Время делать ставки

Подходя к своему нескладному, но очень уютному дому, я чувствовала, как утихают во мне волнения и потрясения сегодняшнего дня. Их было много, слишком много, чтобы дать спокойно уснуть, не перебрав всех перипетий: знакомство с врачами, беседа с Гириным, всполошенный и косноязычный Сванидзе, назначающий свидания на окраинах, веселые ребята Звягина, убийство Кириллова, побег с загородной виллы, и, наконец — звонок Ноябрины Михайловны, вслед за которым открылось новое преступление: похищение Алексаши и убийство его сына Игната. Да и сама Ноябрина Михайловна госпитализирована.

Это если не упоминать аврального прилета Сереброва, о котором сообщил мне босс. Да и самого босса что-то долго в офисе не было. Сейчас надо будет у него спросить…

Я вынула ключи и открыла входную дверь. В приемной был включен на полную мощность верхний свет. Я подумала, что Родиону Потаповичу, на которого иногда находили соображения экономии и он начинал проверять платежки по коммунальным услугам, следовало быть повнимательнее.

На пороге валялся ботинок. Я подумала, что проклятый шарпей Счастливчик в очередной раз проник в обувной шкаф и распотрошил его до основания. Хотя нет… не может быть. Счастливчика-то забрали в Тверь.

— Босс! — позвала я. — Я вернулась. Ну и веселый был день, скажу я вам, босс. Сейчас зайду к вам и расскажу все по порядку.

И я направилась к нему в кабинет. Дверь была чуть приоткрыта, и я не глядя толкнула ее.

— Босс, я…

Слова застыли у меня на губах, а я застыла от ужаса. Нет, день еще не кончился… он еще не кончился, этот проклятый день!!!

Прямо передо мной в своем кресле полусидел мой босс. Лица его я не видела, потому что босс уронил голову на крышку стола. Его кудрявые волосы слиплись от крови. По поверхности столешницы растекалась лужица крови.

По столу были раскиданы осколки хрустальной вазы, которая обычно стояла на журнальном столике. Осколки же валялись и на ковре.

— Родион… Пота… — вырвалось у меня, но остаток фразы предательским сухим комом застрял в горле. Я увидела такие подробности, которых не смогла охватить первым взглядом.

В правой руке босса был пистолет. Его, босса, пистолет. Он любил все немецкое, и это был его «вальтер». Мои колени подогнулись, и я мягко скользнула на пол.

Господи, он застрелился!!

…Нет. Этого не может быть.

12

Постаравшись быстро прийти в себя, я приблизилась к столу и осторожно приподняла голову Родиона Потаповича. Слава богу! Слабый, нитевидный пульс едва прощупывался. Но он жив, жив! Второй раз за вечер я набрала номер «Скорой»…

Только после этого, оглянувшись, я увидела то, что доныне ускользнуло от меня.

На диване, который обычно облюбовывали наши посетители, сидел, точнее, полулежал мужчина. Его массивный корпус был неподвижен. Он сидел, склонив голову на плечо. Его можно было бы принять за спящего, если бы не одно «но».

Этим «но» была красная точка пулевого пробоя на лбу и спускающаяся из него до переносицы ниточка крови.

Я вздрогнула и откинулась назад всем телом, потому что узнала убитого.

Это был Иван Алексеевич Серебров. Сильвер.

Но что он делал в нашем офисе и как разыгралась эта трагедия?

Одной «Скорой» теперь не обойдешься. Я набрала 02 и скрепя сердце произнесла:

— Убийство на Сретенке. Записывайте точный адрес…

После этого, подумав, я позвонила Сванидзе. Он взял трубку на десятом гудке и пробормотал затухающим сонным голосом:

— Ну, кого еще?..

— Это Мария, слушай сюда, Эдуардыч. Приезжай немедленно к нам в офис. По пустякам мотаешься, а тут такое… Ты все-таки в прокуратуре по нашему округу, не исключено, что это дело тебе поручат.

— К-какой округ? — сонно лепетнул он. — К-как-кое еще дело?..

— Мокрое, — отчеканила я. — Родион валяется с разбитой головой, а еще у нас тут наличествует труп Сереброва. Вот такие дела!

Сванидзе на том конце трубки издал непонятный сдавленный звук, а я сказала: «Жду!» — и бросила трубку.

Я осмотрелась по сторонам и, стараясь ничего не задевать, начала обследовать кабинет. Я быстро наткнулась на чужеродный предмет, которого никогда не видела у Шульгина ранее. Предмет лежал на полу у ног Сереброва.

Это был маленький диктофон, которые обычно используют журналисты. У нас таких отроду не водилось, Родион использовал куда более совершенную звукозаписывающую технику. Даже Валентина, которая была очень демократична в своих пристрастиях, никогда не пользовалась такой примитивщиной. Да и зачем ей диктофон?

Я вынула из сумочки спецперчатки, очень тонкие, почти не снижающие чувствительности ощущений. Такие перчатки остряк Сванидзе именовал «наручными презервативами». Юмор сомнительный, но по существу — верно. Я взяла в руки диктофон. В нем была кассета. Она была отмотана до самого конца. Я отмотала чуть вперед: тишина. Я отмотала побольше. Опять тишина. Я перемотала кассету на самое начало и снова включила воспроизведение. Та же тишина. Я уже хотела выключить, как вдруг услышала звук захлопываемой двери: это пошла запись.

Я с трепетом стала слушать.

«— Это вы будете Родион Шульгин, да? (Я узнала могучий голос Сереброва, сейчас лежавшего передо мной на диване мертвым.)

— Да.

— Моя фамилия Серебров. Я хотел с вами поговорить. (В голосе говорившего слышались откровенная агрессия и вызов.)

— Вы, бесспорно, можете со мной поговорить, но вовсе не обязательно держаться такого тона.

— Вы еще меня учить будете, что ли? Ладно, епта! Нечего трепаться попусту. Мне сказали, что это ты похитил моего сына! Мой сын исчез и… (Серебров издал что-то вроде рычания.) Это ты, бля, это ты!

— Иван Алексеевич, если не ошибаюсь? Так вот, Иван Алексеевич, смею вас заверить, что вы ошиблись. Я не похищал вашего сына. Отнюдь.

— Что же тогда ты и твоя вонючая конторка суете в это свой нос? Я знаю, епта, что у тебя рыло в пуху. Отвечай!!

— Я не понимаю, господин Серебров, на основании чего мы можем с вами дискутировать. Мне кажется, что вы не привели никаких доказательств, говорящих в пользу вашей версии. Вы не привели имени человека, который навел вас на эту версию, бесспорно, являющуюся абсурдной. И поставьте на место вазу, очень вас прошу. Вы ее разобьете.

— Ничего!!

— Так я жду имя вашего осведомителя.

— Имя?! Мне назвать имя, да, бля? Ты очень этого хочешь, гнида? Нет ничего проще, епта! Пожалуйста! Разуй глаза и смотри же, тва-а-а!..»

И я услышала звук выстрела. Пауза. Потом послышался невнятный возглас, короткий вопль, в котором я с ужасом и не сразу определила голос своего босса. Тупой отзвук удара. Потом пролился звон разбитой вазы, чьи осколки валялись сейчас на столе босса и на ковре.

После этого до самого конца кассеты шла тишина. Абсолютная, не разрываемая ни единым звуком. Тишина продолжалась до тех пор, пока не послышался звонок в дверь.

Это приехала «Скорая».

Невесть к чему вспомнив Абрама Ицхаковича Гирина, славного и частого пользователя скорой медицинской помощи, я пошла открывать…

На этот раз отделаться так легко, как на квартире Сереброва, мне не удалось. Менты просидели до утра, снимая отпечатки пальцев и шаря по дому. Меня подвергли тройному допросу: первый — до приезда Сванидзе, второй — после, с участием Берта Эдуардовича, уже бывшего при исполнении и потому совершенно не улыбавшегося. Третий же раз я повторила свой рассказ при каком-то сером человечке, на которого я сразу почему-то подумала, что он из ФСБ. Серый человек приспускал очки и улыбался одним углом рта…

Родиона, так и не пришедшего в сознание, увезли в больницу; Ивана Алексеевича — в морг. Самое интересное, что на опознание вызвали Звягина. Это мне сообщил Берт.

— Ну что же, — сказал Сванидзе, когда мы наконец остались наедине, — мутное дело. Непонятно мне, с чего это вдруг Родиону понадобилось убивать Сереброва.

— Ты думаешь, что Сереброва убил Родион? — ахнула я.