Поединок чести

— Сеньор де Монфор, похоже, питает слабость к простой обстановке, — съязвила она.

Раймунд поморщился.

— Ему приписывают некий аскетизм, — заметил он. — Это его роднит с вами, Совершенными.

Женевьева собиралась вспылить, но Раймунд жестом велел ей молчать.

— Больше никакого рукоприкладства, прошу тебя, моя любовь. То, что произошло на днях, было весьма нелицеприятным. Но я готов простить тебя. — Он улыбнулся. — Я не разочаровался в тебе, Женевьева. Ты пылкая женщина… и я всегда это ценил. Однако также я ценю сдержанность на публике. Договорились?

— Нет! — отрезала Женевьева. — Я ни страстная, ни покорная. Я…

Граф рассмеялся.

— Бесчувственная, но высокопарная! Господи, Женевьева, я люблю тебя! Как здорово мы проводили бы время вместе, если бы ты не противилась сама себе!

Женевьева так резко откинула назад голову, что ее черное покрывало сползло.

— А я не люблю вас, граф! — категорически заявила она. — Я вообще никого не люблю и никогда не полюблю. Я согрешила и за это расплачиваюсь теперь. Пройдет время, прежде чем я буду достойна, прежде чем я сама сочту себя достаточно очищенной, чтобы сделать то, чего я действительно хочу.

— А чего ты хочешь, Женевьева? — спросил граф. — Да-да, я слышал о крещении. Но ты ведь не одна из этих черных ворон, которые закрываются в своем мире, чтобы в итоге пойти на костер инквизиции. Это глупости, дитя мое. Ты не Эсклармонда де Фуа. Ты… Ты создана для любви!

Граф хотел схватить ее за руку, но Женевьева отшатнулась.

— Вы желаете лишь мое грешное тело! — выкрикнула она и распахнула дверь, чтобы убежать. — Но меня… меня вы не знаете. Вы не имеете ни малейшего представления о моей душе, господин граф, которая желает спасения! И я спасу ее! Огонь меня не страшит! Он сожжет лишь мое тело!

С этими словами она выбежала, споткнулась о порог двери — и упала в руки Рюдигера из Фалькенберга. Рыцарь подхватил ее, однако тут же отпустил, когда она начала неистово высвобождаться. Испуганная, но с горящими яростью глазами, она стояла перед незнакомцем и смотрела в его смеющиеся синие глаза под буйной темно-рыжей шевелюрой. Рюдигер только сейчас снял свой шлем. После беседы с графом он вместе с Ханзи объехал оборонные сооружения Тулузы. Теперь он хотел поговорить с графом, рассчитывая поступить к нему на службу. Если на следующий день Ги де Монфор действительно нападет на Тулузу, Раймунду будет дорого каждое копье.

То, что из дверей комнаты графа прямо ему в объятия выскочила девушка, изумило и позабавило его. Она была невероятно красива, но слишком мрачно одета.

— Могу ли я помочь вам, сударыня? — спросил он. — Очевидно, у вас с графом вышел спор. А ведь он известен как Великий Возлюбленный — уже пятью женами обзавелся… или же шестью?

— Я ни в коем случае не собираюсь становиться следующей! — фыркнула Женевьева, бросив испепеляющий взгляд на графа, который в растерянности стоял в дверях.

Но он быстро взял себя в руки.

— Мадемуазель Женевьева, что за вздор вы несете! Я никогда не принуждал женщину к чему-либо, и я не буду поступать так и с вами. Признаться, я сгораю от желания запереть вас в монастыре для вашего же блага! Чем я могу вам помочь, господин Рюдигер? — обратился он к рыцарю.

Однако тот не мог отвести глаз от Женевьевы.

— Как было бы жаль! — заметил он и окинул восхищенным взглядом ее сияющие черные волосы, слегка покрасневшее от ярости лицо и вишневые губы. — Хотя вы уже и одеваетесь как… Вы ведь не сбежавшая монашка, не так ли?

Рюдигер бросил скептический взгляд на Женевьеву. Черное платье вполне годилось для монастыря, но такую пылкую и несдержанную в ярости монашку он не мог представить даже среди темпераментных жителей юга Франции.

Женевьева сверкнула глазами на обоих мужчин.

— Я неофитка. Я стану Совершенной, я…

Рюдигер, глядя на нее, не удержался, на его лице появилась улыбка. Такая же улыбка с недавних пор появлялась на лице Ханзи, когда он смотрел на Эсклармонду, и озаряла лицо Дитмара вот уже почти пять лет при каждой мысли о Софии.

— Вы уже совершенны, моя госпожа! — мягко произнес он. — И если вы мне позволите, я с удовольствием при встрече докажу вам это.

Глава 4

Во дворе замка Нарбонны граф де Фуа собирал юных рыцарей, чтобы защитить ворота Монтульё от воинов Ги де Монфора. Несмотря на все старания жителей города, эта часть городской стены еще не была полностью восстановлена, и теперь следовало прежде отбить атаку крестоносцев, а затем защищать рабочих, которые укрепляли ворота.

Дитмар как раз спешился с помощью двух оруженосцев и с усмешкой наблюдал за тем, как залившийся краской Ханзи принимал от малышки Эсклармонды простой вязаный пояс в качестве знака дамы. При этом девушка покраснела еще сильней и не знала, на что обратить взгляд.

— Зачем вам знак от меня? — неуверенно спросила Эсклармонда. — И подходит ли он вообще? Это лишь старый пояс, разве знак… Дама ведь носит шелковые рубашки и шерстяные платья, а платок, который она отдает рыцарю, должен пахнуть розами.

Ханзи бросил на девушку взгляд, полный любви и восхищения.

— Моя… гм… госпожа…

Дитмар едва удержался, чтобы не рассмеяться. Ханзи еще никогда не пробовал себя в искусстве учтивых речей, и, похоже, это давалось ему с трудом.

— Если вы его… носили на теле, то грубейшее… полотно становится шелком и бархатом. Для бестолочи и глупца это, может быть, всего лишь старый пояс, но для меня это… э-э… приятнейшие оковы.

Маленькое загорелое лицо Эсклармонды просияло улыбкой. Между тем она больше не носила крестьянское одеяние, Мириам позаботилась о том, чтобы одна из младших девочек отдала ей простое домашнее платье. Эсклармонде было лет шестнадцать-семнадцать, но она была невысокой и изящной, словно фея.

— Она джинн, — улыбнулся Авраам, который также наблюдал за попытками ухаживания Ханзи, — как сказали бы мавры.

Он также присоединился к рыцарям, причем в своем мавританском наряде и с кривым мечом выглядел весьма необычно. Однако как воина его недооценивать не следовало. Еще в детстве сын торговца научился обращаться с оружием, — хотя для евреев это было запрещено законом, купцы не придерживались этих предписаний. Ведь во время своих путешествий они подвергались всевозможным опасностям и не собирались оставаться беззащитными. В то время как большинство из них весьма неохотно упражнялись в боевых искусствах, жаждущему приключений Аврааму всегда больше нравилось ездить верхом и размахивать мечом, чем учиться считать и осваивать иностранные языки. Он ужасно говорил на иврите, зато был обладателем лошади и всевозможного оружия, от большого меча до изящного кривого клинка.

— И как джинн она, похоже, сумела очаровать твоего рыцаря Жана, — сказал Авраам, остановив свою расторопную кобылу возле боевого коня Рюдигера. — Знает ли он, что может лишиться своего титула и звания, если женится на девушке из народа?

Рюдигер пожал плечами. Его не слишком заботили проблемы боевого товарища, поскольку сам он не отрывал глаз от юной красавицы. Темноволосая Женевьева с горящими глазами наблюдала за двумя взволнованными юными девушками из крепости, которые, покраснев от смущения, как раз прощались со своими возлюбленными рыцарями.

— Скорее нет, — все же ответил Рюдигер. — Причем ему, возможно, это все равно. То, как он на нее смотрит… Но мне кажется, не все так печально. Король Франции обязан ему своей жизнью, так что он подумает, прежде чем отобрать у него титул и владения. — Ханзи как раз прятал необычный знак Эсклармонды ближе к сердцу, под латы, а вот Рюдигер не мог отвести глаз от Женевьевы. Похоже, она не была близка ни с одним из рыцарей. Она обменялась парой слов с привлекательным темноволосым юношей, однако при этом он держался скованно. Могла ли она все же быть своего рода… монашкой? — Авраам, скажи… эта темноволосая девушка ведь не диакон этих альбигойцев?

Авраам, проследив за его взглядом, рассмеялся.

— Пока нет, — сказал он. — Но если ты хочешь этому помешать, тебе придется отточить сперва свой меч, а затем свою способность очаровывать. Если Тулузу захватят, Женевьева наверняка будет первой, кто бросится в огонь. А если нет… Ну, если не найдется рыцарь, которому чудесным образом удастся пробудить в ней страсть, в следующем году она примет крещение и посвятит себя постам и молитвам. Или же будет воспитывать девочек в крепости на скале, как Эсклармонда де Фуа, что мне кажется более вероятным. Она слишком своенравна, чтобы отречься от всего земного.