.В. Указ. соч. – С. 240–241.
231
Там же. С. 306.
232
Там же. С. 251–252.
233
Цит. по газете «Сибирская речь», 1919, 28 февраля.
234
Отечественные ведомости. 1919, 28 февраля.