Страница 4 из 45
– Мы так рады, что ты приехал к нам, Ноа, – сказала она. – Мы так давно не видели тебя.
Ее сестра Эзми согласно закивала головой и подала ему тарелку с ветчиной.
– Конечно же, когда садишься в поезд и едешь к тебе в гости в Нью-Йорк – то все это здорово. Как бывало все эти годы… Но теперь нам стало так трудно…
Он сумел подхватить тарелку из рук Эзми буквально в последнюю долю секунду, предотвратив падение ветчины на ярко-оранжевую скатерть стола, над которой висел густой белый туман. Он снова всмотрелся в этот туман, образующийся от сухого льда, помещенного в декоративное блюдо в форме тыквенного фонаря. Его хозяйки, кажется, были совершенно очарованы производимым эффектом, и Ноа решил не говорить, что еда из-за этого тумана совершенно остыла. Он съел большую порцию деревенской ветчины, а затем отставил тарелку в сторону.
…ездить в поезде, – продолжала Лавиния с того самого места, где остановилась Эзми.
– Мой артрит, знаешь ли. Но, Боже мой, как мы соскучились по тебе! Теперь, когда Ребекки больше нет с нами, ты ведь единственный, кто у нас есть.
Его мать, Ребекка, была их младшей сестрой и умерла два года назад. Упоминание ее имени вызвало у Ноа приступ грусти. Его мать, наиболее здравомыслящая и рассудительная из трех сестер, была любима и обожаема своим мужем, брокером с Уолл Стрит, и сыном.
– Ты наш единственный живой родственник, – добавила Эзми.
Цвет волос Эзми находился где-то в диапазоне цветового спектра между розовым и клубничным. Ноа с удивлением отметил, что его тетушки совершенно не изменились. Прошедшие годы добавили им лишь несколько морщинок.
– Мне следовало бы приехать раньше, – чистосердечно признался он. – Я тоже соскучился по вас, но моя юридическая практика требует, чтобы я работал восемнадцать часов в день.
Эзми понимающе улыбнулась ему, и от этого он почувствовал себя даже хуже, чем когда объяснял, почему так долго откладывал свою поездку к ним.
– Молодые люди так много работают теперь, – сказала она. – Налей себе еще чая со льдом, дорогой.
– С удовольствием, – ответил он и быстро потянулся за массивным чайником.
– А ты знаешь, что твоя мать родилась в этом доме?
– Да, тетя Лавиния.
Он бросил взгляд на выцветшие обои, которые в некоторых местах отклеивались от стены, и подумал, что, наверное, его мама сидела за этим же самым столом, будучи еще совсем маленькой девочкой, и смотрела на тот же самый рисунок тех же самых обоев. Он совершенно точно знал, что его тетушки были материально хорошо обеспечены, но, судя по всему, они не придавали большого значения тому, как все выглядит, за исключением Кануна дня всех святых.
– Как хорошо, что сейчас ты с нами, – сказала Лавиния. – Этот дом и весь город были родными для твоей мамы. Тебе надо получше узнать их.
– И сейчас как раз такое подходящее время, – сказала Эзми, и морщины на ее щеках исчезли в лучезарной улыбке, которую она послала Ноа.
– Сейчас все празднуют Канун и все надеются, что в этом году легенда опять претворится…
Он вздрогнул. Раиннон тоже упомянула легенду.
– Раиннон говорит, что лучше, чем сейчас, роз никогда не было, – сказала Лавиния.
При упоминании об этой женщине, которую он никак не мог выбросить из головы, его пульс участился. Он отложил свою вилку и оперся о край стола.
– Я уже познакомился с Раиннон сегодня в городе.
Лавиния радостно всплеснула руками.
– Как это замечательно! Она такая чудная девушка. Мы очень…
– ..ее ценим, – закончила Эзми вместо нее.
– Она… маленькая чародейка, – сказал он и сразу же пожалел об этом. И это говорит он, умный, интеллигентный, логично мыслящий человек, получивший прекрасное образование и хорошую работу, известный среди коллег своим красноречием. Как бы там ни было, сейчас он почему-то не мог ясно выразить свои чувства. Все и правда выглядело так, будто Раиннон околдовала его.
Эзми замахала руками, непосредственным результатом чего явилось то, что туман над столом рассеялся, и стало видно блюдо со сладким картофелем, который она и положила себе в тарелку.
– Чародейка, дорогой? Она что, надела какой-нибудь колдовской костюм?
– Нет, она была вся в черном, как ее кот. Кстати, вы когда-нибудь замечали, что цвет глаз у ее кота совершенно такой же, как у нее?
Лавиния радостно закивала в ответ в знак согласия.
– Замечательный оттенок голубого, правда же? Я просто обожаю цвет ее глаз.
– Да, но для кота… Довольно странно, не так ли?
– Ты просто плохо разбираешься в них, дорогой, – ответила Лавиния.
– Потому что у твоей матери на них была аллергия, – добавила Эзми. Он непроизвольно сжал кулаки.
– Я знаю, что мало общался с котами, но все-таки разбираюсь в них немного, и я уверен, что в ее коте что-то нечистое. Вы знаете, что она назвала своего кота именем кота в Макбете?
– Теперь, когда ты сказал об этом, я начинаю считать, что он и вправду выглядит по-шекспировски. У него такая заостренная мордочка, такие восхитительные усы.
Лавиния улыбнулась.
– В нем что-то королевское.
Стараясь сохранять выдержку, он сказал:
– Кот в Макбете не был королем. Там он был одним из сообщников ведьмы, а этот кот буквально привел меня к Раиннон.
– В высшей степени благоразумно с его стороны и чрезвычайно удобно для нас. Мы собирались познакомить тебя с Раиннон, а теперь в этом нет необходимости.
Лавиния посмотрела на свою сестру, как бы ища ее поддержки и желая удостовериться, что она также очень довольна действиями кота.
Улыбка Эзми подтверждала это.
– Греймокин – просто прелесть. Мы ему носим вкусненькое время от времени.
– Надо будет обязательно к нему съездить, – сказала Лавиния. – К нам сюда так далеко от города он не приходит.
Нов вздохнул. Его тетушки были очень милыми, но, к сожалению, немного не в своем уме. Нет, надо будет обязательно выбросить Раиннон со своим котом из головы и помнить, ради чего он приехал сюда, в Вирджинию. Он почувствовал себя увереннее. Нов привык заниматься проблемами своих клиентов, а у его тетушек, судя по всему, были сложности, – Теперь о том письме, которое вы мне послали, тетя Эзми и тетя Лавиния. Вы написали мне, что получили предложение продать свой участок земли по очень хорошей цене. Из письма, хоть вы и не писали об этом, я почувствовал, что вы встревожены.