Страница 13 из 14
– Да, верно.
– И что же? Вам не хотелось бы подумать над этим кодом?
Форд внимательно посмотрел на блокнот, однако опять не сделал ни единого движения.
– Взгляните, – попросил Том, протягивая книжку.
Поколебавшись, Форд ответил:
– Нет, спасибо.
– Почему же нет?
– Потому что я предпочитаю отказаться.
От такого высокомерного ответа Том начал злиться:
– Разве это причина? Дочь того человека, вероятно, понятия не имеет, что ее отец погиб. Может, она с ума сходит от беспокойства. Я дал слово умирающему, и я сдержу свое обещание, а вы единственный из известных мне людей, способный помочь.
– Прошу прощения, Том, но помочь я вам не могу.
– Не можете помочь или не станете помогать?
– Не стану.
– Боитесь ввязываться, потому что здесь замешана полиция?
Монах сухо улыбнулся, и его грубое лицо испещрили складки.
– Вовсе нет.
– Тогда почему?
– Я оказался в монастыре не случайно: я хотел уйти именно от такого рода вещей.
– Не уверен, что понимаю вас.
– Меньше чем через месяц я приму монашеский обет. Быть монахом не значит просто носить соответствующее одеяние. Речь идет о начале новой жизни. А вот это, – Форд показал на блокнот, – отбросит меня в мое прошлое.
– В ваше прошлое?..
Уайман посмотрел куда-то за реку, нахмурив морщинистый лоб и задвигав костлявой челюстью.
– Да, в мое прошлое.
– Туго вам, наверное, пришлось, раз вы скрылись в монастыре.
Форд сдвинул брови.
– Монахи не стремятся скрыться, убежать от чего-то, они, наоборот, стремятся к чему-то – к живому Богу. Но пришлось мне туго, это верно.
– Что произошло? Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего... Я, кажется, отвык от докучных вопросов, которые в миру слывут неотъемлемой частью беседы.
Такой отпор уязвил Тома.
– Извините. Я позволил себе лишнее. Жена называет меня упрямцем, и она права. Прицеплюсь к чему-нибудь, вот как сейчас, и никак не могу отвязаться. Правда. Извините.
– Не извиняйтесь. Вы делаете то, что кажется вам правильным, и это верно. Просто я не тот человек, который в состоянии вам помочь.
Том кивнул, они поднялись. Монах отряхнул пыль с сутаны.
– Уж простите, что так вышло. По-моему, вам не составит труда расшифровать тот код. Большинство самодельных кодов – это так называемые «шифры для идиотов»: идиот зашифровал, идиот и расшифрует. Цифры заменяются буквами. Вам понадобится таблица частотности английского языка.
– Что это такое?
– Список наиболее часто и наиболее редко встречающихся букв. Нужно сличить таблицу с наиболее частыми и наиболее редкими цифрами кода.
– Вроде несложно.
– Это в самом деле несложно. Готов поспорить, вы в момент взломаете код.
– Спасибо.
Форд замялся:
– Дайте-ка мне взглянуть одним глазком. Может, сумею расшифровать прямо сейчас.
– Вы точно не против?
– Ну, не укусит же он меня.
Том дал монаху блокнот. Форд полистал его, подолгу вглядываясь в каждую страницу. Прошло пять долгих минут.
– Странно, он кажется мне гораздо более мудреным, чем какой-нибудь подстановочный шифр.
Солнце опускалось в каньон и заливало бесчисленные арройо[7] ярким золотистым светом. Вокруг носились ласточки, их крики отражались от каменистых склонов. Внизу тихо журчала река.
Форд захлопнул блокнот.
– Я подержу его несколько дней. Циферки занятные, есть над чем подумать.
– Так вы все-таки меня выручите?
Монах пожал плечами.
– Мы поможем той девушке узнать, почему погиб ее отец.
– После того, что вы мне сказали, я себя довольно неловко чувствую – этот блокнот...
Форд махнул огромной рукой.
– Иногда я слишком все абсолютизирую. Ничего страшного не случится, если я чуток поломаю голову над шифром. – Монах прищурился на солнце. – Ну, я, наверное, пойду.
Он пожал Тому руку.
– Восхищаюсь вашим упорством. В монастыре нет телефона, зато есть выход в Интернет через спутниковую антенну. Я вам напишу, когда расшифрую код.
13
Доходяга Мэддокс помнил, как впервые несся по Абикью на угнанном мотоцикле «харли». Теперь Джимсон сделался одним из многих типчиков, сидящих за рулем «рейнджроверов» в брюках цвета хаки и рубашке поло от Ральфа Лорана. Да, Мэддокс и впрямь преуспел в этой жизни. За пределами Абикью дорога шла вдоль реки, мимо зеленых полей люцерны и тополиных рощиц, затем выходила в долину. На 96-м шоссе Джимсон свернул налево, миновал насыпь и поехал, держась западного края долины, над которой возвышалась гора Педернал. Еще через несколько минут показался другой поворот, а там до жилища Бродбента оставалось уже совсем немного. На ветхой деревянной дощечке было намалевано от руки: «Кацонес».
Грунтовая дорога выглядела запущенной. Параллельно ей бежал ручеек. По обеим сторонам виднелись небольшие коневодческие фермы, занимавшие от сорока до восьмидесяти акров и носившие броские названия вроде «Друзья» и «Оленья ложбина». Мэддокс слышал, что ранчо Бродбента называется очень странно: «Сакия Тара». У ворот Джимсон притормозил, проехал еще четверть мили и припарковал машину в зарослях каменного дуба. Вылез, тихонько прикрыв дверцу. Вернулся к дороге и убедился: автомобиль оттуда не просматривается. Три часа дня. Бродбента наверняка нет, он на работе или вообще уехал. Говорят, у него есть жена Салли, которая занимается скаковыми лошадьми. Интересно, какая она из себя?
Мэддокс перекинул через плечо рюкзак. Первым делом надо разузнать, что да как. Он свято верил в необходимость предварительной разведки. Допустим, никого нет, тогда он обыщет дом, заберет книжку и смотается. Если же дома женушка, то задача даже облегчится. Мэддокс еще не встречал людей, которые проявляли бы несговорчивость под дулом пистолета.
Сойдя с дороги, Джимсон пошел вдоль ручья. Тонкая струйка воды, постоянно исчезая, мелькала среди белых камней. Ручей сворачивал налево, протекал через рощицу, состоявшую из тополей и дубов, затем скрывался за углом старой конюшни. Двигаясь медленно и осторожно, чтобы не оставлять следов, Мэддокс перелез через колючее проволочное ограждение и пробрался за конюшню. Скорчившись, раздвинул кроличьи кусты. Он хотел увидеть дом сзади.
Мэддокс смотрел внимательно, запоминал: низкое саманное строение, несколько загонов, пара лошадей, кормушки, корыто. За загонами помещался манеж. Жена Бродбента крепко держала корду, висевшую у нее на локте, – по манежу кругами ходила лошадь, на которой катался ребенок.
Мэддокс поднес к глазам бинокль, навел его на Салли. Джимсон смотрел, как она поворачивается вслед за лошадью: лицом, боком, спиной, снова и снова. Ветер растрепал ее длинные волосы, и Салли подняла руку, смахивая их с лица. Эге, да она просто куколка!
Мэддокс перевел бинокль на ребенка. Какой-то умственно отсталый, даун, что ли.
Мэддокс принялся оглядывать заднюю часть дома. Рядом с дверью – венецианское окно кухни. В городе говорили, что Бродбент при деньгах, – называли его толстосумом. Будто ветеринар вырос в особняке с прислугой и всякими там дорогими картинами да старинной мебелью. Папаша Бродбента умер год назад и оставил сыночку сто миллионов. Глядя на дом, никогда не подумаешь. Какое уж тут богатство – ну, дом, конюшня, лошади, пыльный двор и садик, ну, «интернэшнл скаут» в открытом гараже и еще старый фургон «Форд-350» под отдельным навесом. Имей Мэддокс сто миллионов, черта с два он жил бы в такой дыре.
Мэддокс положил рюкзак на землю. Достал записную книжечку и остро отточенный карандаш, из тех, какими пользуются художники, принялся набрасывать план двора и дома. Через десять минут он ползком обогнул конюшню и продрался через какой-то куст, чтобы с другой точки зарисовать передний двор и боковые дворики. Сквозь приоткрытые дверцы, ведущие в патио, осмотрел скромную гостиную. Сам дворик был вымощен плиткой; там стоял мангал и несколько стульев. Чуть дальше – газон. Никаких наворотов вроде бассейна. Дом казался пустым. Мэддокс надеялся, что Бродбент уехал, по крайней мере его «шевроле» 57-го года в гараже не стоял, а этот тип вряд ли доверит свою колымагу кому-нибудь другому. Мэддокс не заметил ни конюха, ни работников, а ближайшие соседи жили в четверти мили отсюда.
7
Арройо – сухое русло.