Страница 88 из 102
Женевьева старалась отгонять воспоминания о том дне, когда Фламберта внесли на носилках в рыцарский зал. Однако же она снова шла за носилками, на которых лежал дорогой для нее человек. И она так и не успела рассказать ему о своих чувствах.
Рюдигера из Фалькенберга переложили с носилок на ближайшую свободную кровать. Вскоре пришел цирюльник, чтобы позаботиться о нем.
— Они сильно его избили, мадемуазель, — сказал цирюльник. — А ножевые раны… Здесь ничего не поделаешь. Оставайтесь возле него, можете его немного обмыть, хотя о пользе этой процедуры я бы поспорил. И молитесь за него.
С этими словами мужчина направился к следующему раненому. Рюдигер застонал. Он пребывал в сознании, но был слишком слаб, чтобы любезничать с Женевьевой. Девушка предположила, что он был бы рад подержать ее за руку. До сих пор она, следуя запретам своей религии, никогда не прикасалась к мужчине, — если не принимать в расчет злосчастную ночь, проведенную с графом. Впрочем, все это осталось в прошлом.
Она решительно поднялась и отыскала лекаря. Женевьева могла бесконечно держать Рюдигера за руку, но кто-то должен был позаботиться о его ранах. Девушка нашла Соломона вовлеченным в один из бесконечных споров с цирюльником. Его платье снова было запятнано кровью, и он выглядел невероятно уставшим, вконец обессилевшим.
— Как бы я хотел, чтобы все это поскорей закончилось! — тихо произнес он, следуя за Женевьевой к постели Рюдигера. — Как бы я хотел снова облегчать боли в животе или лечить простуду. Заботиться о здоровье детей или принимать роды. Столько крови… Я уже не могу на это смотреть…
Отогнав невеселые мысли, он сосредоточился и с сочувствием склонился над Рюдигером. Рыцарь застонал, когда Соломон стал ощупывать его грудь, а потом поднял правую руку.
— Это не результат рыцарского поединка, — наконец произнес он. — Что вы сделали, Рюдигер? Вы что, избили сами себя?
Рюдигер попытался ответить, но его губы слишком распухли и потрескались.
И тогда Женевьева рассказала, что произошло.
Лекарь кивнул.
— Эти типы сломали вам ребра и руку. Я надеюсь, что ни одно ребро не проткнуло легкое. Вам не следует шевелиться, чтобы этого не произошло. Я наложу вам тугую повязку. Кроме того, все ваше тело покрыто кровоподтеками, и имеется пара колотых ран. Но ни одно из этих ранений не является смертельным. Нужно только следить за тем, чтобы раны не воспалились. Вам нужны тепло и покой. Руку я перевяжу, но должен сразу предупредить вас, Рюдигер: ваши доблестные рыцарские времена позади. Возможно, вы сможете держать меч в руке, но уже не будете орудовать им так умело, как прежде.
— Он не умрет? — спросила Женевьева.
— Думаю, нет. Но кому известны пути Вечного? Молитва ему точно не повредит. — Лекарь устало улыбнулся.
Женевьева опустила глаза.
— Господь меня не услышит, — прошептала она.
Лекарь вздохнул:
— Порой Господь проявляет к нам снисходительность, но, к сожалению, это происходит не всегда. Ну, у нас есть чем заняться. Мы промоем его раны вином. Я обработаю их мазью, которая не даст развиться гангрене, а затем мы их перевяжем. Так нужно будет делать каждый день. Никогда не стоит обольщаться, Женевьева. Но я делаю все возможное, и ты будешь мне помогать, не так ли? — Женевьева усердно закивала. — Однако тебе придется прикасаться к нему, — заметил лекарь, когда она неловко протянула ему чашу с теплым мыльным раствором, которую принесла одна из девочек. — Подними его руку, осторожно, постарайся не делать ему больно… А теперь обмой его грудь.
Женевьева отдернула руку, прикоснувшись к груди Рюдигера. Ей так долго внушали, что это грех! Но теперь ей было приятно ощутить, что его кожа теплая и упругая.
— Не медли, все надо делать быстро! — сказал лекарь. — Сейчас ты поможешь мне перевязать его. Или же мне позвать цирюльника? Рюдигеру, конечно, больше понравилась бы твоя помощь…
Рюдигер попытался улыбнуться, превозмогая боль, когда Женевьева нерешительно последовала указаниям лекаря.
— Она вскоре всему научится, — тихо сказал Соломон Рюдигеру, наконец закончив свою работу, и сделал вид, что не заметил, как Женевьева робко провела пальцем по одному из немногих неповрежденных участков на лице Рюдигера. — Она всегда была отличной ученицей. А вам я могу лишь пожелать удачи.
Женевьева сидела у постели Рюдигера, когда Дитмар и София вошли в рыцарский зал. Рыцарь уснул, измучившись, пока ему обрабатывали раны.
— Как он может здесь спать? — воскликнул Дитмар. После сражения в зале невозможно было находиться. Раненые стонали и кричали от боли, цирюльники проводили ампутации, стоял ужасный запах крови и пота. — Разве для него не нашлось места поспокойней?
До сих пор Дитмар и Рюдигер ночевали в общей комнате для рыцарей, но там раненый также не обретет покоя.
— Обратись к Аврааму, — устало произнес Соломон, — или к Мириам, у них просторные покои. Что касается моей комнаты — не сердись, Дитмар, но, добравшись туда, я падаю без сил. Мне необходимо хоть ненадолго уединяться. Я так устал от всего этого…
— Авраам и Мириам? — удивилась Женевьева.
Соломон потер лоб.
— К Айеше Мариам или к Абу Хамеду. Прости, но у меня просто вылетели из головы эти маврские имена. Я десять часов подряд купаюсь в крови, сегодня мне уже все равно, кто передо мной, — еврей, мусульманин, христианин или альбигоец. Я лишь благодарю Вечного за то, что по крайней мере избавил меня от встречи с вашим священником.
Дитмар и София, которую также поразили эти имена, направились к жилым покоям.
— Лекарь наверняка очень устал, — мягко произнесла София. — Он уже достаточно на все это насмотрелся. Если бы только…
— Тулуза, да здравствует Тулуза! — раздались ликующие крики во дворе крепости. — Да здравствует Тулуза! Победа! Да здравствует граф! Да здравствует Тулуза!
Казалось, весь город в считаные мгновения охватил восторг.
Дитмар перегнулся через перила и прокричал вниз:
— Что произошло? Вы так ведете себя, словно войско Монфора отступает!
Один из рыцарей, которые как раз торжественно скакали по двору на конях, собирался ответить, но в это мгновение из покоев графа выбежала Мириам в развевающемся платье.
— Дитмар, София! Вы уже слышали новость?
— Монфор мертв! — орали рыцари во дворе, скача галопом по кругу. — Монфор погиб!
— Симон? — спросил Дитмар. — Симон де Монфор?
Мириам, смеясь, кивнула.
— И это сделали мы! Наша патерелла! Женевьева, малышка Ариана и Ханзи. И мы с тобой, София! Мы уничтожили самого главного крестоносца!
Авраам вышел следом за супругой и обнял Дитмара. Граф, поддавшийся всеобщему восторгу, поцеловал Софию.
— Подумать только! — ликовал он. — Этот тип разбил три войска, убил короля и сжег несколько городов. Но он не смог справиться с женщинами Тулузы, при виде их он упал и умер!
— Но прежде пришлось швырнуть каменное ядро ему в голову! — обиженно заявила Мириам. — Одного лишь нашего вида было недостаточно.
Граф рассмеялся.
— Да здравствует Тулуза! Да здравствует Окситания и ее женщины! Я ведь всегда говорил! Где же остальные? Малышка Ариана, Женевьева… И незнакомка… Как же ее зовут, эту крестьянскую девочку…
— Эсклармонда, — подсказала Мириам.
Для нее было чрезвычайно важно, чтобы Раймунд запомнил ее в этой связи. Девушке необходимо было дворянское имя, чтобы Ханзи мог жениться на ней.
Граф еще громче расхохотался.
— Маленькая Эсклармонда де Фуа! — Он поднял свой кубок, всем начали наливать вино. — За наших Совершенных, крещеных или нет! За совершенных женщин Лангедока!
— Но действительно ли все уже закончилось? — недоверчиво спросила София, следуя по ступеням вниз за Дитмаром и Авраамом.
Они несли носилки, чтобы перенести Рюдигера в покои Авраама и Мириам.
— Там мы с Мириам сможем наконец выпить по кубку вина — с графом мне пришлось чокаться водой, — сказал Авраам, бросив косой взгляд на испанского советника графа, который всегда подозрительно поглядывал на необычных мавров. — Когда мы от них избавимся, моей радости не будет предела.