Лавина

Из толпы венгерских солдат вышел вперед Душан, и почти в тот же самый миг из виллы «Даринка» выбежала стройная девушка и бросилась к нему. Ветер слегка растрепал ее длинные темные волосы.

— Душан! — переводя дыхание, закричала она. — Мне сказали, что ты идешь! Слава богу! У меня есть для тебя новость. Через несколько дней мы должны перейти через линию фронта. Ты должен будешь пойти в Кошице, и я с тобой…

Она говорила быстро, отрывисто.

У Душана заблестели глаза, лицо озарилось радостью. Он крепко обнял Мариенку.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Мариенка осторожно обходила лужи на дороге, выбирая места, где еще держался последний снег. Она подходила к Стратеной.

Как странно, что она покидает эти горы, которые полюбила! Здесь она сблизилась со многими людьми. Взволнованно читала она им стихи Янко Краля. Партизаны в Железновцах слушали ее раскрыв рот. Она нравилась им. Они радовались, видя ее, и она была им благодарна.

Неужели она найдет близких людей в Кошице? Работа на радио будет, конечно, интересной. Только ей нужны такие люди, которые верят в свое дело, Избави бог, чтобы она попала в новый «домик свободы»! Ужасно жить среди таких шутов. Ну, там ей не будет так уж тяжело, она будет видеть Душана. Ведь это замечательно, когда рядом с тобой человек, который тебя понимает и поддерживает.

Она остановилась на повороте дороги перед белой церковкой. Воздух был необычайно чистым, и окрестные горы как бы приблизились к Стратеной. За Солисками с белым гребнем, вонзившимся в синее небо, стоял Хабенец, как великан, который широко расставил ноги. Стоял неподвижно, словно солдат на посту, с белым шлемом на голове, стянутый в талии черным поясом из горных сосен.

Как раскаты грома, донеслась из-за гор орудийная канонада.

Смеялось мартовское солнце, смеялся и черноглазый Акакий. Развалившись на бревнах у первой избы, он грелся на солнышке, а увидев Мариенку, поднял голову и скользнул по ней взглядом:

— Здорово бьют наши!

Мариенка растерянно улыбнулась, поправила рюкзак и поспешила в поселок.

«Ведь здесь Янко», — мелькнула у нее мысль, а в сердце возникла тайная надежда: может, она его увидит.

«Конечно же я его увижу», — говорила она самой себе. Как хорошо было бы, если бы смогла наконец все объяснить. Рассказать обо всем, что с ней сделал отец. Но как? Для этого не будет времени, ведь партизаны уже собираются у околицы Стратеной. Наверняка они вскоре отправятся в путь. Но когда-нибудь она все ему расскажет, чтобы он не думал о ней плохо. Жаль, если хорошие воспоминания детства окажутся омраченными. Каким холодным, язвительным было его отношение к ней, когда они встретились на танцевальном празднике!

«Почему для меня имеет такое значение то, что Янко обо мне думает? — удивилась она и сосредоточила все свои мысли на Душане. — Когда же он наконец придет?»

Она долго смотрела на оконные стекла дома напротив, где в маленькой комнате заседал штаб. Когда выйдет Душан? А Янко?

Два часа. Душан должен был уже ее ждать. Возле деревянного забора стояла сгорбившаяся верба. Мариенка повесила тяжелый рюкзак на толстую ветку, а когда ее взгляд упал на растрескавшуюся кору, она вздрогнула: точно такая же верба растет за их домом. До сих пор на ней сохранились две вырезанные буквы: «М» и «Я».

Как же далеко то время, когда она гуляла с Янко! Как будто этого никогда и не было. Сколько она проплакала под той вербой! Странно обходится судьба с людьми. У него теперь есть Милка, а у нее… Но ведь и она не одинока.

— Мариенка, ты уже готова?

Она вздрогнула, услышав эти слова, а когда оглянулась и увидела Милку, кровь запульсировала у нее в висках.

— Ждешь Душана? — спросила ее Милка. Мариенке пришлось приложить усилие, чтобы спокойно ответить ей. Она протянула Милке руку и долго смотрела на нее. Милка похорошела, взгляд ее повеселел. Наверное, счастлива, влюблена по уши.

Мариенка почувствовала в ней какую-то особую нежность, такую же, как к письмам Янко. Ведь в этой девушке она видела часть Янко. Но в то же время в сердце Мариенки пробралась тучка зависти. Почему судьба благоприятствовала именно этой девушке? Почему на долю Милки выпало завершить сказку ее детства, героем которой был Янко?.. Почему?

Окошко в штабе отворилось. Мариенка увидела в облаке дыма лицо Светлова. Что они там делают столько времени, ведь уже четверть третьего?

В заполненной дымом комнатушке штаба Янко стоял перед коммунистами партизанского отряда «За освобождение». Все молчали. Тишину нарушил лишь кашель Ондро Сохора, примостившегося на лавочке у печки рядом с Газухой, Беньо и Пудляком, представителями народного управления. Сохор болел весь последний месяц, и врач из штаба сказал: тяжелая форма туберкулеза, долго ему не выдержать. И все же он встал с постели и пришел на собрание, а когда его начали ругать за это, улыбнулся к сказал:

— Вы уж не сердитесь. Я хочу быть с вами, чтобы увидеть Красную Армию. А потом…

Он только махнул рукой, но когда Светлов сказал «хорошо», глаза его загорелись.

Янко посмотрел на Сохора, оперся руками о стол, перехватил взгляд Светлова. Он прочитал в нем усталость, преодолеваемую железной волей.

— Товарищи, — начал Янко, — наш командир только что изложил план предстоящей операции и ознакомил нас с положением на фронтах. Мы должны были направить подкрепление в Длгую, поскольку располагаем сведениями, что немцы, выступив из Ружомберока, хотят занять Ревуцую, чтобы прикрывать отступление из Бистрицы. Согласно плану, мы должны нанести удар по фашистам в Погорелой, чтобы они не смогли оказать сопротивление Красной Армии, которая гонит их из нашего края.

Он слегка покраснел, подумав, что говорит слишком сухо, а ведь он хотел сказать им нечто такое, что дошло бы до души каждого. Прищурив глаза, он долго искал подходящее сравнение, а потом с веселым выражением на лице продолжал:

— Товарищи, всем нам хорошо известна верба. Это дерево, которое не так-то легко истребить. Спилишь его, а от пня вырастут ветви. Если уничтожишь корень, достаточно сунуть в землю прутик, и он привьется. Я говорю вам это потому, что здесь есть сходство с упорством нашего отряда. Наш отряд вырос, я бы сказал, из ничего, из нескольких человек. Немцы хотели обрубить наши ветки, искоренить нас, а мы все разрастались и разрастались. — Он развел руками и задорно добавил: — А почему, товарищи? Только потому, что мы росли на нашей почве. Только потому, что нам помогали советские партизаны и наша партия. Только потому можем мы не сегодня-завтра хлынуть как лавина с гор.

— Правильно, правильно, — сказал Светлов. — Когда-то я думал, что все зависит от командира. Это была ошибка. Чем был бы командир без отряда? — Он обошел вокруг стола и сел рядом с Газухой. — Волей всего отряда мы удержались и теперь способны нанести удар. — Он посмотрел в сторону дверей, где на стуле примостился Душан. — Ну вот и все, — закончил он и повернулся к Янко: — Сбор командиров и комиссаров объяви на вечер. А вы, Душан Петрович, уходите?

Душан помрачнел:

— Да, товарищ майор, мы должны уже отправиться в путь. А мне так хотелось быть с вами…

Светлов пожал плечами.

— Вам придется пойти в Кошице, — сказал он, — ничего не поделаешь! В редакции вас ждут, там вы нужнее. Впрочем, ваши сообщения из Ружомберока, — он положил руку ему на плечо, — очень нам помогут. Ну, счастливо, Душан Петрович, и не забывайте нас, не забывайте. Да, я хотел вам еще сказать, чтобы вы оставались таким, какой вы есть… Надеюсь, мы еще увидимся.

При последних словах. Светлов обнял его и расцеловал в обе щеки.

Растроганный Душан вышел на крыльцо. Янко обнял его. Мариенка и Милка стояли у заборчика и о чем-то шептались.

Увидев Янко, Мариенка покраснела. Она почувствовала, как кровь прихлынула к ее лицу.

— Наконец-то я тебя вижу! — первым начал разговор Янко. — Нам надо бы поздороваться, а приходится прощаться.