Варни-вампир

— Даже не думайте об этом! То, что сэр Варни — вампир, не служит нам достойным извинением. Тем более, что сам он отрицает данный факт. И потом, если он действительно несправедливо заподозрен нами, то вы должны признать, что мы оскорбили его чувства.

— Оскорбили чувства? Ерунда! Если он и не вампир, то уж точно какая-то странная рыба. Поверь мне, Чарльз, это тип выглядит жутко даже для меня, а ведь я не первый год скитаюсь по морям и континентам.

— Значит, он вам не понравился?

— Ужасно не понравился. Я тут повертел в уме нашу ситуацию и вспомнил несколько забавных случаев. А ты ведь знаешь, что в море много тайн и чудес. Мы, моряки, видим там за сутки больше, чем вы, сухопутные парни, за год своего никчемного существования.

— Неужели вы встречали вампиров и раньше?

— Это спорный вопрос. До приезда в дом Баннервортов я ничего не знал о вампирах. Возможно, они попадались мне сотнями, а я не догадывался об этом.

— Дядя, давайте не будем вспоминать о дуэли до завтрашнего утра. Пообещайте мне, что не предпримете каких-либо действий в отношении сэра Варни.

— До завтрашнего утра?

— Да, дядя, если вы не против.

— Еще совсем недавно ты просто сгорал от нетерпения.

— Верно. Однако теперь у меня появилась причина подождать до утра.

— Появилась причина? Тогда как скажешь, мальчик. Пусть будет по-твоему.

— Вы очень добры, дядя. Позвольте мне попросить вас еще об одном одолжении.

— Проси.

— Вы знаете, что Генри Баннерворт получает лишь малую часть со всех доходов от владений. Из-за расточительства отца он попал в долговое бремя.

— Я слышал об этом.

— В данный момент он нуждается в деньгах, а у меня их немного. Вы не могли бы одолжить мне пятьдесят фунтов стерлингов? Я верну их вам сразу же, как вступлю во владение наследством.

— Конечно, я ссужу тебя. Конечно.

— Я хочу предложить ему эти деньги в качестве платы за наше жилье и стол. Надеюсь, он примет их и поймет, что они даются от чистого сердца. Кроме того, после обручения с Флорой на меня здесь смотрят как на члена семьи.

— Все верно, мальчик. Вот вексель на пятьдесят фунтов стерлингов. Возьми его и делай с ним, что хочешь. А если тебе понадобится большая сумма, то подходи — не стесняйся.

— Я знал, что могу злоупотребить вашей добротой.

— Злоупотребить! Какое же это злоупотребление?

— Наверное, я выбрал плохое слово. Я просто не знаю, как выразить вам свою благодарность за щедрую помощь. А дуэль мы отложим до завтра, если вы не против.

— Как скажешь, Чарльз. Хотя мне не очень хочется встречаться с этим мерзавцем.

— Мы можем послать ему письмо.

— Прекрасно. Так и сделаем. Между прочим, он напомнил мне об одной истории, которая случилась в ту пору, когда я был молодым офицером.

— И что это за история, дядя?

— Твой Варни немного похож на парня, который фигурировал в том деле. Хотя, конечно, мой человек был более таинственным, чем ваш вампир.

— Не может быть!

— Поверь мне, может. Когда в море происходит что-то странное, то это затмевает по чудесам любое событие, которое случается на суше — уж я-то знаю.

— Вам это только кажется, потому что вы всю жизнь провели в морях и океанах.

— Нет, мне не кажется, маленький пират! Да и какое чудо на суше может равняться с тем, что мы порою видим в море? От этих зрелищ у вас, сухопутных мозгляков, волосы встали бы дыбом и никогда бы больше? не улеглись на место.

— Да что такого странного можно увидеть в океане?

— А вот, представь себе, можно! Однажды в южных морях мы шли на небольшом фрегате, и дозорный на фок-мачте прокричал, что видит впереди корабль. Мы направились к нему, но не проплыли и мили, как знаешь, что произошло?

— Откуда же мне знать?

— Это оказался не корабль, а голова огромной рыбы.

— Рыбы?

— Да. Ее голова была больше, чем наше судно. Возможно, эта рыбина решила подышать свежим воздухом и высунула морду из воды.

— А как же паруса?

— Какие паруса?

— Наверное, ваш дозорный на фок-мачте был неопытным моряком, если не заметил, что у так называемого корабля отсутствовали паруса.

— Такая мысль могла прийти в голову только сухопутному человеку. Ты в этом ничего не смыслишь, Чарльз. А я скажу тебе, где были паруса.

— Да, мне хотелось бы знать.

— Фонтаны брызг, которые рыба поднимала своими плавниками, были настолько обильными и белыми, что выглядели, как паруса.

— Ах, вот как!?

— Ты можешь ахать сколько угодно, но мы ее видели! Понял? Вся команда видела! И мы плыли рядом с этой рыбой, пока не надоели ей своими криками и вытаращенными глазами. Она внезапно нырнула в воду и создала такой водоворот, что наше судно дрогнуло и дало крен на нос, будто хотело последовать за ней на дно.

— И что это была за тварь?

— А я откуда знаю?

— То есть, вы ее больше не видели?

— Никогда. Хотя другие моряки время от времени встречали ее в том же океане. Но никто не подплывал к ней так близко, как мы — то ли они боялись, то ли рыба не подпускала.

— Да, это необычный случай.

— Обычный или необычный, но он сущая мелочь в сравнении с тем, что я мог бы рассказать тебе о своих приключениях. Мне доводилось видеть такие чудеса, что если бы я стал их описывать, ты принял бы меня за фантазера или сумасшедшего.

— Ну что вы, дядя. Я бы никогда так не подумал.

— Ты хочешь сказать, что поверил бы мне? 

— Конечно.

— Хм! Тогда я расскажу тебе о случае, о котором никому не говорил.

— Не говорили? По какой причине?

— Потому что меня посчитали бы лжецом, и мне пришлось бы сражаться с моими слушателями на дуэли. Но тебе я расскажу обо всем.

Нам предстояло долгое плавание. Судно было хорошим, капитан и офицеры подобрались прекрасные — одним словом, все, что надо для приятного и веселого круиза, на который мы имели большие перспективы.

О команде я вообще не говорю. Это были опытные моряки, с младенчества воспитанные на флоте — не то, что на французских судах, где матросы служат какой-то срок, а потом снова становятся сухопутными увальнями. Нет, наши парни любили море, как лежебока свою постель или как хороший слуга свою хозяйку.

И коли речь зашла об этом, их любовь была более постоянной и чистой, потому что возрастала с годами и заставляла людей уважать свою команду. Они стояли друг за друга до последнего мгновения жизни — пока были способны ругаться и жевать табак.

Мы перевозили на Цейлон обычный груз, а на обратном пути должны были доставить индийские специи. Судно только что сошло со стапелей — отличное новое судно. Оно сидело в воде, как утка, и бриз нес его по волнам без качки и рывков в отличие от старых лоханок, на которых мне время от времени доводилось плавать.

Короче, у нас был хороший груз, увесистый цепкий якорь и прекрасное настроение. Мы спустились по реке, обогнули Северный Мыс и вышли в Канал. Ветер дул ровно и сильно. Он как будто специально был создан для нас, о чем я и сказал своему приятелю.

— Ну, как тебе, Джек? — спросил я у него.

Мой коллега-офицер взглянул на небеса, потом на парус и, наконец, на воду, после чего с тяжелым вздохом ответил:

— Неважно, друг.

— Но что тебя беспокоит? Ты выглядишь таким печальным, словно мы находимся на пиру дикарей, которые решают, кого из нас съесть первым. Ты, что, нездоров?

— Да я-то здоров, хвала небесам, — ответил он. — Но мне не нравится этот бриз.

— Тебе не нравится бриз? — с удивлением воскликнул я. — Почему же, приятель? Это лучший ветер, который когда-либо дул в паруса. Ты, что, по шторму соскучился?

— Нет, шторма мне не надо. Я его боюсь.

— С такими кораблем и командой мы справимся с любой непогодой, а не то, что с этим ветерком.

— Возможно, справимся. Надеюсь на это. Вернее, так и думаю, — ответил он.

— Тогда почему ты такой унылый, черт тебя возьми?

— Я ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, что над нами навис какой-то рок. Какое-то дурное знамение.