Сражение века

В центре обороны этой дивизии, на участке главного удара гитлеровцев, занимала позицию 76-миллиметровая батарея под командованием лейтенанта Серого и командира взвода управления лейтенанта Неделина.

— На каждый взвод приходилось по 200 осколочно-фугасных снарядов, докладывал Неделин. — Перед нами стояла задача: не пропустить фашистов через рубеж занимаемой обороны. Она была ясна каждому артиллеристу. Рано утром 23 июля показалась крупная танковая колонна, на некотором расстоянии от нее колонна грузовых автомашин с боеприпасами и горючим.

Вначале наша батарея открыла огонь по грузовым автомашинам. Часть из них загорелась, остальные повернули назад и стали уходить в глубь степи. Тем временем около двадцати танков врага, развернувшись, пошли в атаку. Впереди нас было два стрелковых взвода. Им не удалось сдержать эти танки, и бой приближался к огневым позициям нашей батареи. После первого залпа наших орудий фашистские танки остановились, хотя ни один из них не загорелся. Осколочно-фугасные снаряды были хороши против грузовых автомашин, но они были малоэффективны против брони.

Тем не менее командир батареи повторил команду: «Огонь!» — и мы стали бить прямой наводкой. Началась дуэль четырех орудий с двадцатью танковыми пушками врага. Для нас было непонятно, почему фашисты сразу не раздавили нашу батарею. Враг, видя, что мы ведем огонь и не отступаем, наверное, подумал, что наших сил на этом участке обороны очень много…

Вскоре над полем боя появились двухмоторные самолеты и начали бомбить и обстреливать нашу батарею. Вокруг батареи рвались снаряды тяжелых орудий, которые вели огонь из глубины. Приказа отступать мы не имели, да и отступать мы не могли, некуда и нельзя было по открытой степи передвигаться под непрерывными ударами авиации и артиллерии.

Мы решили остаться на месте и драться до последнего снаряда.

Вокруг нас все гремело и взлетало на воздух. Густая степная трава горела. Огонь снимал последнюю защиту — маскировку с наших орудий. У фашистов, по-видимому, недостатка в боеприпасах не было. Мы же, зная свои запасы, экономили каждый снаряд.

Около четырех часов дня командиры орудий стали докладывать с огневых позиций, что снаряды кончаются. На батарее осталось шесть снарядов… три… и, наконец, последний. И вот все стихло с нашей стороны. Но даже после того как мы замолчали, враг еще раз обрушил на нас мощный шквал огня и только после этого пошел в атаку.

Танки противника подошли вплотную к окопам, продолжая вести огонь из пушек. Из глубины нашей обороны ударили «катюши», и танки противника повернули назад. Наш командир батареи Серый был убит. В живых оставалось всего несколько человек, меня ранило осколками гранаты, которая разорвалась всего в двух метрах… Очнулся я уже в медсанбате дивизии, где узнал, что наша батарея после налета «катюш» сумела отойти на новые позиции.

Это лишь один из многих эпизодов, свидетельствующих о том, что гвардейцы 33-й и других дивизий дрались до последнего снаряда, до последнего патрона.

Такая стойкость воинов 33-й гвардейской и частей 192-й и 184-й стрелковых дивизий действительно сковала целых три дивизии противника. Эти три гитлеровские дивизии буквально застряли и были втянуты в невыгодный для них бой, который продолжался на узком участке фронта несколько дней. Соседние дивизии продолжали стоять в обороне, отбивая мелкие атаки противника.

Южнее Суровикино противник, несмотря на превосходство в силах, дальше реки Чир до конца июля не прошел. Он не развил свой удар 51-м армейским корпусом не только потому, что наносился с нашей стороны контрудар 204-й, 321-й стрелковыми дивизиями и 23-м танковым корпусом совместно с 229-й и 214-й стрелковыми дивизиями, как написано в книге «Великая победа на Волге», но и потому, что на его пути к Дону стояли 229-я и 112-я стрелковые дивизии. Последняя под командованием полковника И. П. Сологуба стойко вынесла большую часть удара 51-го армейского корпуса и задержала его выход к переправам через Дон. Если бы эта дивизия не успела занять оборону на фронте по железной дороге Новомаксимовский — Рычковский, то противник мог 27–28 числа выйти к переправам у г. Калач и тем самым соединиться с основной группировкой, действующей с северо-запада на Калач и сомкнуть свои клещи еще в конце июля.

На правом крыле 62-й армии продолжались тяжелые для нас бои. 24–25 июля командование 62-й армией решило наносить контрудары по прорвавшемуся противнику своими силами и приданными резервами. 26 июля Ставка потребовала от командования фронтом не только восстановить положение в полосе 62-й армии, но и отбросить противника за реку Чир.

Для выполнения этой задачи решением командующего фронтом вводились в сражение главные силы фронта — 1-я и 4-я танковые армии. В составе их четырех танковых корпусов и отдельных танковых частей насчитывалось около 600 танков. Из них большая часть легких танков с 22-мм пушкой. Шестьсот танков к тем, которые находились в составе 62-й армии, конечно, это была сила, способная не только остановить или восстановить положение, которое было до 22 июля, но и разгромить основные силы противника, действовавшие на правом крыле (северном) 62-й армии, отбросив их за реку Чир.

Отбросить противника за реку Чир, как ставилась задача фронту, — это значило предварительно разбить противника. Без этого, конечно, противника не отбросить. К этому времени главные силы 6-й полевой армии находились на правом фланге 62-й армии, а именно: 113-й пехотной, 16-й танковой, 3-й и 60-й моторизованных, 100-й легкопехотной, 305-й и 376-й пехотных дивизий. Эти силы противника, выйдя к реке Дон в районе Голубинский, нацеливались на юг, на переправу у города Калач, навстречу 51-му армейскому корпусу с 24-й танковой дивизией, наступающему с юга через реку Чир.

По решению командующего фронтом 1-я танковая армия под командованием тов. Москаленко К. С. наносила контрудар 27 июля в составе: 13-го и 28-го танковых корпусов, 158-й танковой бригады и 111-й стрелковой дивизии (все 1-й танковой армии) плюс 196-я стрелковая дивизия и другие правофланговые дивизии 62-й армии должны были с ходу нанести удар из района Калач на Верхне-Бузиновский как ближайшая задача. Это был не фланговый, а встречный контрудар против главных сил противника, наступающего в направлении Калача.

К первым числам августа вполне определилось, что контрудары наших танковых армий к разгрому группировки врага в большой излучине Дона не привели. «Контрудар не привел к разгрому группировки врага, прорвавшейся к Дону, но, как показали Последующие события, сорвал замысел противника окружить и уничтожить 62-ю армию, сыгравшую в дальнейшем вместе с 64-й армией основную роль при обороне Сталинграда[3]…».

Теперь-то в наши дни легче представить себе сложившуюся тогда обстановку. Мы сегодня можем сопоставить, что имели немцы, что имели мы. И нет в сегодняшних раздумьях спешки. Тогда не только день, но и час решал дело.

Ставка Верховного Главнокомандования, передав фронту две танковые армии и резервные стрелковые дивизии, имела основание рассчитывать на значительные результаты контрудара, даже на изменение всей обстановки на фронте.

Некоторые документы того времени могут объяснить нам столь далеко идущие расчеты Ставки.

Возьмем донесение командующего 62-й армии В. Я. Колпакчи, отправленное им Военному совету Сталинградского фронта накануне контрудара, нанесенного 1-й танковой армией. Вот как командарм обрисовывал обстановку на фронте своей армии на 25 июля 1942 года.

«1. Противник 25.7 активизировал наступление пехоты перед центром и левым флангом армии и продолжал подтягивать мотомехвойска для действий против правого крыла. Одновременно прорвавшиеся группы продолжали попытки дезорганизовать работу управления и выйти на Калач.

2. С правого фланга от 184-й и 192-й сд данных нет. Выслан еще один отряд связи на танках. 33-я гв., 181-я и 147-я сд удерживают занимаемые рубежи и отражают атаки.

3

А.М. Василевский. Дело всей жизни, М., Политиздат, 1974, стр. 209.