Сражение века

Во второй половине дня 20 ноября Паулюс на совещании в своем штабе впервые заговорил о серьезной опасности. Он предупредил штаб, что может создаться критическая обстановка. Но он был еще сдержан. В общей путанице, при разрывах в связи, в непривычной для них обстановке немецкие генералы еще не сориентировались.

Только к вечеру 20 ноября начали поступать сообщения к Паулюсу о полном разгроме не только румынских частей, но и немецких частей резерва.

Паулюс переменил местонахождение командного пункта, но уже в ночь с 21 на 22 ноября ему пришлось поспешно вновь искать более спокойное место.

Вечером 20 ноября мы в штабе 62-й армии еще не имели точных сообщений об обстановке в полосах наступления наших войск. Наше командование подводило итоги, все находилось в движении и надо было считаться с опасностью утечки информации в руки противника.

Нам ничего не оставалось, как нашими слабыми силами сковывать противника в городе. Мы ждали подхода и соединения с нами наступающих войск с севера.

21 ноября не принесло никаких изменений в городе.

По Волге по-прежнему шла шуга. Переправы не работали. Туман, снег. Даже в короткие перерывы в снегопадах вражеская авиация над нашими позициями не появлялась. Бои шли с прежним ожесточением, но скоплений противника для усиленных ударов наша разведка не наблюдала.

Хотя бы поэтому мы могли судить, что наше наступление развивается успешно.

А между тем Паулюс, командующий 6-й армией, метался с одного командного пункта на другой. Из Голубинской он бежал в район Гумрака ночью. В расположении его штаба началась паника.

Теперь мы знаем, что 21 ноября, поздно вечером, когда штаб 6-й армии спасался бегством от советских танков, в Нижне-Чирскую, где работала немецкая штабная радиостанция, пришла радиограмма от Гитлера. Она гласила: «Командующему армией со штабом направиться в Сталинград, 6-й армии занять круговую оборону и ждать дальнейших указаний».

Если Паулюс уже начал представлять себе размеры катастрофы, испытав на себе силу наших ударов, то в далекой немецкой ставке Гитлер еще тешил себя уверенностью в свою непобедимость.

Паулюс запаниковал.

Еще наши войска не сомкнули кольца окружения, а Паулюс 22 ноября в 18 часов радировал в штаб группы армий «Б»: «Армия окружена… Запасы горючего скоро кончатся, танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое. Продовольствия хватит на 6 дней».

Обрисовывая обстановку, в которой очутилась 6-я армия, Паулюс просил дать ему свободу в решении оставить Сталинград.

Гитлер немедленно отреагировал на эту попытку Паулюса. Он ответил: «6-й армии занять круговую оборону и выжидать деблокирующего наступления извне».

К концу дня 22 ноября мы уже из многих источников получали сведения, что наше наступление успешно развивается. Одним из источников информации был все тот же «солдатский вестник».

23 ноября в 16 часов части 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора А. Г. Кравченко и 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта под командованием генерал-майора В. Т. Вольского соединились в районе хутора Советский.

Кольцо окружения сомкнулось. В клещах оказались 6-я и часть сил 4-й танковой немецких армий в составе 22 дивизий общей численностью в 330 тысяч человек.

Вокруг событий, завершившихся окружением армии Паулюса, в оценке последних дней ноября сорок второго года и разгорелись послевоенные теоретические споры. До сих пор западные историки и бывшие гитлеровские генералы всячески муссируют предположения, а что бы было, если бы Гитлер предоставил свободу действий Паулюсу и Паулюс вывел бы свою армию из окружения?

Разбора этого предположения касаться не стоило бы, если бы за этими теоретическими рассуждениями не просматривалось бы желание реабилитировать прусскую военную школу, себя, взвалив всю ответственность за поражение на Гитлера, на его фанатизм.

Они утверждают, что Гитлер, только Гитлер, пользуясь неограниченной властью диктатора, завел их в донские степи, привел к Волге и в кризисном состоянии не нашел верного решения, отвергнув все разумные предложения.

Я не очень-то верю, что гитлеровские генералы выступали в тот час с разумными предложениями. Самым разумным для них было бы не начинать войны против Советского Союза. Дальнейшее все лежит в плоскости неразумного и преступного не только перед всем миром, но и перед своим народом, перед своей нацией.

А было ли разумным, если обращаться к Сталинградской операции в целом, растягивать свои коммуникации и вдали от основных баз снабжения, вдали от Германии на тысячи километров предпринимать наступление на Кавказ и штурмовать город, который мы решили защищать всеми силами? Разумно ли было этой армии втягиваться в уличные бои и продолжать штурм за штурмом, неся огромные потери, ослабив в то же время свои фланги? Тогда Паулюс не слал в ставку истерических телеграмм, а между тем то, что произошло в ноябре, закладывалось защитниками Сталинграда в августе, в сентябре, в ожесточенных кровопролитных городских боях в октябре. Тогда уже можно было предвидеть, куда поворачиваются события.

Контрнаступление наших войск на Волге было подготовлено всеми армиями Сталинградского направления, его готовила вся страна под руководством Коммунистической партии.

Обратимся к ноябрьским кризисным дням. 19 ноября началось наступление Юго-Западного и Донского фронтов. Паулюс еще не бьет тревоги. Он еще собирается наступать. Гитлер далеко.

19 ноября немецкие генералы еще не думают о поражении.

20 ноября переходит в наступление Сталинградский фронт. Раскрылся замысел Советского командования взять в клещи всю сталинградскую группировку противника. Они еще не кричат ни об окружении, ни о катастрофе, они еще не верят, что мы научились их бить в крупных масштабах на оперативных просторах. Паулюс и командование группы армий «Б» еще рассчитывают выйти из положения своими силами, а советские танки в это время стремительно стягивают кольцо окружения.

Еще нет приказа Гитлера занять круговую оборону. Паулюс неторопливо вводит в бой резервы.

А 22 ноября он кричит о катастрофе. Но поздно! 23 ноября кольцо замыкается.

Что же делать? Выводить войска из Сталинграда, прорываться из окружения?

Позволительно задать им вопрос: как они мыслили себе отрыв войск в условиях Сталинграда, в условиях городских боев?

Для этого войскам Паулюса пришлось бы бросить всю подвижную технику и все тяжелое оружие, всю артиллерию. Мы его пропустили бы сквозь такое сито нашего огня, что немногие выползли бы из развалин города.

Однако не вся армия Паулюса была стиснута в городе. Он имел много войск в районе города. Он мог их сосредоточить на узком участке фронта и нанести удар, скажем 23 или 24 ноября на прорыв. Допустим, что брешь он пробил бы и, бросив всю технику и всю артиллерию, вышел бы… в открытое поле. Горючее, как признает сам Паулюс, было на исходе.

Снег, метель, ледяная корка, удары наших войск. Что случилось бы при таких условиях с 6-й армией? Наполеон, бежав из Москвы, терял армию до Березины. Вероятно, Паулюс ее потерял бы в степях значительно раньше.

Вместо этого решения Гитлер потребовал от своих генералов, от Паулюса занять круговую оборону. Занять и держаться до последнего. Этим Гитлер приковывал к окруженным дивизиям численностью в треть миллиона пять наших общевойсковых армий. Эти пять армий могли бы на оперативном просторе значительно усилить наше наступление, дать нам возможность осуществить удар на Ростов-на-Дону и отрезать всю группу армий «А» на Кавказе, посадив и ее в столь же глубокий мешок, как и армию Паулюса. Армия Паулюса продержалась с 23 ноября по 2 февраля. В степи она была бы рассеяна, уничтожена и пленена в течение нескольких дней. За те бедствия и страдания, которые выпали на долю немецких солдат в Сталинграде, повинны целиком и полностью не только Гитлер, но и его генералы.