Страница 48 из 101
В этой сверхъестественной формуле мы оказались новой составляющей, и ливень, конечно же, действовал на нас. После каждой вылазки наши истребители возвращались по новой истерзанными кислотными бурями. У десантно-штурмовых кораблей дела шли и того хуже.
После одного из таких вылетов я встретил на палубе Угривиана, который карабкался вниз по лестнице из кабины «Солнечного кинжала Просперо». Нас окружал бормочущий ураган, состоявший из трудящихся сервиторов и экипажа ангара.
— Колдун, этот мир — могила, — произнес он.
Я опасался, что он прав. Мы искали что угодно: поселение, город, сбитый корабль — все, что могло быть источником астропатического вопля. При спуске ниже пелены облаков приборы вели себя точно так же. Истерзанная планета сбивала все прочесывания ауспиком.
Наконец, мы его обнаружили. Один из управляемых сервиторами истребителей вернулся в док на борту «Тлалока» и выгрузил зернистые пикт-изображения севшего звездолета, наполовину зарывшегося в снег на дне глубокого ущелья. Качество картинки никуда не годилось, и было невозможно сказать ни что это за корабль, ни сколько он там находится.
— Для примера масштабов, в этом каньоне смог бы поместиться город на девять или десять миллионов жителей, — сказал Ашур-Кай, когда мы собрались вокруг центрального гололитического стола командной палубы, пытаясь выжать детали из низкокачественных изображений.
Телемахон присоединился к нам и наблюдал без интереса. Фальк и его братья продолжали хранить молчание, запершись в своем убежище.
— Я полечу на десантном корабле, — предложил Телемахон.
Ты не можешь ему доверять, — передал Ашур-Кай.
Теперь он мой. Я верю ему так же, как и тебе. Давай закончим на этом.
Хорошо. Я останусь на мостике и буду готов открыть канал, если возникнет такая необходимость. Впрочем, ничего не гарантирую. Психический контакт будет в лучшем случае непредсказуем. Этот мир захлебывается в хаосе.
Все знали, что им делать. Я отправил их заниматься своими обязанностями и договорился встретиться с Телемахоном и Леором у десантно-штурмового корабля через час.
Нефертари не отпустила меня без последнего требования взять ее с собой. Она перехватила меня в одном из сборных залов правого борта, спланировав с высокого готического потолка комнаты, которую освещали лишь окутанные пылью звезды за наблюдательными окнами.
Она приземлилась с урчанием сочленений доспеха, столь же ловко, как человек спустился бы с последней ступеньки лестницы. То, как она получила эти крылья, было отдельной историей — она мастерски обращалась с ними, хотя родилась без них.
Близость к ней приносила благословенную тишину разума, который я не мог с легкостью прочесть, и за это я дорожил ею. У нее в голове была аура холодного, необычного безмолвия, а не накатывающееся бормотание воспоминаний и эмоций, из которых состоят сознания живых людей. Еще хуже была томящаяся, шепчущая пустота в душах всех моих рубрикаторов. Как и всегда, одного присутствия Нефертари хватило, чтобы успокоить меня.
— Voscartha, — поприветствовала она меня словом, которое у подобных ей означало «господин», хотя она никогда не улыбалась, пользуясь им. — Я иду с тобой.
— Не в этот раз.
— Я твоя подопечная.
— Нефертари, там нет ничего, способного мне навредить. Моя кровь не нуждается в защите.
— А если ты ошибаешься?
— Тогда я убью то, что затаилось, чем бы оно ни было, — я положил руку на оплетенный кожей чехол для карт таро, пристегнутый цепью к моему бедру. Она не стала кивать, поскольку кивают люди, но я почувствовал, как она уступила.
— Время перемен, — произнесла она, и от этих слов у меня стало покалывать в позвоночнике. Сама того не зная, она эхом повторила предшествующее предостережение Гиры.
— Что изменилось?
— Я наблюдала. Наблюдала за волчицей, за твоими новыми братьями. Наблюдала за тобой. Хайон, для чего мы здесь на самом деле? Зачем вести нас в это место на самом краю Родной Могилы?
— Я так чувствую, что это риторический вопрос.
Она наклонила голову, встретившись со мной взглядом. У Нефертари были совершенно поразительные черные глаза. Несмотря на присущую чужим раскосость, или же, возможно, благодаря этому, в них всегда присутствовал намек на большее, нежели она позволяла себе произнести. Ашур-Кай как-то сказал мне, что я воображаю загадку просто потому, что не могу с легкостью прочесть разум девы чужих. Он постоянно с сомнением относился к связи между мной и моей подопечной.
— Риторический, — повторила она своим голосом, напоминающим звук ножа, выходящего из ножен. — Это слово мне неизвестно.
— Оно значит, что ты задаешь вопрос, уже зная ответ, чтобы окончательно убедиться.
Она на ходу провела пальцами своей перчатки по ближайшей стене. Загнутые когти, которыми оканчивались все пальцы, были сделаны из биолюминисцентного, живого багряного кристалла. Они скребли по металлу, издавая звук, похожий на далекие крики.
— Нет. Вопрос был не риторическим. Я хочу знать, зачем мы здесь.
— Чтобы помочь Фальку.
— А почему для тебя это важно? Ты тоже ищешь боевой корабль, который он искал? Флагман Архипредателя?
— Он назывался «Мстительный дух». Весь экипаж «Тлалока» — это десятая часть того, что понадобилось бы для линкора типа «Глориана».
Название вызвало у нее насмешливую улыбку.
— И это он лежит на дне каньона?
— Не знаю, Нефертари.
Гира крадучись приблизилась к деве эльдар. Нефертари провела пальцами перчатки по меху волчицы, какое-то мгновение шепча на своем змеином наречии. Они были ближайшими из моих спутников, однако их недавно открывшаяся близость все еще действовала мне на нервы.
— Ты лжешь мне, Искандар, — мягко произнесла она. — Не о том, что знаешь, а о том, почему мы здесь и о том, чего ты хочешь. Ты хочешь этот корабль.
— Я же сказал тебе, я никак не могу его укомплектовать.
Ее черные, черные глаза встретились взглядом с моими.
— Можешь, ведь у тебя есть нечто такое, чем не обладает больше никто из военачальников. У тебя есть Итзара.
Мое молчание сказало все за меня. Она читала в моем сердце, словно в открытой книге, и не нуждалась более ни в чем, чтобы видеть истину. Я смотрел на Нефертари. Она смотрела на меня.
— Мы с Гирой чувствуем перемены в тебе, — произнесла она, — пусть даже ты не в состоянии ощутить ее сам. Пребывая в невежестве, мой народ дал жизнь Младшей Богине, именуемой Той-Что-Жаждет. Закричав при рождении, она сожгла нашу империю. Сделав первый вдох, поглотила наши души. Она все еще алчет их, высасывая наш дух из теней. Так что я приношу в жертву этой Богине чужие души и пью их боль, чтобы облегчить свою собственную. Их крики становятся песней. Навязчивый шум их последних вздохов — колыбельная, позволяющая мне уснуть. Такова судьба моего народа, который продолжает охотиться за мной даже в изгнании. Хайон, я понимаю, что значит быть в одиночестве, и чую это в других. Ты так одинок. Это убивает тебя.
— Я не одинок. У меня есть Ашур-Кай и Леор. Есть Телемахон. Есть Гира.
— Твой бывший господин-альбинос. Глупец с поврежденным мозгом, который следует за тобой, сам не зная, зачем это делает. Выродок, подчиненный тебе колдовством. И демон в теле зверя, что чуть не убил тебя.
Между нами вновь установилось молчание.
— У меня есть ты, — наконец, произнес я.
Это вызвало у нее улыбку. К тому моменту ей было уже несколько сотен лет — больше, чем мне и любому из моих братьев — однако казалось, что она еще только на пике инородной юности.
— У тебя есть я, — согласилась она, — но давай не будем делать вид, будто этого достаточно. Ты не человек, и неважно, что в тебе присутствует человеческая основа. Ты — орудие, которое создано быть связанным с орудиями-братьями. Ты был рожден чувствовать эту связь, и без нее ты слабее. Именно из-за потребности в ней ты принял в экипаж Огненного Кулака и Угривиана. Именно поэтому спас Фалька и его людей. Твое сердце отравлено, и ты одинок, но ты рожден для радости братства. Так что, наконец, ты сражаешься. Ты ощущаешь возбуждение амбиций и ищешь величайший из кораблей. Наконец-то борешься с одиночеством, которое так долго грозило тебе. Но будет ли этого достаточно?