Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 133

В 10 часов 09 минут паровоз разрывает красную ленту. Медные трубы оркестра извергают торжественный марш. Еще громче Крики «ура».

Митинг открывает П. С. Попков. Глянув на пробитую снарядами крышу над дебаркадером, на поезд, на сгрудившихся вокруг трибуны людей, он предоставляет слово секретарю партбюро депо Волховстрой машинисту Серафиму Георгиевичу Титову.

Титов рассказывает о тех, кто победил в соревновании за право вести этот поезд: о машинисте Пироженко, главном кондукторе Кудряшове, вагонном мастере Богданове, славит Красную Армию, прорвавшую блокаду Ленинграда.

Затем начальник строительства новой железнодорожной линии и моста через Неву И. Г. Зубков рассказывает, как строители под огнем противника проложили тридцать три километра линии за четырнадцать дней.

За ним говорит женщина с изнуренным лишениями блокады, но радостным лицом. Это Абабкова, текстильщица с фабрики «Работницу»:

— Мой муж погиб в сорок втором году. Я одинока, но моя фабрика и мой город — со мной. Когда прорвали блокаду, мы в ту ночь не могли уснуть. Та ночь была для нас необыкновенной…

Слышу голос с трибуны:

— Сегодня открывается постоянное и регулярное сообщение Ленинграда со страной!

На часах — ровно полдень. Митинг заканчивается рапортом начальника дороги:

— Поезд номер семьсот девятнадцать, рейсом Ленинград — Волховстрой, пятьдесят осей, восемьсот тонн, ведомый машинистом Федоровым, к отправлению в Челябинск готов!

Глава двадцать шестая

У Круглой рощи

Путь через «коридор смерти». Блиндаж Арсеньева. Напряжение ожидания. Осмотр переднего края. Полковой быт. Бои за Круглую рощу. Бой 10 мая 1943 года. Последние сутки в полку

(Черная речка у Гонтовой Липки. 1074-й полк 314-й сд. 2-я ударная армия. 23–29 мая 1943 г.)

Блокада была прорвана, но не снята. Пробитый нами семикилометровой ширины коридор между Ладожским озером и Синявинскими высотами хорошо просматривался фашистами с высоты Синявина. Столь же хорошо просматривались ими все наши позиции и город Шлиссельбург с высокого, не взятого нами массива 8-й ГЭС. Закрепившись на этой ГЭС, в двух соседствующих с нею городках, в рощах юго-восточнее их и на Синявинских высотах, немцы неистово обстреливали Шлиссельбург, все наши позиции и, особенно, коридор между Волховским и Ленинградским фронтами, по которому теперь на виду у противника двигались поезда, обеспечивающие всё снабжение Ленинграда и Ленинградского фронта. Поэтому с целью расширить полосу прорыва наши войска без всякой передышки продолжали наступательные бои, перемалывая новые резервы гитлеровцев.

Эти бои продолжались до 12 февраля, а 13 февраля наши войска двумя встречными ударами — от Синявинских болот к Неве и от Невы к Синявинским болотам — начали выравнивать линию фронта. 15 февраля нами были взяты 1-й и 2-й Городки на Неве, 20-го — северная половина Арбузова. Тратить силы на штурм 8-й ГЭС не имело смысла, она была блокирована и взята немного позже. Синявинские высоты в этот раз взять нам не удалось, но линия фронта была выровнена. Через четыре дня наше наступление на Синявинском направлении было прекращено. Бои, перенесенные в предместья Колпина, вскоре привели к взятию нами Красного Бора, а затем, с началом распутицы, наши войска на всем фронте перешли к обороне.

Но немцы всё еще надеялись крепким ударом из района Синявина вновь замкнуть кольцо блокады. Накапливая силы в лесах южнее Синявина и Круглой рощи, они скрытно готовились к наступлению. Оно могло начаться тогда, когда стает снег и почва просохнет. Войска Волховского фронта разгадали намерения гитлеровцев и точно определили направление возможного удара. Эта глава посвящена рассказу о том, как все попытки врага вновь замкнуть кольцо блокады были сорваны…

23 мая. Деревня Петровщино

Странно, очень странно вспоминать мечты и чаяния прошлого года, когда для советского человека, находившегося здесь, впереди был не путь в Ленинград, а немецкий фронт, внешний обвод кольца блокады. До боли в душе хотелось ее прорвать! Ленинград казался отсюда безмерно далеким, недостижимым.

А сегодня?



От Финляндского вокзала до Морозовки, против Шлиссельбурга, поезд шел два часа двадцать пять минут. Пассажиров встречали пограничники, проверяли документы.

Затем мимо груды развалин, в которые минувшей зимой превратилась высокая церковь Морозовки, я прошел берегом Невы к понтонному мосту, вглядываясь в соседний железнодорожный мост.

Пересекая Неву, гляжу на искрошенные стены гордой крепости Орешек, не подпустившей к себе врага за все шестнадцать месяцев блокады. Морские артиллеристы капитана Строилова, составлявшие легендарный гарнизон крепости, теперь воюют уже не здесь.

На мосту почти возле каждой понтонной лодки дежурят красноармейцы и кое-где командиры. Диспетчеры направляют поток машин попеременно то в одну, то в другую сторону. На левом берегу Невы — блиндаж КПП. Поперек узкого, как щель, коридора — укрытия от обстрелов, — ведущего в этот блиндаж, сочится вода. Эта хорошая ключевая вода для питья прикрыта куском фанеры.

Перед щелью девушка-регулировщица. Пропуская машины, она четко взмахивает желтым и красным флажками. Сапоги у девушки блестят. Сапожная щетка лежит тут же, на бревнышке.

Шлиссельбург — город, простреливаемый насквозь. Противник постоянно держит под огнем перекресток шоссе и железной дороги, а особенно — оба моста.

— Наверное, в городе еще есть корректировщики! — проверив мои документы, говорит пограничник на КПП. — Немец зря не бьет, бьет туда, куда ему нужно.

Население Шлиссельбурга, то, что осталось после оккупации, полностью переведено в другой район, но улицы полны новыми людьми, много женщин и даже детей. Взводными колоннами, распевая песни, шагают девушки в военной форме, с пилами, лопатами. Это части саперных, инженерных и железнодорожных войск.

Я еду вдоль Старо-Ладожского канала сначала на грузовике с битым кирпичом, потом на попутном автофургоне, направляющемся через Назию в деревню Петровщино.

Полоса отвоеванной у немцев земли между берегом Ладоги и Синявином — шириной не более шести километров. С Синявинских высот, откуда бьет немецкая артиллерия, всё это плоское пространство хорошо просматривается простым глазом.

Под бровкой канала совсем недавно проведена железнодорожная линия. По ней теперь в ночное время ходят поезда, обеспечивающие снабжение фронта и Ленинграда. С неделю назад эта линия заменила собой непрерывно обстреливаемую «старую» железную дорогу, которая пересекает Рабочие поселки № 1 и № 4. Новая дорога тоже обстреливается, но она всё-таки километра на два дальше от немцев. Железнодорожники прозвали путь от Шлиссельбурга до Назии «коридором смерти».

Между железными дорогами проложена автомобильная. От Рабочего поселка № 1 она идет то по песчаному, как в Каракумах, грунту, то по настилу из бревен, окаймленному топким болотом. Лунки от авиабомб полны черной воды. Кое-где стлани раздваиваются, образуя разъезды. На них даже поставлены скамьи со спинками, словно на даче. А с южной стороны вдоль всей дороги — высокий жердевой забор с ветками, чтобы немцы не могли видеть движущийся транспорт.

Там, где позволяет песчаная бровка, рядом с дорогой вырыты укрытия для автомашин и землянки. Всюду работают красноармейцы, веселые, спокойные, живущие тут же, в землянке, как дома. Они мостят дорогу размельченным кирпичом, привозимым на грузовиках из Рабочего поселка № 5 и Шлиссельбурга.

Изредка кое-где могильные памятники — деревянные острые пирамидки с красными звездами на вершинах.

Весь путь от Ленинграда до Петровщино потребовал от меня меньше четырех с половиной часов!

В Петровщино, в редакции армейской газеты «Отважный воин», я встретился с поэтом Александром Прокофьевым, которому Приладожье — край родной, и с писателем П. Никитичем. С ними вместе я провел день 24 мая на передовых позициях, в минометной батарее 320-го полка 11-й стрелковой дивизии, подробно знакомясь с боевой работой прославленного расчета минометчиков братьев Шумовых[45]. Прокофьев с журналистами газеты пошел назад, а я с Никитичем утром на следующий день направился пешком, километров за двадцать, в 1074-й полк 314-й стрелковой дивизии, — ко всем известной на фронте Круглой роще…

45

О минометчиках братьях Шумовых А. Прокофьев вскоре написал свою поэму «Россия», за которую ему была присуждена Государственная премия.