Страница 14 из 33
А что Маркета? Да что ж иного — стыдно ей. О, как желала бы она нынче подвергнуться пыткам, чтоб боль явилась доказательством ее ребяческой любви! Что же она сделает? Маркета бросается следом за отцом. В этот миг небо разверзлось и хлынул ливень; туча, подхлестываемая ветром, промчалась с бешеной скоростью. Колебания и сладостное смущение Миколаша — словно рукой сняло, и Козликово умиление — тоже поминай как звали. Снова орет он во всю глотку. Глупо глазеть на пленника, который к тому же еще и кобенится, ей-ей, жалкий мы учинили допрос, и сам я, и Миколаш! Козлик глядит вслед удаляющемуся Лазару. Фу, лучше бы суку на него натравить либо стрелу вогнать между лопаток. Лазар спешит, а рядом с ним бежит Маркета.
«Стойте! Сто-о-ой!» — вопит Миколаш, и вот он уже преградил им дорогу. Он что-то говорит; что же он так путанно говорит им? Сердится, да ведь Маркета и не думала уходить с Лазаром, не сбежала она — ах, не обращайтесь с ней столь сурово! Неужто эта красавица так быстро разонравилась вам? Разбойник в исступлении таскает ее за волосы. Рассудка можно лишиться от этого зрелища! Давайте-ка станем теперь посерьезнее! И дальше — ни слова об этом! Какое нам дело до чувства, которое дает волю рукам; что нам до комедиантских талантов самодуров, которые сперва истязают своих возлюбленных, а потом снова осыпают их ласками, словно в умопомраченьи?
Как, вы недовольны историей, приключившейся в старину? Неужто вам нисколечко не интересно слушать о лютых морозах, крутых нравом мужиках и обворожительных дамах? Неужто повесть наша в сравнении с роскошной сложностью современной литературы не подобна сокрушительному молоту? И разве не забирает она вас за живое — хотя бы немножко, хотя бы отчасти, пусть с запозданием, поскольку вашей проницательности, чтоб разобраться, надобно время? Неужто вы и впрямь полагаете, будто истинная любовь всегда совершенна?
Не трудно мне представить мудреца-повесу, тоскующего ангела и любовника, который свою даму учит уму-разуму палкой, хотя любит ее при этом ничуть не меньше. Все это входит в нас либо как явь, либо как выдумка, и мы свыкаемся с ней, и она нынче разрастается в нас.
Все на свете подвластно переменам, и многие цвета слагаются из весьма несхожих красок. Однако будем снисходительнее; зашвырните книгу и слушайте дальше наш рассказ, который в нетерпении рвется вперед.
Глава Четвертая
Дайте срок, скоро-скоро я расскажу вам о том, что стало с Александрой и что приключилось с Кристианом. Изложу обстоятельно, что натворил сынок и что сказал на это его отец, очутившись среди разбойников. Однако сначала мне надобно рассказать о королевских солдатах и об их капитане Пиво.
После нападения Миколаша полк сделал лишь короткую передышку. Когда же Пиво совладал со своим гневом и трезво взвесил обстановку, то обнаружил, что недавняя беда просто ничтожна. Да, погибло несколько солдат — всего-то-навсего? Ну, сельский люд обрастает порослью, как верба, и всякий раз сызнова заполняет своими телами пропасти войн, а потом сызнова и всегда бодро распахивает поля былых сражений. Да черт с ними, с убитыми, черт их побери, а вместе с ними и графа Кристиана!
«Разве я не просил его не отдаляться от моей особы? — сказал себе капитан. — Это тебе не стычка с епископом, а битва с дворянами. В этом деле Козлик мастак, это вам не замухрышка какой-нибудь, вот так-то, саксонские графчики! Хотел бы я прожить столько лет, сколько он нанесет вам ударов! Даже если исходить из расчета пять к одному… Э-э, — сказал себе капитан напоследок, — чего мне печься о всяких там щенках да их папеньках из саксонских земель, встретятся немножко раньше у Козлика, посидят вместе денек, а завтра я всех выведу на большак!»
Тут, ища себе ободрения и поддержки, обратился капитан к своим солдатам с речью, дабы они подтвердили, что все будет так, как он велит. Войсковые старшины, словно по мановению руки, подступили к нему и принялись давать советы, и одни полагали, что надо делать так, а другие — эдак. Подошедшие затеяли было меж собою спор, и, ей-ей, тут не обошлось без крепких выражений, Тогда слово взял сам Пиво и сказал:
«Слышать не хочу я ваших пререканий, замолчите! Двинемся по следам Козликова волчонка. Всадники, которые вцепились нам в шкуру, — то был всего лишь Козликов разъезд, сам главарь восседает где-нибудь на горушке да окружает себя засеками. К вечеру мы наверняка доберемся до их расположения. И бояться нам нечего. Едва окинет Козлик взглядом наше войско — так сложит свой меч и не станет помышлять о битве!»
О, если бы все так оказалось и на самом деле! Те, кто отправился на Козлика первым, охотно со всем соглашались, однако все же не растеряли бдительности. Они двигались осмотрительно, а полк был еще осмотрительнее. След Миколаша петлял по бездорожью, возвращаясь то к ручьям и лесным чащам, то к крутым склонам, а то и к пропасти.
Около четырех часов подошли к лагерю Козлика. И вот уже воздух оглашается кликами, кликами разбойников и солдат. Козлик и Пиво выжидают, на что решится неприятель. Положение разбойников предпочтительнее, но ведь их так мало!.. Королевский полк впятеро превосходит их числом. Миколашев разбой, совершенный на высоком холме, разбой, что вызвал у солдат такой гнев и побудил их к сражению, до сих пор живет в памяти. Наемники горят желанием проучить дерзких и покончить с подобными шутками. Пиво, однако, медлит. Ночевать ли ему в глухом мелколесье под проливным дождем, разбивать ли палатки в этакой слякоти либо дать знак к наступлению? Через два часа опустятся сумерки.
Капитан прекрасно сознавал, чем он обязан солдатам, и решил поступить, как они сами пожелают. В полку у него служили два-три удальца, которые хорошо понимали, что к чему на этом свете. Молодцы как раз разговаривали между собой, когда капитан подошел к ним — послушать.
«Сдается мне, — сказал первый из них, — что наш капитан не станет тянуть. Бери приступом это осиное гнездо, капитан. Пора положить конец насмешкам. Ночь не даст нам покоя, а утро будет горше вечера».
«Ты что же, — отвечал ему другой, отвязывая шлем от луки седла, — хочешь сказать, что завтра это мужичье заставит нас трудиться дольше, чем сегодня? Они уже дышат на ладан, и, право, неважно, когда нам заблагорассудится отзвонить им отходную».
Пиво подошел к лучникам, а оттуда — к обозным; дух войска был лучше, чем заслуживала эта кампания. Разумеется, возницы мечтали воротиться к семье и засыпали на ходу. А как иначе — мужики они мужики и есть.
Пиво почувствовал, что решимость солдат подстегивают скорее стыд и желание завтра остановиться на ночлег в королевском городе, нежели геройство. Он приметил, как сдали его молодцы, и почти жалел их. У одних отморожены уши, у других белые пятна на коже, а у третьих побелели кончики пальцев и снежные розочки расцвели на носу. Животы у всех подвело. Роскошные были прежде кокарды! Добывая довольствие для армии, они приводили в трепет шинкарей, мужиков и побирушек, преклонявших колени в костелах, — красота, когда этакий удалец стоял, засунув большой палец за пояс! До чего же хороши были прежде кокарды! У них в желудках поместился бы порядочный поросенок, а пока гуляют лишь голодные ветры да в брюхе щелкает. Пиво принял решение и приказал трубачу трубить.
Тотчас заиграла труба, и капитан Пиво именем короля приказывает разбойникам сложить оружие. Но Козлик безмолвствует.
На что полагается, на что надеется этот безумец? Повторное обращение капитана также осталось без ответа.
Все это — лишь отдаление смерти, нагромождение ужасов, ибо бьет уже их последний час. Отвратите свой меч, несчастные, ведь за Пивовым брюхом стоит закон и подручные закона. Надейтесь на справедливый приговор и бросьте свои мечи! Ибо то, что вскоре наступит, — это не битва, а бойня. Солдаты жаждут крови; я вижу, как под доспехами, под панцирем и латами порывисто стучит их сердце. Кое у кого оно подпрыгивает, и злоба сотрясает их, как ветер — пламя свечи.
Они воины, воины по ремеслу! Ах, верность, которая в конце недели приходит получить свой сребреник! Вы, поденщики меча, вы, пожиратели свиней, вы, крысы кладовых, вы, чьи прегрешения почитаются за честь и славу и реют над вашим шлемом, словно изогнутое огненное перо! Вы, торговцы смертью, вы, мародеры-головорезы, чей произвол возведен в ранг права! Сдаться на вашу милость? Никогда! Ни Козлику, ни его сыновьям не дал бог смерти, какой они для себя желали. Не суждено им пасть в сраженье, где решаются дела империи, не погибнут они в схватке, умыкая девицу, не умрут за святую веру или защищая свою честь. Эта битва — грубая и бессмысленная, как грубы и бессмысленны драки с конюхами. Но что поделаешь, никто из нас не волен избрать себе способ смерти. Козлик и многие его сыновья падут на поле, несколько разочаровавшись в войске, которое даже не заслуживает этого названия. Но будем надеяться, что и разбойникам всыпят как следует.