Время делать ставки

В первых рядах зрители привстали.

Мы скрестили мечи так, что полетели искры. Мечи были туповатыми, так что смертельная рана могла быть нанесена только ударом огромной силы. Зато наше оружие исправно выбивало целые снопы искр. Мы кружили по арене, как две женщины-волчка, время от времени выметались вперед руки в разящем взмахе, и навстречу летел меч соперницы.

Неудивительно, что в гладиатор-шоу было много бывших каскадерш. Первые минуты у меня возникло впечатление, что я нахожусь на съемках исторического фильма.

Наверное, моя соперница не была в такой власти иллюзий, потому что, как оказалось, она действовала гораздо эффективнее. Она была быстра, как молния. Будь я помедленнее, один из ее верхних ударов пробил бы мою защиту и обрушился бы на шлем. А это оглушило бы напрочь. Но я все-таки сумела выставить защиту, воспользовавшись тем, что была вообще-то более гибкой и пластичной.

Зато Ольга лучше владела мечом. Один из ее ударов был такой силы, что я не удержала рукоять, и мой собственный меч, кувыркнувшись, упал на арену, которая немедленно полыхнула багрово-красным. Словно предвещая мой скорый проигрыш и — конец.

— Ну нет… — пробормотала я сквозь зубы и выстелилась в длинном прыжке: достать, достать оружие!

Ольга сменила тактику молниеносно. Вместо того чтобы препятствовать мне достать меч, она швырнула в меня своим щитом и угодила точно в гребень шлема. Вам когда-нибудь били по голове металлическим подносом из советских столовых, таким увесистым, словно его изготовили на танковом заводе? Вот и мне — нет. А ощущение было примерно такое, что мне врезали целой стопкой таких подносов. Я перевернулась на спину, перед глазами неистово пульсировало, но у меня хватило еще сил и ловкости выставить перед собой щит и синхронно ударить ногой, когда Ольга возникла надо мной и взмахнула мечом. Удар попал ей в голень, и ее счастье, что он вышел скользящим, иначе кость пошла бы на излом.

Но и скользящего хватило для того, чтобы она потеряла равновесие и грохнулась прямо о щит. Ох, и тяжелой она мне показалась! Я напрягла все усилия и смахнула полуоглушенную соперницу с себя.

Она растянулась рядом со мной, и я услышала, что она пробормотала:

— Ты… полегче! Ты должна… ты должна проиграть!

— Как бы не так, — ответила я немногим громче и вскочила на ноги. С некоторым замедлением, которого мне, впрочем, не хватило, чтобы ее ужалить, Ольга тоже поднялась на ноги. Ее лицо было искажено.

С лож слышались подбадривающие и негодующие крики. Кто-то требовал замочить «беленькую» немедленно. Не дождетесь! И вы, Родион Потапович, не дождетесь!

Следующие три минуты мы танцевали на арене друг против друга, уже совершенно придя в себя и теперь демонстрируя всю пластику, все совершенство своих тел. Равенство сил не поколебалось парой-тройкой выпадов и рубящих ударов с обеих сторон. Я поняла, что тогда, в первую нашу встречу в тренажерном зале Гены Благовещенского, Ольга не показала всего, на что способна.

Время от времени я поворачивала голову и смотрела на Ованесяна, развалившегося в своей ложе. Думаю, мне в самом деле не составило бы труда попасть в него дротиком, как смогла это сделать одна из пяти тех девушек…

А Родион стоял в своей ложе, приложив руку к щеке. Или он… говорил по телефону?

Вскоре мы уже не без труда переводили дыхание. Туники липли к телу. Воздух свистел, разрываемый в клочья. От постоянной смены под ногами цветов арены нарушалась координация и ориентировка в пространстве. Такое не могло продолжаться бесконечно. Кто-то должен был ошибиться.

И это сделала Ольга.

Она слишком далеко отставила в сторону свой меч, стараясь вывести себя из сферы досягаемости, и тут я бросилась на нее и, развернувшись в воздухе, ударила ногой по щиту, а мечом — по руке Ольги. Она успела отдернуть кисть, удар пришелся на перекрестье рукояти. Меч упал на пол, я перекинула свое оружие из одной руки в другую таким молниеносным движением, что в жирных VIP-ложах кто-то рыхло охнул от восхищения, и произвела длинный колющий выпад в корпус соперницы!!

Непостижимо, но Ольга еще успела закрыться от моего меча щитом, выставила вперед защищенный металлическим налокотником локоть — но я перехитрила ее. Я развернулась к ней спиной и, упав на арену ей под ноги и изогнувшись «березкой», ударила ее в грудь сложенными вместе ступнями. Элемент восточных единоборств в сочетании с акробатикой принес успех: ее откинуло метра на три, она потеряла щит и один из налокотников. Из всего вооружения при ней оставался только шлем.

Я сделала два шага и оказалась над ней. Меч скользнул по тунике и застыл в ложбинке между ключицами.

— А ты сказала, что я проиграю! — вырвалось у меня.

По арене заструились оранжевые сполохи, лучи светового шоу зашарили по вяло шевелящейся Ольге, а потом перекинулись на меня. Голос ведущего прогремел:

— Граждане! Ваше слово! Даруем ли мы побежденной жизнь или отдадим ее в красные лапы смерти?

Этот паразит, сидевший в своей комментаторской кабинке, как червь в прогрызенном яблоке, еще и прибегал к поэтическим метафорам! Я подняла глаза и обвела взглядом ложи, задержав взгляд на Храмове. Он смотрел не на меня, не на арену, не на соперницу у моих ног, он смотрел на Ованесяна, который, по его расчетам, должен был уже быть мертвым.

И этот предательский взгляд выдал Храмова с головой. Если я еще и сомневалась, то теперь все было ясно. Геннадий сказал правду: заказчиком был Михаил Храмов.

Я произнесла это так тихо, что едва ли мои слова могли услышать зрители даже ближайших лож, хотя они находились не более чем в пяти метрах от меня:

— Ну что, Оля, кажется, ты проиграла.

— Ты… ты не то делаешь, — пробормотала она. Глаза ее мутно ворочались в глазницах, было видно, что боль и общее потрясение еще не миновали.

Я встала на одно колено, не убирая меча с ее груди, и ответила:

— Со мной — это тебе не с Храмовым трахаться. Кстати, он, кажется, недоволен, что я тебя вот так на лопатки… Он предпочитает сам тебя на лопатки укладывать, да чтобы помягче было, а не на эту чертову арену!..

— Храмов… его…

— Он, кстати, на тебя поставил, — ядовито продолжала я, — так что, вероятно, досадует. У него вообще много поводов для досады сегодня будет.

— Вот это верно, — слабо проговорила она, уже ощутимо шевельнувшись, — правильно… Да убери ты от меня свою железку… еще заколешь, курица!

— Курица? А ведь еще недавно я была утка. Подсадная. Какое несоответствие, а?

— Ты — не утка, — сказала она, приподнимая голову в шлеме. Из-под него вытекала тонкая струйка крови. — И даже не курица. Ты — овца! Что ты… творишь? Ты же все сорвешь…

— Я ничего не сорву! Вот этот придурок, древнеримский комментатор, который орет на весь зал, он, наверное, сорвет голос. Хотя глотка у него луженая.

«Древнеримский комментатор» тем временем продолжал усердствовать, взывая к членам клуба. Пять или шесть милосердных граждан решили даровать Ольге жизнь, тогда как все остальные, рассерженные, надо думать, ее неэстетичным падением, приговорили ее к смерти.

Мне оставалось только нажать на рукоять меча — и лезвие пришпилит мою соперницу к арене, как бабочку к картонному листу энтомолога.

Я повернула голову и вдруг натолкнулась взглядом на моего босса. Он встал на своем месте и, перегнувшись вперед так, что едва не вываливался из ложи, усиленно жестикулировал. Я не успела разобрать, что, собственно, он хочет мне сказать, потому что лимонные лучи прожекторов и софитов сменились лучами багрово-красными, алыми, а под ногами словно разлилось пурпурное море. Спецэффекты шоу, как всегда, великолепные, и голос ведущего, захлебывающегося на ломаной латыни: «Morituri te salutant!», помешали мне понять смысл жестов Родиона. Что же, я должна убить Ольгу? Это же будет фарс, мерзкий, фальшивый, и…

Продолжить цепочку мыслей мне было не суждено. Ольга выскользнула из-под моего меча, как змея. Ударом ее колена меня отбросило в сторону. Следующим ударом она вышибла у меня меч и, как тогда, в тренажерном зале, зажала мне шею в жестоком захвате. Мы покатились по арене. «Древнеримский комментатор» зашелся в вое. Зрители вскочили со своих мест, наблюдая за схваткой. Их лица слились у меня перед глазами в одно кривляющееся, грохочущее, скалящееся лицо, многоглавый и многорукий калейдоскоп-дракон!