Шпионские игры

— Регенератор восстанавливает по генетическому коду. Глазные яблоки не самый сложный участок тела. Иначе командор Сталий ориентировался бы по запаху.

Едва не охаю вслух. Этот Сталий и так приковывает мое внимание больше, чем надо, и от необдуманных поступков спасает только прослушивающая аппаратура. Не хочется, чтобы Алексей и его команда высказали мне то, что довелось услышать от начальника орбитальной станции — той самой, где познакомилась с Крисом. И да, Алеком…

Все же Крис намного красивее. И умнее. И он настоящий. А кем был Алек, даже не хочется задумываться. Но вот, похоже, Крис ко мне охладел совершенно. Мы видимся часто, и он привык. И зря я согласилась жить с ним в одной комнате — это же не свидания, и даже не офис санитарного инспектора. Он видел меня полуодетой и уставшей после поездок по планете.

— Рина, ты как? Прости, родная, не успеваю тебя развлекать…

— И не надо, — я хочу сказать ему, что я же не маленькая девочка, чтобы хотеть от него подарков и развлечений, что я готова растирать ему натруженную спину, помогать промывать от пыли густые, немного отросшие волосы, укрывать его одеялом, прижимаясь к крепким плечам, сворачиваясь клубочком в его сильных руках.

Все это почему‑то исчезает с моего языка, который не в силах справится с этим бредом, который закончится слезами — они уже щиплют мой нос. И срывается красивая, гладкая фраза:

— Не страшно. Командор Ри вполне помогает мне справиться с одиночеством.

— Тебе Сталий нравится? — неожиданно спрашивает Крис, но я же не хотела этого вопроса…

Может, Крис не хочет меня держать насильно, потому что очень любит? До меня это дошло ровно на минуту позже, чем произошло непоправимое — да и как я могла сейчас объяснить ему, что выполняю задание его же нового начальника? Развеет тот ему не объяснил сам? И вправе ли я это все озвучивать? И мир катится с откоса…

Крис слышит мой совершенно честный ответ:

— Он красив, мил, галантен и не заставляет меня делать всякие глупости.

Глаза Криса потемнели, и он сдержанно кивнул, коротко бросив:

— Понял.

Я не успела ничего объяснить, кричать было бесполезно, в конференц — зале уже собирались безопасники, и выздоровевший за сутки Лайт был тоже здесь, снова безупречно красивый и улыбчивый. И невозможно было представить, что Вайпер не подхватит меня на руки, не закроет рот поцелуем, а вот так спокойно уйдет, обронив:

— Будь счастлива.

Счастья не вышло — но я и не рассчитывала. Было бы странно вот так внезапно оказаться в нем. Не так далеко от тех мест, где я росла до поступления в лицей, был целый город с таким названием. И я все думала: 'Надо же, мы мечтаем о счастье, а они в нем уже живут. Наверное, это и есть пряничные домики, молочная река и конфетное дерево на одной улице. И все ходят в красивых нарядах сказочных героев'.

Реальность оказалась грустнее.

А Сталий? Я не на секунду не забывала, что у меня вмонтирована крошечная капсулка передатчика в пряжку бюстгальтера, и что с этим человеком была близка Кира…

И когда Сталий все же поцеловал меня — а наша с ним работа очень располагала: сладкие фрукты, яркие краски… Мне нужен Вайпер — поняла я, когда губы Сталия коснулись моих:

— У тебя губы сладкие, милая Рина…

Я не спросила вслух — а называл ли он Киру милой?

Кира вообще часто приходила мне на ум. Это безумие рано или поздно закончится. И Кира узнает, что ее друг Вайпер напился в тот день, когда я в открытую стала подругой Сталия. Напился, а затем ушел с головой в работу. Хотя куда же глубже, он и так не вылезал то из кабины истребителя, то с каких‑то полевых учений.

Дверь сработала сама. Или она предала меня в очередной раз, или среагировала на ладонь того, кто имеет доступ в мою квартиру.

— Крис?

Он по своему обыкновению затянут в черное, но сейчас это обычная одежда, он явно не летал, а просто гулял по планете, причем по обитаемым ее участкам. На нем нет боевого снаряжения — обычная куртка, в вороте которой видна горловина черной водолазки.

— Пустишь умереть? — его твердые губы кривит усмешка.

Черная куртка застегнута доверху, бледное лицо гладко выбрито. С чего бы ему сейчас умирать? На нем нет следов потасовки. И я бросаю с такой же легкой усмешкой:

— Ну помирай, раз уж пришел.

Едва эти слова сорвались у меня, как он оседает по двери, освобождая датчик. И панель схлопывается, оставляя его лежащим на белоснежном полу.

— Напился?! — у меня в памяти свежи недавние события, когда после крайней размолвки он нагородил себе неизвестно что со всеми вытекающими последствиями.

В тот раз меня отдельно взбесило, что Алексей, который и должен был нести ответственность за мою погубленную репутацию, не вступился за меня, а пил вместе с Крисом. Хотя и не набрался так, как Крис — судить обо всем этом мне оставалось только со слов ребят, и то не мне сказанных. Сама я ничего и не заметила — что еще раз подтвердило мои мысли о заговоре молчания в отношении меня. А что еще ожидать от людей, для которых я киви — туповатая подслеповатая жирная курица.

Вайпер в ответ только коротко простонал — как тогда, когда точно так же валялся на полу в окровавленном комбинезоне.

О чем я думала, переворачивая его тяжелое, литое тело, расстегивая набухшую изнутри кровью куртку? Как ни странно, совсем не о том, что вечер безнадежно испорчен предстоящей возней с медленно умирающим от отравленного клинка Криспином Вайпером. И даже не о том, что это и правда смешно: эпоха ядов миновала на Земле много столетий назад. И эта странная идея всплыла тут, на краю вселенной, выкопанная из архивов истории вместе с отвратительным словом 'пират'.

Да, я успела за несколько месяцев возненавидеть историю… И полюбить Криспина.

Это был именно клинок — узкий, малозаметный прокол сквозь одежду и глубокая рана в груди, уходящая к сердцу, которое не задето просто по какой‑то счастливой случайности. И он действительно был отравлен, причем как‑то примитивно, настоящим соком неизвестного мне растения. Уж растительное сырье определить я могла своим даже своим портативным лабораторным набором. И вывести на экран его формулу — с тем, чтобы схватиться за голову и поднять на ноги медика.

— Крис, милый, только не умирай. Я же не смогу без тебя, — слезы льются сами по себе и того гляди попадут в рану, которая кажется такой ничтожной, нелепой на его мощной груди. Следы от бластера выглядели куда более ужасающе, но тогда я точно знала, что их можно залечить.

А против этой гадости синтезировать противоядие нам не удавалось… Примчавшийся вместе с выдернутым с постели Сталием их врач тоже развел руками, но хотя бы сузил круг поисков:

— Не наше.

— И клинок щупалец. Наши шире и сразу с тремя — четырьмя лезвиями, — едва взглянув на рану, вынес вердикт Сталий.

— Не Ваших рук дело? — на всякий случай интересуюсь шепотом у него.

— Вы о чем? — глаза Сталия, и без того не самые приятные со своими вертикальными зрачками, сейчас еще больше напоминают хищника перед броском. — Для чего мне был бы нужен межгалактический скандал? Простите, но я смирил себя с потерей Киры. А уж из‑за Вас…

Отшатываюсь, словно он ударил меня по лицу.

Сил и времени на спор со Сталием нет. И тут полно людей — наш и таллирийский медики, командир группы, даже сам посол Роман.

— А регенератор? — хватаюсь я за соломинку и удивляясь, что никому в голову еще не пришла эта мысль, тем более, что агрегат и не убирали после лечения Лайта.

— Бессмысленно, — качает головой таллириец, обдавая меня презрительным взглядом. — Тратить время на объяснения с женщиной я смысла не вижу. Но для офицеров — землян поясню. Заживить такую рану можно меньше чем за час. Но вот яд так и останется. А убивает сейчас этого воина не рана. Она ослабила, он потерял много крови, но он очень силен. Как только мы синтезирует противоядие, так и можно будет закрыть рану.

— Внимание, тревога, — раздалось по громкой связи, не дав мне высказать свои соображения по поводу синтезации противоядия. — Атака базы с воздуха.