Страница 89 из 115
Направление движения выбираю, как в море, по компасу. А он наручный, неточный. Идем строго на юг. Свое местоположение определяю по времени и скорости движения. Сверить с картой местоположение не по чему. На совершенно пустом листе топографической карты среди сетки Гаусса-Крюгера отмечаю время и место наших привалов.
Единственными приключениями на первых этапах перехода были встречи с большими отарами овец. Они перемещались самостоятельно из одного урочища в другое. Куда девались пастухи-монголы, мы не знали. Но после двух-трех встреч с «бесхозными» овцами дальнейших встреч не последовало. Монголы как-то узнавали о движении нашего каравана и направляли свои отары так, чтобы они с нами больше не встречались. Наверное, поначалу монголам было не жалко жертвовать несколькими десятками овец из многих десятков тысяч. Каждый орудийный расчет ловил понравившуюся ему овцу или барана, резал и в охотку разговлялся свежим мясом. Но люди есть люди. Начались безобразия: ловят овцу, вынимают печень, чтобы поджарить, а все остальное бросают в песок. Мы, офицеры, за такие действия наказывали солдат, но эффективнее нас сработали монгольские чабаны. Они изменили маршруты перегона отар.
На большой привал в Халахара — последний населенный пункт Монголии у границы с Манчжоу-Го — мы прибыли, пройдя 50 километров по пятидесятиградусной жаре, вконец изнуренными. Три пустые землянки — вот и все, что мы увидели. Это и был населенный пункт. Землянки здесь закапывались в грунт вровень с поверхностью песка, так как только глубоко в грунте можно было спастись зимой от лютого мороза и ветра, а летом — от нестерпимого зноя; сезонный перепад температур достигал тут ста градусов по Цельсию.
Одно название, что «населенный пункт», даже колодца нет. Но вот подошли с тыла машины с водой, задымили кухни. Люди и кони отдохнули, поели, утолили жажду и улеглись спать на горячий песок там, где стояли.
Проверяя ночью охранение, я обратил внимание на небо. Оно было черное-черное и сплошь усыпано громадными, висящими прямо над землей звездами. Луны не было. Светили звезды и Млечный Путь.
Этой же ночью случилось одно происшествие. Монгольские лошадки порвали лежавшие на повозках мешки с овсом, много его поели, а больше растеряли в песке. До этого «монголки» овес не ели, как мы ни приучали их. А тут, с голодухи, попробовали, раскушали, и он им очень понравился.
«Михин колодец»
Из Халахара наш маршрут пролегал через пустыню Гоби и хребет Большой Хинган в направлении на китайский город Кайлу, а после Кайлу — к берегу Желтого моря и Порт-Артуру.
Двигаться через пустыню Гоби нам предстояло не по наторенному тракту Чойбалсан — Кайлу, а километров на пятьсот западнее — по пустынному бездорожью. И хорошо, что наш путь перенесли на 170 километров восточнее центра пустыни. Западнее нас через пустыню Гоби пыталась пройти только одна колонна войск, но она завязла в песках, потеряла много людей, и ее остатки чуть живыми вывезли на самолетах. Таким образом, мы оказались самыми западными, самыми «пустынными» из всех воинских потоков, следовавших в Китай.
В последующие пять дней нам предстояло пройти уже по совершенно безлюдной, без единого населенного пункта и колодца, пустыне 270 километров. Пешком и на конях, да еще при жаре и по песку — это очень много. Два первых больших привала, каждый на ночь, я организовал через 50 и 70 километров. За водой на первых привалах посылал машины назад. Заблудиться они не могли: наш обоз проделал в пустыне весьма заметную пока дорогу. А вот на третий день, когда ехать за водой назад стало далеко — не хватит ни времени, ни бензина, нужно было искать источники воды впереди, по ходу движения. Однако на пустой карте в радиусе семидесяти километров не было ни озерца, ни колодца. И только в ста километрах слева-спереди я заметил маленькое голубое пятнышко с пометкой «г.с.», что означало: вода в озере — горько-соленая. Как его, это 15-метровое озеро, отыскать при таких расстояниях? Да и не пересохло ли? Может, от него и следа не осталось, все песком занесло?.. Однако выбора не было.
На последних километрах перехода людям стали мерещиться миражи: на фоне раскаленного зноем песка вдруг появлялись фантомы водной поверхности, даже волн и скал, деревьев и отражений в воде. Но по мере приближения видения отдалялись. А сейчас, на привале, почти бездыханные люди и кони повалились под жгучим солнцем в горячий песок и только время от времени открывали пересохшие рты, стремясь уловить что-то влажное и прохладное. Но горячий ветерок лишь еще больше обжигал слизистые горла и носа.
Никому, даже самому опытному офицеру в дивизионе, доверить четыре машины с тарой для воды я не мог. В пустыне, как в море, очень легко заблудиться, а если они заблудятся или моторы заглохнут, сломаются, где их тогда искать? Сами погибнут, и мы пропадем. Решаюсь ехать искать воду сам.
На четыре трофейные немецкие машины с посудой и тарой для воды посадил по два крепких солдата с ломами, лопатами и мотыгами, веревками, ведрами, и мы выезжаем в неизвестность. Направление держу по наручному компасу, по времени и спидометру примерно определяю пройденное расстояние. Скорость — километров сорок. Сотню километров на стареньких машинах уже одолели. Но нигде вокруг, сколько ни всматриваюсь, взобравшись на кабину машины и вытянувшись во весь рост, даже приподнимаюсь на носки, озерца заветного не видно. Уж слишком мала точность нашей ориентации на местности. А может, озера-то уже и в помине нет? Между тем радиаторы машин кипят, пар от них валит. Солдаты мои беспокоятся. Они верят в меня, но могут подвести машины — и что тогда? Куда прыгнешь-подашься, и что будет без воды там, с нашим дивизионом, оставленным за сотню километров? Выехать искать нас им не на чем, да и как они найдут нас в бескрайней пустыне?
Не показываю солдатам своего волнения, направляю машины вправо, влево, вперед — нет озера! Ну, должна же хоть какая-то впадинка от него остаться, цвет песка, в конце концов, измениться? Стоп! На ровном, тысячелетиями утрамбованном песчаном грунте вижу небольшую полосу светло-желтого песка! Это явно наносный песок, под ним должна быть низина. Значит, это и есть ложе того самого озерца, которое мы ищем.
Единственное полезное дело сделали, побывав у высохшего озера: произвели точную привязку к местности. Теперь мы точно знали свое местоположение. Карта показывала еще одно маленькое озерцо километрах в тридцати впереди по маршруту нашего движения. Солнце уже в зените. Вода в радиаторах машин кипит, бензина остается только-только на путь к этому озерцу и на возвращение к стоянке дивизиона. Кончится бензин, станешь в пустыне — пешком далеко не уйдешь! А рация наша слабовата, за сотню километров не слышна.
Подъезжаем ко второму озеру. Солдаты с машин еще издали его заметили. На пустом серо-желтом песчаном просторе маленьким темным пятнышком виделось желанное озерцо. Когда остановились около черно-синей тарелочки воды, затерявшейся в бескрайних песках пустыни, радости нашей не было конца. Подошли к воде, попробовали ее руками. Она хотя и мокрая, но теплая-теплая, чуть не горячая. А на вкус — горше самого лютого рассола. На озерце ни травинки. Но у противоположного берега — прямо не верится! — плавает пяток уток. Они совсем маленькие, но поразили нас своим светло-желтым цветом, потому-то мы сразу и не заметили их.
Солдаты напрямую, по воде, бросились к уткам. Озеро оказалось неглубоким. Когда через тридцать-сорок метров они достигли противоположного берега, утки нырнули в воду и вынырнули в разных местах посреди озера. Я заметил для себя, что глубина озера не более метра. Между тем солдаты вошли в раж и, как дети, увлеклись ловлей уток. Потом начали стрелять.
— Зачем вам нужны эти несчастные птицы? И разве можно их убивать? — обращаюсь к солдатам.
— Сварим, — отвечают.
— В горько-соленой воде? Кто же их есть станет? Единственное живое, что мы обнаружили в округе сотен километров, и вы решили убить эту жизнь!