Страница 10 из 89
— Их мужество войдет в историю Бельгии. Подвиг их бессмертен, — ответила Елизавета, подошла к карте и, внимательно посмотрев, на нее, обратилась к Леопольду, — Как это понимать? — показала рукой на синие стрелы, острыми клиньями расчленившие территорию Бельгии.
— Мы вынуждены отступать, — сдержанно пояснил Леопольд, — Мы наладили контакты с французским и английским командованием и приняли решение произвести перегруппировку, отвести наши войска за линию Антверпен—Намюр.
Он показал эту линию на карте.
— Отвести войска с занимаемых позиций? — недоуменно спросила Елизавета. В ее понятии любое отступление, пусть даже прикрытое хитроумным военным выражением «перегруппировка войск»; в конечном итоге означало оставление врагу части территории Бельгии, с чем она не могла смириться. — С такими, как у нас офицерами и солдатами отступать? С ними можно стоять насмерть, как это делают герои Льежа!
— Иного выхода нет, — спокойно, будто речь, шла о давно решенной проблеме, не вызывавшей сомнения, прозвучал ответ Леопольда.
И это его спокойствие, и новая линия обороны в глубине Бельгии, которую он показал и которую теперь предстояло занять войскам, и карта страны, расчлененная синими линиями, настолько ошеломили Елизавету, что она слепым шагом отошла от стола и беспомощно опустилась на стул. Всем своим существом она противилась любому отступлению.
— Все ли вами взвешено и учтено? — спросила она строго. — Ведь это отступление. Понимаете? Отступление!
— Наши войска ведут ожесточенные оборонительные бои, давая возможность союзникам занять позиции на рубеже Антверпен—Намюр, чтобы достойно встретить противника. Маневр наших войск вынужденный, по крайне нужен. Здесь учтены все обстоятельства.
В кабинете повисла напряженная тишина, которую вскоре нарушил прерывистый гул немецких бомбардировщиков. В динамике, стоявшем на столе Леопольда, раздалось мягкое, но настоятельное предупреждение: «Ваше величество, объявлена воздушная тревога».
— Мама, — обратился Леопольд к Елизавете настоятельно, — наши генералы, офицеры, солдаты и я лично преклоняемся перед вашим мужеством. И все же… Все же Вам лучше отправиться в Брюссель.
— Я должна уехать в Брюссель? Почему?
— Здесь опасно для жизни.
Елизавета медленно поднялась, величественно стала перед Леопольдом.
— Вы забываете, — заговорила твердо, — что я — королева Бельгии и в часы тяжелых испытаний должна быть вместе с нашими офицерами и солдатами. Присутствие королевской семьи на фронте придает войскам уверенность в победе. Нет, я отсюда никуда не уеду, — отрезала она решительно.
— Но, здесь опасно, — попытался Леопольд настоять на своем, однако Елизавета прервала его.
— Сейчас вся Бельгия в опасности. И очень важно, чтобы в это время каждый бельгиец нашел свое место. Для меня оно здесь, на фронте, с моими солдатами и офицерами.
— Но, мама. Штаб полагает…
— Пусть штаб занимается войсками, а не королевой Бельгии. Ею я займусь сама, — крайне недовольно ответила Елизавета и решительно вышла.
С началом войны атмосфера в Брюсселе была наполнена тревогой и тоскливым ожиданием жителями города своей участи. Семь дней драматических событий на фронте и трудноодолимого страха в столице казались брюссельцам вечностью. Сообщения с фронта поступали самые тревожные и противоречивые. Если верить обращению короля Леопольда к войскам, то дела бельгийской армии будто бы складывались неплохо, но если верить слухам, которые наводнили столицу, сообщениям радиостанций Парижа, Лондона, и особенно Берлина, то оснований для оптимизма у брюссельцев с каждым днем становилось меньше. В первый же день войны они были разбужены воем сирен и разрывами бомб на аэродроме в Эвере и с тех пор не выходили из цепенящего страха перед бомбежкой. Страх этот приобрел панический характер после того, как берлинское радио объявило о намерении Гитлера подвергнуть Брюссель массированному авиационному налету и уничтожающей бомбардировке. Перепуганные брюссельцы поспешно оставляли город. Вереницы автомашин, автобусов, фургонов, нагруженных наспех захваченным немудреным домашним скарбом, запруживали улицы столицы. Создавалось впечатление, что все население Брюсселя от мала до велика вдруг поднялось на ноги и неукротимым потоком устремилось из обреченного города в поисках спасения от неминуемой смерти, обещанной Гитлером. С тяжелым сердцем наблюдала Марина едва ли не паническое бегство из города, тех, кто, по ее твердому убеждению, должен был, презрев смерть, защищать его до последней капли крови. Война, нескончаемый поток мятущихся по улицам Брюсселя людей, напомнили ей давно минувшие картины отступления белых армий из России. Она тогда была двенадцатилетней девчонкой, но ее впечатлительность надолго сохранила в памяти пыльные, бескрайние дороги, по которым в панике метались белые армии, запомнились штатские и военные люди с выражением смертельного ужаса на лицах одних и бессильной, звериной ярости на лицах других. Казалось, мир перевернулся и явился противоположной стороной, где не было места добродетели, состраданию, а господствовали насилие, жестокость и смерть. Ей довелось видеть расстрелянных, изрубленных шашками, исколотых штыками, повешенных на фонарных столбах красноармейцев, штатских мужчин и женщин, которых белые называли большевиками. Она слышала душераздирающий, истошный крик отчаяния женщин и детей по казненным, от которого стынет кровь в жилах, видела сожженные дома крестьян и целые деревни, превращенные в пепел. По молодости лет она не могла тогда разобраться в том, что происходило в России и поняла все значительно позже. Но одно вынесла своим детским разумом — отвращение и ненависть к насилию, смерти. И вот то, что она ранее отвергла, вновь вторгалось в ее жизнь, на этот раз на чужой земле.
Поражение бельгийской армии на фронте в семье Марутаевых восприняли с такой же болью, как и в семьях бельгийцев, но когда дело дошло до оставления города, решили иначе. «Двух родин у человека не бывает, — сказал Шафров, — Но если нам Бельгия оказала гостеприимство, то защищать ее от врага надо, также, как и свое отечество. Мы остаемся здесь».
Через опущенные жалюзи в квартиру Марутаевых, скупо освещенную единственной свечой, стоявшей на столе, яркими подвижными полосами врезался свет фар немецких автомашин, бронетранспортеров и танков. По улицам столицы полыхало море света, громыхая колесами и лязгая гусеницами, нескончаемым потоком двигались механизированные и бронированные колонны. И от того, что в городе стоял несмолкаемый и невообразимый грохот, от которого дрожали стены зданий, дребезжали стекла в окнах, казалось, что Брюссель раздавлен диковинным чудовищем. По всему было видно, что немцы не только перебрасывали войска в нужном для них направлении, но демонстрацией силы старались морально подавить бельгийцев, сломить их волю к сопротивлению.
— Пятый час идут и конца не видно, — сказал Марутаев, наблюдая в окно. — Его лицо, выхваченное из сумрака комнаты полосами света, было суровым, голос звучал гневно. — Оккупанты… Сверхчеловеки… Гранатой бы по ним. Гранатой!
Он гневно ударил кулаком по подоконнику и задохнулся от ненависти, сознания собственного бессилия.
— Гранатой, говоришь? — язвительно спросила Марина. Она сидела у стола с газетой в руках, — Ты лучше послушай, что говорит бургомистр Брюсселя Ван де Мельброк. К чему он призывает бельгийцев, — Поднесла к тусклому пламени свечи газету. — «Военные события могут развернуться так, что возникнет опасность оккупации города, — читала она возмущенно. — Я ожидаю, что при такой вероятности население сохранит спокойствие и достоинство. Жители должны оставаться в своих квартирах, закрыть окна и двери, воздерживаться от всяких оскорблений, провокаций или угрозы в отношении вступивших в город войск. Все сограждане должны соблюдать эту линию поведения самым строжайшим образом. Городские власти будут контролировать выполнение настоящего обращения. Население может доверить мне полностью, как оно полностью доверяет своей армии и главе государства, королю. Какова бы ни была длительность испытания, которая нас ожидает, бельгийцы должны придерживаться лозунга — с сильным королем с нами ничего не случиться. Бургомистр Брюсселя Ван де Мельброк», — Брезгливо бросила на стол газету, спросила: — Что ты на это скажешь? А?