Любовь под облаками

— Как ему удалось? — прервала его Галя. — Это же невероятно трудно — прописаться в столице...

— Все элементарно, — хмыкнул Вацлав, — меня оформили дворником, прописали временно, потом постоянно...

— Так ты и метлой махал? — поинтересовалась Галя.

— Ни разу в жизни, — рассмеялся Вацлав. — Только книги читал и ходил по поручениям учителя, вот и вся жизнь.

— Эти книги? — Галя кивнула в сторону этажерки, на которой действительно пылилось несколько книг.

— В основном. Это буддистская литература. Я Гиту почти наизусть знаю...

Галя быстро поняла, что ей не удастся одомашнить Вацлава. Попытку завести у него в доме какое-то общее хозяйство он решительно пресек.

Как-то Галя, понимая, что он сидит без гроша, накупила закусок, фруктов, сладостей, вина и со всем этим радостно заявилась к Вацлаву.

Тот посмотрел на нее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Ты, наверное, прежде имела дело с сутенерами, — процедил он сквозь зубы.

— Я ни с кем не имела никаких дел, — тоже агрессивно отозвалась Галя.

— Отлично. — Вацлав поднялся, сгреб в матерчатую сумку выложенные Галей на кухонный столик продукты и, не сказав ни слова, хлопнул дверью.

Галя, толком не понимая, что произошло, устремилась за ним. Она догнала Вацлава у мусорного бака, возле которого он аккуратно принялся выгружать купленные ею продукты на выброшенные кем-то детские саночки.

— Ты совсем рехнулся! — крикнула Галя.

— В этом районе много бедных, которые рыщут по помойкам, — объяснил Вацлав, — будем считать, что ты им пожертвовала все это. — Он бросил презрительный взгляд на саночки.

— Я это тебе принесла, а не бедным!

— Ты мне ничего не смеешь приносить, запомни! — бросил Вацлав.

— Не тебе, а себе, — поправилась Галя. — Имею я право нормально поесть?

— В моем доме ты всегда будешь есть то, что ем я, а если тебе это не нравится, катись ко всем чертям!

Галя поперхнулась:

— А если я и в самом деле покачусь?

— Не покатишься, — ухмыльнулся Вацлав.

Его самоуверенность была просто невыносимой, но в то же время она обезоруживала.

И все-таки Галя сделала несколько шагов в сторону своего дома.

— Стой! — прозвучал приказ.

— Ты сказал, чтобы я катилась, — напомнила она ему не без ехидства.

— Покатишься, когда действительно этого захочешь. А сейчас ты не хочешь этого. И к тому же я не мальчик за тобой бегать.

Вернулись. Галя попыталась возобновить прежний разговор:

— Все же ответь мне, почему я не имею права купить себе кое-какие продукты.

— Потому что я не желаю, чтобы из меня делали альфонса, — всем своим видом показывая крайнее терпение, объяснил Вацлав.

— Ты можешь ни к чему не притрагиваться. Я, я голодна.

— Голодна — сиди дома и не высовывайся.

Разговор был окончен.

Гале действительно иногда приходилось довольствоваться куском хлеба и парой вареных картофелин за те долгие часы, что Олег был в рейсе, а она проводила у Вацлава. Впрочем, они ей долгими не казались, невзирая на полуголодную жизнь.

Зато когда на Вацлава сваливались деньги, он тратил их как безумный — все самое дорогое из супермаркета: бананы, ананасы, киви, инжир, все в невообразимых количествах, самые дорогие шоколадные конфеты, сыр, сервелат, цветы, словом, сколько имелось у него в кошельке, столько он и тратил, отправляясь за покупками и возвращаясь на такси.

И он, и Галя ели немного. Холодильника не было. Много вкусных вещей попросту пропадало. Гале было больно на это смотреть, но Вацлав и ухом не вел.

— Зачем все покупать в таких количествах? — упрекала его Галя.

— Для праздника, — отвечал Вацлав.

— Но у каждого из нас в животе по одному желудку, — напоминала Галя.

— Это точно, — соглашался Вацлав.

— Так какого же черта столько всего накупать, зря деньги тратить?

— А на кой черт они еще нужны? — удивлялся Вацлав.

Галя опечаленно смотрела на него:

— Знаешь, я все-таки не привыкла к такому обращению...

— Знаю. Привыкай.

— Зачем мне это нужно?

— Ты же любишь меня, — гордо говорил Вацлав. — Значит, тебе придется примириться с моими привычками.

— Ты тоже меня любишь! Почему бы тебе не примириться с моими?

— Потому что твои — дурацкие, — не моргнув глазом объявил Вацлав. — Ты же не мещанка, я знаю, зачем демонстрировать мне, будто это не так? Плюнь на все и просто живи. Вернее, живи просто.

— Как ты?

— Как я.

— Но так всю жизнь не проживешь.

— Какой смысл говорить о жизни? — сердился Вацлав. — Она завтра может оборваться, эта жизнь...

Галя умолкала.

Действительно, ни о каком будущем с этим человеком говорить было невозможно. И не потому, что он любил ее недостаточно. Галя интуитивно чувствовала трагическую справедливость его слов и содрогалась в душе: такие, как он, и правда не заживаются на белом свете. Чувство обреченности не покидало ее. Временами, подходя к его дому, Галя испытывала страх — что, если его нет... Вацлав дал ключ от своей квартиры, и ей уже случалось проводить час-два одной. Это было невыносимо. Ей казалось в такие минуты — он уже не вернется, что-то с ним случилось. Неизвестно, что это за люди, которых он куда-то там устраивает. Может, и сам этого не знает, а может, просто не желает с ней говорить на эту тему более подробно. Когда он возвращался наконец, Галя припадала к нему, как солдатка, дождавшаяся с фронта мужа. Не видя его, она сама себе казалась сошедшей с ума. Но рядом с ним все принимало нормальные очертания — и это логово уже казалось родным домом, и скудная пища нравилась, и к бесконечным их ссорам она привыкла. Они ругались, говорили друг другу страшные слова, хлопали дверью так, что она чуть не слетала с петель, но через минуту мирились, и Галя, повиснув на нем, ревела в голос, точно оплакивала какую-то будущую утрату. За всю свою жизнь она не пролила и сотой доли тех слез, что за несколько месяцев ее любви с Вацлавом.

Нет, это была не просто страсть, это была самая что ни на есть подлинная любовь...

Она бы согласилась никогда в жизни больше не притрагиваться к нему, лишь бы только все время его видеть, и знала, что он тоже готов дать обет целомудрия, только бы она была рядом. Если бы он сказал ей: «Уйди от мужа!» — она так бы и поступила.

Но Вацлав почему-то не говорил ей этих слов, хотя она чувствовала всей душой, что они рвутся с его языка. Что-то его удерживало...

Приближалась пора Галиного отпуска, который она во что бы то ни стало решила провести с Вацлавом.

К счастью, Олег брал отпуск в июле — у него побаливало сердце, и Галя уговорила его поехать с сыном на пару недель в Верховье. Таня в это время была в Москве. Олег так и сделал, ему и самому хотелось побыть немного с сыном. Оставшиеся десять дней он провел в Москве, ремонтируя машину.

Теперь ей надо было придумать себе место отдыха, куда она якобы поедет.

У Веры была дача в Нахабине, но Вера не станет покрывать ее, в этом Галя не сомневалась. Спасибо еще, не отчитала Галю за тот звонок. Сама столько лет изменяла мужу, пока не развелась с ним, а другим, видите ли, нельзя.

Можно, конечно, сказать Олегу, что она полетит куда-нибудь на курорт, но он то и дело летает в Симферополь или Ригу, ему ничего не стоит рвануть к ней на взморье или в горы, где она якобы будет отдыхать и набираться сил.

Галя вспомнила о Лиле.

От матери она знала, что Рустам купил где-то в Воронежской области дом, куда добираться очень сложно — ночь в поезде, несколько часов автобусом. В такую глухомань Олег вряд ли найдет время вырваться, чтобы навестить ее, — это раз. Во-вторых, Лиля будет в восторге узнать, что Галя тоже изменяет мужу, и, конечно, согласится прикрыть ее.

Словом, созвонившись с Лилей, Галя поехала к ней.

Около часа ушло на выслушивание обычных Лилиных историй о том, как все сходят от нее с ума, и еще около получаса — на историю о том, как Рустам чуть было не ушел от нее совсем.