Поединок чести

— Граф вернулся! — ликовала София и почти не обратила внимания на то, что Женевьева сдержанно разделяла ее радость. Мириам следила, чтобы о произошедшем между графом и Женевьевой не поползли слухи. — Женевьева, он ведь, вопреки воле Папы, теперь снова на нашей стороне!

— Он слишком часто менял свое мнение, — заметила Женевьева.

Она невольно закрывала лицо покрывалом, когда речь шла о Раймунде. Выражение лица не должно было выдать ее.

— Но теперь он так не поступит, Папа никогда его не простит! А как радуются люди! Тебе нужно послушать этого трубадура сегодня вечером в зале твоего отца! Фламберт принимал его, и он прочитал нам парочку стихов:

Спешат сюда они. И взрослый, и малый,

Мужчины и женщины, бароны и дамы.

Склоняют колени и лобызают

Его платье, и ноги, и его руки…

— Это ему должно понравиться, — язвительно заметила Женевьева.

София покачала головой:

— Не будь такой упрямой! Я тоже считаю неправильным, что он исчез под покровом ночи, но, возможно, это даже хорошо. По крайней мере, теперь все знают, что он задумал.

Это была правда. Трубадур, который, воодушевленный возвращением Раймунда, бесстрашно отправился через захваченные и еще свободные земли Окситании, сообщил им о том, что собирается войско.

Многие французские дворяне, также лишенные собственности и прав, как и их граф, вновь приободрились и присоединялись к Раймунду и его сыну. Юному графу было всего лишь девятнадцать лет, но он был таким же бесстрашным рубакой, как и его отец. Ариана и другие девочки ликовали, услышав имена своих отцов и братьев. Рыцари прибывали целыми отрядами, чтобы сражаться под знаменем графа. Юный граф — Раймунд VII, которого назвали в честь отца, — собирал войско.

— Я также присоединюсь к нему, — заявил Фламберт Софии, когда они сидели рядом, а трубадур тем временем пел и рассказывал. — И другие рыцари наверняка пойдут со мной.

У Софии едва не выпал кубок с вином из руки.

— Что вы собираетесь делать? Вы покинете Монтальбан? Но кто будет нас защищать, если нападет Монфор? Мы ведь целую вечность готовились к этому. Мы…

— Я бы хотел победить Монфора у Бокера или Тулузы, а не перед своими воротами, — с достоинством ответил Фламберт. — Тогда он вообще не дойдет сюда, и Монтальбану не придется защищаться. Разве вы не понимаете, София, мы не можем растрачивать свои силы. Если каждый будет защищать лишь свою крепость, Монфор победит одного за другим. Единственный шанс для нас — это собрать сильное войско.

— Когда-то вы уже пытались это сделать, — горько заметила София. — Такую большую армию, как та, что включала в себя войска Арагона, Фуа и Тулузы, едва ли удастся собрать еще раз.

— Но тогда командование было слабым. Сейчас же все находится в руках старого и юного графов. И они… Госпожа София, король Педро сражался за свои права, но не с таким воодушевлением, как сражается Раймунд!

София постаралась улыбнуться.

— Если послушать вас, так кажется, что не он один, — пробормотала она.

Фламберт кивнул, его глаза сияли.

— На самом деле так и есть. Мы все будем биться с воодушевлением, гордые и решительные. За нашу землю и нашу веру — и за дам сердца.

Фламберт схватил Софию за руку.

— Госпожа! Позвольте мне сражаться под вашим знаком!

София покраснела. Ей хотелось признаться в том, что свой знак она отдала другому, но это, конечно же, было глупо. За некоторыми дамами ухаживали десятки рыцарей, София не обязана была отчитываться перед Фламбертом, сколько рыцарей сражалось под ее знаком. Но ее сердце говорило ей нечто другое. Разве это не будет предательством по отношению к Дитмару, если она даст Фламберту свой знак?

— Я… я подумаю об этом, — наконец ответила она. — Вы ведь уезжаете не завтра…

Рыцарь смиренно склонил голову, но все же остался в хорошем настроении — София позволила ему держать ее за руку.

И правда, под знаменем Монтальбана собралась внушительная группа рыцарей, после того как на следующий день Фламберт объявил о своих намерениях. Мнения остальных жителей города и крепости разделились. Такие стратеги, как Пьер де Монтальбан и его «военный врач» Соломон, опасались отъезда рыцарей.

— Если здесь дело дойдет до битвы, они лишь будут наступать друг другу на ноги, — высказала свое мнение и Мириам. — Мы можем защитить Монтальбан и с третью всех воинов, но когда мы наконец построим эту катапульту. А лучше сразу две или три.

Между тем Соломон и Мириам определились с моделью, однако община альбигойцев не слишком спешила предоставлять ремесленников и оплачивать затраты. К тому же идея обороняться с помощью катапульты казалась странной всем опытным воякам.

— Эту маленькую штуку построить так же дорого, как и большую, — выражал свое недовольство планом Пьер де Монтальбан. — Действительно хорошие орудия стреляют на шесть сотен локтей, но эта игрушка так никогда не сумеет!

Мириам хотела дать резкий ответ, но Соломон, который обладал бо́льшим терпением, взглядом велел ей молчать.

— Монсеньор, нам не нужно стрелять на шесть сотен локтей, — невозмутимо заявил он. — Подумайте, обычные катапульты являются осадными, наступательными орудиями. Поскольку захватчики не хотят подходить к крепости ближе дальности полета стрелы, имеет значение дальность полета снаряда. Мы же, напротив, хотим защитить крепость. Это означает, что на нас будут наступать, будут бежать и скакать на лошадях навстречу катапульте. Поэтому нашим орудиям нужно стрелять скорее в высоту, чем вдаль, если мы хотим использовать их в стенах крепости. И мы должны иметь возможность легко их перемещать — например, на стенах вашей крепости, на городской стене. Поэтому мы создали небольшую и самую легкую модель — патереллу. С ее помощью мы будем отпугивать их, монсеньор, мы заставим их держаться на расстоянии. Это позволит делать вылазки, когда нам будет необходимо, и прикрывать возвращающихся.

— Но ведь этих штуковин нужно много! — пробормотал Монтальбан. — Они же должны обеспечивать прикрытие всех стен.

Мириам кивнула.

— Это было бы разумно, — заметила она. — Учитывая то, что мы сможем спрятать эти небольшие орудия, враг не будет знать, откуда мы его собираемся обстреливать. И мы можем перемещать катапульты! Подумайте, монсеньор, враг не станет атаковать сегодня там, откуда вчера на него летели камни. Но как только мы заметим, что он собирается наступать, то передвинем патереллу в нужное место и снова начнем обстрел.

— Насколько далеко эти штуки вообще будут стрелять?

Как и прежде, хозяин крепости полагал, что дальность выстрела патереллы является ключевым показателем.

Соломон пожал плечами.

— Наша маленькая модель может послать камень где-то на шесть локтей, но, разумеется, она намного меньше, чем та, которую мы планируем построить, так что можно рассчитывать на дальность выстрела приблизительно в три сотни локтей. Все же на добрую сотню больше, чем дальность полета любой стрелы.

— И, стреляя на такое расстояние, можно точно прицелиться! — восторженно добавила Мириам. — Это также немаловажно.

— Я все же не знаю… — проворчал Монтальбан.

Мириам вздохнула.

— Я поговорю с Женевьевой, — сказала она уныло, ожидая, пока Соломон спустится по ступеням от покоев Монтальбана в крепостной двор. — Она должна выделить деньги из тех, что ей оставил граф. Поскольку она снова не выходит из комнаты, наверняка считает их грязными и не хочет к ним прикасаться, но они нам очень нужны. Не важно, считает она это возможным или нет, нам придется их потратить.

Софию терзали угрызения совести, когда рыцари собрались перед отъездом в крепостном дворе. Фламберт с тоской посмотрел на нее, когда она наконец подошла к нему.

— Моя дама, как же вы красивы! Знайте, что я навсегда запомню ваш образ. Случись мне погибнуть, ангел, который проводит меня в рай, будет обладать вашими чертами.

Женевьева, которая шла рядом с Софией, бросила на него неодобрительный взгляд. На самом деле их вера не предусматривала такого рая, каким его представлял Фламберт, и уж конечно не для рыцарей, ведь сражаться также было грешно. И все же она промолчала, да и София не стала развивать тему, а лишь благосклонно улыбнулась.