Четыре сезона

Белое солнце бедуина

Во-первых, в Сахаре живут дикие племена, во-вторых, львы, в-третьих, ядовитые змеи так и кишат под ногами. Все время необходимо быть начеку.

Каждую зиму в египетской Восточной пустыне поднимается пыльный ветер хасмин. С отрогов горы Гебель Хамата горячий зимний ветер гонит на северо-восток клубы красноватой песчаной взвеси. Едва хасмин наберет силу, раскаленная пыль столбами поднимается к небу и застит солнце. Тогда солнце меняет цвет, теряет свирепый белый отблеск, от которого в пустыне слепнут те, кто попал сюда впервые, и становится похожим на всевидящее красное око. Эта каменистая пустыня (арабы еще называют такие хамад, прямо из песка здесь растут голые, как сахарные леденцы, черные горы) — восточный «предбанник» Сахары. Отсюда, от египетского берега, на многие тысячи километров, до самого Атлантического океана, простирается великое песчаное море.

День в пустыне имеет астрономическую строгость: начинается с восхода солнца и завершается закатом. Солнце определяет не только ежедневный ритм пустынной жизни, но и жизнь вообще: дарит тепло, изнуряет зноем, подсказывает дорогу, ограничивает время. С солнцем не поспоришь, альтернатива ему — не огни большого города, не пыхтящие домны теплоцентралей, не снопы прожекторного света, а дрожащий мотылек свечи, пламя разведенного на клубках верблюжьей колючки костра, неверный лунный блик. Каждое утро в Восточной пустыне выпадает обильная роса, поскольку по ночам здесь холодно. Стоит взойти солнцу — на почве тут же образуется серая пылевая корка.

Арабы, больше тысячи лет назад пришедшие в Сахару, дали точное название кочевым племенам, издревле населявшим эти жаркие вольные просторы. «Бедоуи» значит «обитатель пустынь», проще-то и не скажешь. Если бы бедуины, перенявшие от арабов язык и религию, но не отказавшиеся от кочевого образа жизни, решили вдруг поклоняться другому богу, кроме Аллаха, им не пришлось бы долго искать — достаточно поднять голову к солнцу. Но Бог един, и служить ему можно хоть в нищете, хоть в роскоши. Поэтому и в великолепной белокаменной мечети султана Калауна в Каире, и в примитивной молельне кочевника, сложенной из жердей и верблюжьих шкур, молитвенная ниша мирхаб развернута в сторону Мекки. И в нищей молельне — чистота, под ногами пусть плохонькие, но выстиранные половики, а в мирхабе на месте какой-нибудь драгоценной реликвии, которыми щеголяют респектабельные святилища, простенький плакат с блестящим полумесяцем.

Судьба кочевников — богобоязненность. Они боятся Бога, потому что пустыня учит: человек ничтожен и слаб, а Всевышний, должно быть, суров и капризен, коль созданное Им солнце может быть таким злым. Чтобы понять это, не обязательно проводить в пустыне годы, хватает и нескольких дней, нужно только почувствовать жгучее дыхание раскаленных песков, ветров и скал.

Кроме Аллаха и солнца, нет поводырей у бедуинов. Они свободны от обязательств перед родиной, не платят налогов, не голосуют на выборах и не служат в армии. Египетская родина в ответ считает себя почти свободной от обязательств перед 200 тысячами своих пустынных граждан: их детей не учат в школах, им неизвестно, что такое пенсия, зарплата или страховка. Насколько это только возможно, Египет и бедуины оставили друг друга в покое и потому соседствуют в странной гармонии безразличия. Кочевникам не по нраву городская жизнь; они не любят работать так, как этот процесс понимает машинная цивилизация. Если жизнь твою, от рассвета до заката, определяют не электронные часы, а солнце, тебе некуда спешить. Верблюд шагает мерно и медленно.

За два с половиной тысячелетия кочевья по барханам бедуины привыкли к белому солнцу. Жилище бедуина — сложенная из камней хижина или крытый тряпьем и соломой хлипкий шатер. Пища бедуина — вяленое мясо и пресные, раскатанные тонкими кругами хлебные лепешки, в которые лишь иногда для вкуса и пышности добавляют козье молоко. Слова «верблюд» и «красота» в арабском языке однокоренные; младенцев кочевники иногда называют «мой дорогой верблюжонок».

Бедуины живут в своем мире — без телевизоров и телефонов, без электричества и водопровода, без банковских счетов, компьютеров, Интернета и утренних газет. Их мир плотно накрыт голубой чашкой солнечного неба. Герой фильма Бернардо Бертолуччи «Под покровом небес» сказал верно: это небо кажется твердым. Под покровом этих небес женщины в одиночестве уходят рожать в пустыню, а непоенный сутками бактриан остается последней надеждой в поисках подземного источника. Племена кочевников жили так всегда, и до сих пор бедуины следуют обычаям предков, словно опасаясь расплескать в желтый песок свою веру в белое солнце пустыни. Они объединяют прошлое с настоящим, потому что сами бедуины — это далекое вчера, непостижимым образом перебравшееся в сегодняшний день.

В начале зимы, лишь повеет хасмин, те кочевники, что не кормятся за счет готовых платить за сахарскую экзотику туристов, отправляются подальше от приткнувшихся к кромке пустыни морских курортов — на поиски пастбищ для верблюдов и овец, а лето пережидают в деревнях поближе к водным источникам. Они живут большими кланами из десятка семей и часто заключают браки между собой, поэтому на многих лицах отпечатаны признаки вырождения. Эти косоглазые, глухонемые бедуинские дети и кривозубые, иссушенные бедуинские взрослые счастливы малым, поскольку у них нет почти ничего. Но зато бедуины обладают тем, чего нет ни у кого больше; ни у кого в мире нет такого солнца и света. Все в африканской пустыне: песок, дюны, камни, скалы, холмы — поражает многообразием солнечных оттенков, которые бывают и желто-коричневыми, как охра, и белыми, и золотыми, и пурпурными, и какими угодно еще. Лингвисты установили: названия этих нюансов света существуют только в диалекте кочевников.

Пустыня — это дорога, ведущая во все стороны и вызывающая желание двинуться к далекому горизонту. Цель жизни и есть движение налегке. Арабский путешественник XIV века Ибн Баттута за тридцать лет странствий проделал путь протяженностью в 130 тысяч километров, ни разу не повторив маршрута. Самый первый из своих знаменитых походов магрибский странник не случайно совершил через пески Сахары. «Я отправился в путь в одиночестве, без товарища, без каравана, — вспоминал Ибн Баттута паломничество в Мекку. — Меня побуждали только решимость, сильное стремление души да страстное желание увидеть благородные святыни». В пустыню он ушел юношей, домой в Танжер вернулся умудренным старцем, обойдя весь исламский мир. Поклонение святыням Мекки и теперь остается доблестью бедуинов. Бедняка никто не осудит, если он так и не выберется из своей пустыни в Аравию, но состоятельный кочевник, владелец нескольких верблюдов, к примеру, выкупивший жену за пригоршню золотых украшений, обязан совершить хотя бы один хадж.

Ученые уверяют, что еще два тысячелетия назад климат на севере Африки был куда более благоприятным. На месте пустынь расстилались плодородные равнины с полноводными реками и озерами, с богатым растительным и животным миром. Геродот писал о существовании где-то в этих краях страны кочевников гарамантов, а еще далее к центру Сахары — древних царств атарантов и атлантов. Но белое солнце бедуинов побеждает: век за веком, десятилетие за десятилетием, год за годом Сахара расширяется, захватывая новые территории в сотни, тысячи квадратных километров.

Могучую силу солнце теряет лишь за мгновение до заката. За горизонт огромный пылающий диск уходит в считанные секунды, словно проваливается в бездну. С вершины черной горы видно, как быстро пожирает пустое пространство тень. Эта живая тень легко догоняет джип, во весь опор несущийся прочь от заката, накрывает и бедуинскую деревню, и одинокую бессильную чинару. И меня. До утра Восточная пустыня остается одна.

Под покровом небес.

ВЕСНА. ЦЕНТР

Конец света

Эрцгерцог Карл Людвиг, младший брат императора Австро-Венгрии Франца Иосифа, открыл пражскую техническую выставку в воскресенье, 15 мая 1891 года, в 10 часов. Яркое утро обещало теплый день. На торжество собралась вся городская знать; чопорные господа в сюртуках прятались от солнца под черными шляпами, оживленные разнаряженные дамы — под легкомысленными цветными зонтиками. Конные экипажи оставляли на площади, у павильона с забавным названием Лапидариум (здесь позже разместится выставка чешских каменных скульптур) или у входа в только что отстроенный Промышленный дворец. Под его увенчанным башней с часами куполом гости проходили на просторную террасу, куда ветерок доносил свежесть близкой Влтавы. На террасе и выставили столы с шампанским и снедью.