Страница 23 из 57
Парфенов: А я откуда знаю?
Соколова: Вы там долго работали. Я не лично про вас говорю, вообще есть такой момент?
Парфенов: Спасибо за комплимент! «Доверяют ли красивым ведущим – я, конечно, не про вас!»
Соколова: Я этого не говорила. Вы кажетесь мне холодным – и только.
Парфенов: По-моему, главное – это попасть в ожидания. Вот в ваши я, видимо, не попал.
Собчак: Слушайте, вот есть очень умный, дико начитанный, очень интеллигентный человек – Дмитрий Быков. Но когда он в шортах (!) что-то вещает про кино у Гордона, ему веришь гораздо меньше.
Парфенов: Это называется «совсем не старается». Есть огромное количество людей, деятелей культуры, которые полагают, что «ящик» – это не ремесло. «Я книжки умные пишу, поэтому приду подарочком, еще все спасибо скажут, в ножки поклонятся».
Собчак: А что скажете про Гордона? У него была маразматическая ночная передача. Я, правда, ни слова не понимала, но оторваться не могла.
Соколова: Такой же эффект дает вдумчивое курение травы. Но Гордон определенно дешевле.
Парфенов: Я не стану включать телевизор, чтобы слушать умные и непонятные мне разговоры. Чтобы заинтересовать зрителя, этого мало, по-моему. Надо менять картинку.
Собчак: А Соловьев? Мне кажется, при всех претензиях к нему он профессионал.
Соколова: А по-моему, мужчина вполне бездарен. Просто усидчивая посредственность.
Собчак: Ты, Соколова, не умеешь быть объективной! Объективно Соловьев – профессионал, просто он подонок. Я считаю, что человек может быть подонком и при этом быть хорошим профессионалом. Одно другому не противоречит.
Соколова: Я считаю, что качество, именуемое «подонок», сильно ограничивает профессионализм в человеке.
Собчак: Не согласна.
Парфенов: Я программы Соловьева не смотрю. Мне мешает его тон, я не могу это воспринимать. На 13 этажах в «Останкино» нет людей, не любящих себя, но Соловьев в смысле любви к себе в кадре побил рекорд самого Диброва. У Димы было какое-то нагловатое ростовское шармирование. А у Соловьева все чудовищно серьезно. Совсем без самоиронии.
Соколова: А вы сейчас можете в каком-либо качестве на ТВ вернуться?
Парфенов: Нет. В текущем эфире действует негласный запрет на профессию. Так что я делаю только историко-культурные фильмы. Вот сейчас, к двухсотлетию Гоголя, на Первом канале вышло две моих серии.
Собчак: Но вы хотели бы?
Парфенов: Меня избавили от проблемы выбора. То, чем сегодня занимается отечественное ТВ, я делать не могу. Пиар власти – это не журналистика. Повторы одного и того же про маньяков – это не журналистика. Кроме того, вся стилистика безобразна и скучна.
Собчак: А вы не чувствуете своей собственной ответственности – как журналиста – за создавшуюся ситуацию? Во время перестройки ТВ смотрели все – оно было абсолютно живое.
Парфенов: Да, но довольно скоро постперестроечная журналистика стала обслуживать элиту так же, как это было при советской власти. Демократы первой волны и журналисты идеально воспроизвели матрицу. Помните на питерском ТВ Бэллу Куркову, которую называли подставкой под микрофоном Анатолия Собчака?
Собчак: Да, но я также помню Невзорова, который в те же годы позволял себе каждый день делать передачу, где обливал грязью мэра города, в котором жил. При этом ему разрешали работать, никто его не трогал, он делал то, что хотел, и его боялись.
Парфенов: Эта музыка недолго играла. В конце 90-х подобное уже стало невозможным. Невзоров издает журнал про лошадей.
Собчак: Весь срок моего отца Невзоров работал. Когда отец приезжал на благотворительные приемы, чтобы для голодающего города деньги выбить, Невзоров снимал его с бутербродом. И эту заставку я помню маленьким ребенком. С этого начиналась его программа каждый день. Так что свободная журналистика тогда была.
Соколова: Кажется, вы задели Ксению за живое. А как вы считаете, почему демократы так легко вернулись к советской модели?
Парфенов: Потому что решили, что для собственного блага можно использовать известные приемы. В 1996-м решили, что можно надувать рейтинг с 2 до 52%, потому что можно втюхать этим овощам все что угодно. Куда они денутся? А потом втюхивание стало тотальным, и мы получили то телевидение, которое имеем теперь. Это огромная проблема – чтобы власть перестала считать своих граждан овощами.
Соколова: Мне кажется, на решение этой задачи в России потребуется смена нескольких поколений. Если она вообще может быть решена.
Собчак: Во всяком случае, сейчас мы этого решения точно не придумаем! Позвольте, Леонид, если мы уже заговорили о журналистской ответственности, рассказать о том, что вы несете ответственность лично за меня.
Парфенов: Да? Какую именно?
Собчак: В начале 2000-х годов, который во многом предопределил мою дальнейшую судьбу. Я в золотом платье, на кого-то ору, что меня не так одели и причесали. Все это вызвало дико негативный резонанс. Зато именно тогда меня осенило, что негативный пиар – это единственный способ бесплатного пиара. Люди это съели! Я не то что родила образ, который многим, в том числе и вам, показался чудовищным, но который дал мне возможность сделать карьеру и сейчас заниматься тем, чем я хочу, и развиваться туда, куда хочу. И все благодаря вам!
Парфенов: Я помню этот репортаж и даже его название – «пупсики земли». Это тогда был только появившийся гламурный тренд, который потом стал господствующим. Вот эти бутылки «Кристалл» за полторы тысячи евро, вы в золотом платье. Вот это отношение. Вы взяли на себя труд быть такой преднамеренной фурией, которая швыряет в маникюршу косметичку.
Собчак: Потом этот прием работал долгие годы.
Парфенов: Так какие претензии?
Собчак: Никаких! Совсем наоборот. Вы меня в определенном смысле сделали, вывели на орбиту. Благодаря этому я четвертый сезон веду телевизионные программы.
Парфенов: Ну что ж, я рад за вас. Добро пожаловать в профессию!
Ускользающая красота
Василий Степанов, звезда фильма «Обитаемый остров», рассказал о проблемах красивых людей и узнал, с какими комплексами растут некрасивые дети
Пролог
Собчак: Соколова, как ты думашь, что такое красота?
Соколова: Я не знаю. Всю жизнь ломаю над этим голову. Это какая-то печать Бога. Что она значит, я пока не понимаю.
Собчак: Но нас с тобой Бог явно не опечатал.
Соколова: Хоть и с отвращением, но вынуждена с тобой согласиться.
Собчак: Знаешь, как мне было обидно в детстве. Красивой девочке стоило только зайти в комнату, как все уже умилялись и улыбались. Мне же, чтобы понравиться окружающим, приходилось предпринимать неимоверное количество усилий.
Соколова: Вот-вот. А я эти попытки вообще в детстве оставила. Думала, научусь что-нибудь хорошо делать, вот меня и полюбят.
Собчак: И что, полюбили?
Соколова: Ага. Некоторые даже называют неприятной красавицей.
Собчак: А мне вообще пришлось стать кумиром миллионов. И все равно той девочке мало. Я, знаешь, это все к чему? У нас есть шанс позвать сюда красавца и обо всем узнать из первых рук. Василий Степанов – звезда «Обитаемого острова».
Соколова: Да, мне о нем говорили. В смысле фильм говно, но мальчик – прелесть.
Собчак: Это все твои так называемые друзья-псевдоинтеллектуалы. Ну что, зовем Василия?
Соколова: Давай. Попробуем разговорить эту красоту.
Те же и Василий Степанов.
Собчак: Василий, перед интервью нам говорили, что вы – человек стеснительный, неуверенный в себе. Но я вижу, что это не так. Вы держите прямой взгляд. Это редкое мужское качество.
Степанов: Мне сказать что-то надо?..
Соколова: Совершенно необязательно. Мы можем просто говорить друг с другом.
Собчак: Нет, так неинтересно. Вам все же придется с нами разговаривать! Вы для нас бесценный источник информации. Мы, как две не сильно красивые девушки, решили узнать наконец всю правду о том, как чувствует себя в жизни космически красивый человек.