Лавина

«Противно, что я, убежденный чехословак, должен вступать в союз с глинковцами, ну да… чем черт не шутит».

5

Люди в Липтове, окруженном густыми лесами, готовились к ожесточенной партизанской, войне, но, когда вместо нее протянулись длинные нити сплошных фронтов, легче воевать оказалось гитлеровским войскам.

Отражая натиск до зубов вооруженных дивизий и специальных корпусов, необходимо было укрепить слабые места фронтов и закрыть дорогу в горы.

Когда партизаны отряда «За освобождение» получили приказ удержать траншеи любой ценой, чтобы немцы не прорвались к Бистрице, они уже овладели основами военного дела. Грнчиар знал, что автомат, если он лает издалека, наделает больше шума, чем вреда, и что лучше двигаться к недалеко расположенному пулемету перебежками, чем лежать на одном месте. Грнчиар знал также, что танк опасен, если от него убегаешь, и что та пуля, которая свистит, не убивает.

— Тряпка вшивая, — пробормотал Грнчиар, тщательно ощупав каску, которую только вчера получил, — все-таки прострелили! — Он с большим трудом повернулся между двумя глиняными стенами, вытащил ногу из мутной, желтоватой воды, слегка отжал брюки, а нотой как-то неестественно весело взглянул на Имро Поляка, усердно вычерпывавшего каской воду из окопа. Грнчиар осмотрел каску, затем надел ее на голову и усмехнулся: — А я-то думаю, что это течет мне за воротник? Оказывается, в каске дырища. Черт бы ее взял! Это когда я навозную жижу выливал… — показал он рукой и тут, увидев ногу мертвого немца, свешивающуюся в траншею, с отвращением сплюнул: — Пришлось мне его как свинью! Да, — проворчал он себе под нос, — сам виноват, не поднял руки вверх!

Имро позволил себе небольшую передышку. Теперь вода доходила ему только до щиколоток, а час назад поднималась выше колей.

Наблюдательный пункт и окоп командира отряда были отрезаны от них целые десять часов. Их держали под прицелом немецкие минометы. После полуночи, когда боа утих, хлынул дождь. Лило как из ведра, и партизаны стояли по колено в холодной воде.

— Это ты хорошо сделал, — подтолкнул Поляка Грнчиар, — а то бы мы утонули здесь, как мыши. Сейчас-то ты командовал лучше, чем тогда, у кладбища.

Имро покраснел. Хотел было обругать его, но сдержался: он прав, вначале у него это и в самом деле не получалось. Ну да нужда научит человека.

— Ребята, почерпайте-ка еще! — крикнул он и, повернувшись к Грнчиару, добавил: — Послушай, ты как-нибудь убрал бы этого мертвого… Начнет вонять…

— Пусть воняет, — усмехнулся Грнчиар, — по крайней мере защитит меня, бестия. Позади него и встать можно.

Тучи начали расходиться, и из-за них выглянуло осеннее солнце. Его первые лучи упали на переднюю стенку окопов, протянувшихся по широкой каменистой долине u густому сосновому лесу в форме большой подковы, то тут, то там ломавшейся под острым углом. Часть окопов в лесу занимали партизаны отряда «За освобождение», другую удерживали солдаты. В каких-нибудь трехстах метрах от повстанцев окопались немцы.

«Слава богу, что дождь кончился», — подумал Грнчиар. Он оперся о сырую стену и сразу же задремал, почувствовав невероятную усталость. Ведь всю эту ночь он не сомкнул глаз. Немцы не давали покоя, атаковали, и примерно тридцать их солдат ворвались в окопы. Стрелять было нельзя, поэтому ребята встретили врага штыками. Многие об этом давно уже мечтали, в том числе и Грнчиар. Наконец-то с врагом можно было схватиться врукопашную.

Грнчиар дрался как лев. Ни о чем он тогда не думал, только шарил вокруг руками, а когда в темноте натолкнулся на парня, который прокричал «Кто ты?», резко оттолкнул его, раздосадованный тем, что схватил не врага, а своего. Иногда он слышал чужой голос «Herrgott» [14], иногда крик «Verflucht» [15], или в ответ на «Кто ты?» «Was? Was»? [16] и каждый раз колол штыком.

Над Грнчиаром просвистела одинокая пуля. Он встрепенулся, стряхнул с себя дремоту. Вспомнил, сколько эсэсовцев уложили они ночью, и пожал плечами: так им и надо. Эх, если бы ему еще попали под руку этот усатый судебный исполнитель и гардисты, которые в прошлом году забрали у него корову со звездочкой на лбу, он бы с ними рассчитался.

Вот сражается он, как и положено партизану, но не будут ли на Ораве снова хозяйничать эти же самые гардисты? Конечно, будут, ведь так всегда бывает: мужики кровь проливают, а господа брюхо отращивают. Впрочем, хорошо уже и то, что он может сейчас мстить, бить немцев. Только вот если бы и гардисты попали ему под руку!

Грнчиар мало разбирался в том, что подхватило его, как сухую ветку, а будущее представлялось ему в серых, печальных красках, как безотрадный дождливый день в конце октября.

Засыпанный ход, который вел в штаб, и наблюдательный пункт снова откопали. Первым через него прошел Йожко Пятка. Увидев Грнчиара, он кивнул ему головой:

— Тебя вызывает штаб. — И, хлопнув его ладонью по спине, сказал с радостной улыбкой: — Медаль получим, друг, медаль.

Грнчиар сплюнул:

— Ты — и медаль? Ах ты, тряпка вшивая!

Он долго качал головой, ведь Пятку-то он знал хорошо. Когда ночью немцы ворвались в окопы, Пятка куда то исчез. Грнчиар не знал, что Пятка оказался в окопах у солдат.

Это были решающие для Йожко Пятки моменты. Большинство солдат побросали ружья, некоторые разбежались. За вывороченным деревом недалеко от Йожко Пятки залегли трое немцев. Взорвалась первая граната, и четыре солдата начали карабкаться вверх по скользкой стенке. Испугались.

Пятка помрачнел. Четверо испугались троих, ну не смешно ли? А сам-то он? Ведь когда началась стрельба по Погорелой, он только кричал, что немцы идут. Неужели он был таким же смешным, как и эти?

Над окопами свистели пули, и тогда кто-то направил луч карманного фонаря на Пятку. Солдаты вскрикнули от радости:

— Партизан!

Пятка почувствовал в их голосе отчаяние и в то же время надежду.

— Что делать? Скажи! — схватил его за руку пониже локтя коренастый солдат, и тогда в Пятке взыграла кровь: в нем видят спасение.

За ним разорвалась граната, выскочить из окопов было невозможно: из-за скалы показалась какая-то фигура с автоматом в руках.

Пятка на миг оцепенел. Поток испуганных людей прижал его к стене. В темноте замаячили и попрыгали в окопы новые фигуры. Пятка выстрелил в немца, оттолкнул двух солдат и закричал во все горло:

— Вперед! В штыки!

Стремительный поток людей на миг остановился, а потом, как будто слова Пятки влили в неге новую силу, хлынул туда, где в окопы прыгали эсэсовцы. Парни рассвирепели и штыковой атакой отразили неприятеля.

— Вот это был бы командир! — похлопал его тогда по плечу пожилой солдат, а Йожко Пятка стоял среди них гордый и уверенный в себе, стоял неподвижно, как будто был вытесан из скалы.

Теперь он удивился: почему Грнчиар ничего не знает об этом, хотя уже и в штабе о нем стало известно? Балда!

Грнчиар прибежал в окоп командира. Из-за бруствера показался Янко. Стоя спиной к Грнчиару, он говорил кому-то в окопе:

— Ну хорошо, я, стало быть, не пойду. Не знаю даже, как быть… — Увидев Грнчиара, он сказал ему: — Два человека из ваших должны сразу же отправиться на разведку. Пусть Имро назначит. Нам нужен «язык». Поторапливайся!

У Грнчиара загорелись глаза.

— Я пойду! — закричал он, но Янко улыбнулся в ответ:

— Это не так просто. Я сам хотел…

Через три минуты Грнчиар говорил Поляку:

— Ты должен послать меня в разведку. Я не буду мокнуть здесь, в этой навозной жиже.

— Ну хорошо, — ответил ему Имро, — пойдешь со мной.

В разговор вмешался Феро Юраш:

— Нет, Имро, ты нужен здесь, я пойду с Грнчиаром.

Имро чихнул и выругался. Под его ногами захлюпала вода. Грнчиар поднял брови, и на его грубом лице заиграла лукавая улыбка:

14

Боже (нем.).

15

Проклятие (нем.).

16

Что? Что? (нем.)