Убить клоуна

— Значит, это бурбон, — сказал я. — Тогда не знаю, какого черта я пил его столько лет. Я хочу сказать, что всегда разбавляю его водой. Черт возьми, я весь горю.

— Сними пиджак.

— Я хочу сказать, что бурбон обжег меня. Пройдет. И не надо мне снимать пиджак. Точно знаю. Может, следует принять какие-то таблетки или что-то еще, но...

— Садись сюда, Шелл. Поближе ко мне. — Она расположилась на длинном мягком диване, подложив под спину подушку.

— Нет, не надо. Меня на этот крючок не поймаешь, — сказан я. И добавил: — Так мне кажется. — Ловушка казалась очень заманчивой.

Я уселся на диван, сохраняя между собой и Лолитой расстояние не меньше ярда, а потом попросил ее добавить в мой бурбон воды. Она снова удалилась, забрав мой стакан, а я изо всех сил старался не смотреть на ее белые ноги, легко ступающие по ковру. Когда она вернулась с полным до краев стаканом, я снова почувствовал себя не в своей тарелке.

— Значит, ты сыщик? — спросила она, отпивая мелкими глоточками из своего стакана. — Ты ведь так сказал?

— Верно. Частный детектив.

— Так ты поэтому пришел ко мне? Из-за того, что детектив?

— Опять верно. — Я выплеснул на нее сразу всю информацию, чтобы проследить за ее реакцией. — Речь идет о Фрэнке Квине. Убийство Кейси Флегга. Росс Миллер. И ты, и Честер Вайс.

— Вот что, — протянула она.

Восприняла она все это довольно спокойно. Только маленькая морщинка залегла между бровями.

— Ты, наверное, знаешь, что Честер мертв?

На этот раз ее реакция была более заметной; я еще не закончил фразы, как она пробормотала:

— Вот как? Это плохо, он казался очень... — Хлоп! Она замолчала. Слегка наклонив к плечу голову, приоткрыв рот и приподняв темную бровь. И застыла в такой позе. На одну-две секунды. Ненадолго. Но вполне достаточно. Затем закончила начатое предложение, как будто никакой заминки и не было: — Милым человечком. — И, помедлив, спросила: — Что... Как он умер?

— По-моему, его убили.

— Убили? Его действительно убили?

Я слегка изменил формулировку:

— Так я думаю. Полиция утверждает, что это естественная смерть. Сердечный приступ.

Я застыл в ожидании, но она не произнесла ни слова. Тогда я продолжил, стараясь говорить как можно более доброжелательно:

— Меня нанял человек, убежденный в невиновности Миллера. И вот я пытаюсь войти в контакт с теми, кто давал на суде свидетельские показания, стараюсь раскопать что-нибудь, любую мелочь, чтобы помочь Миллеру. Хотя бы отсрочить день его казни. — Я замолчал, чтобы дать ей время осмыслить мои слова. — Его казнят в среду утром.

Она облизнула губы, но не произнесла ни слова. Я продолжал небрежно:

— В калифорнийском уголовном кодексе все изложено предельно просто: «Приговор о смертной казни приводится в исполнение с помощью смертельного газа». Звучит так невинно, не правда ли? «С помощью смертельного газа». Это не так жестоко, как «отрубить человеку голову», например, или «привязав к столбу, сжечь на костре». На самом деле это очень жестокая казнь. Послушай меня.

Я закурил сигарету, выпустив сквозь сжатые губы серый клубок дыма:

— Газ — цианид, и я видел людей, умерших от отравления цианидом. Их кожа приобретает специфический голубоватый оттенок. Для обозначения этого оттенка есть даже особое слово: «цианозный»...

— Хватит... то есть мне непонятно, зачем вы рассказываете мне об этом, мистер Скотт?

— Шелл, как договорились? — спросил я с улыбкой.

— Да. Я хотела сказать, Шелл. — Но в ее голосе уже не осталось и следов былой расположенности ко мне. Ни грамма.

— Мне казалось, ты должна реально представить себе все это, Лолита. Миллер в тюрьме, он попал туда отчасти из-за твоих показаний. А свидетелям не рассказывают на суде, как именно умрет осужденный. Только формулировка «Как предписывает закон» или что-нибудь столь же невинное. И выглядит это так, будто человека просто усыпят, точно так же, как убивают котят.

И тут она в первый раз побледнела. Побледнела как смерть. Закрыла глаза и сжала губы.

— А от членов суда присяжных, — продолжал я, — к несчастью, не требуют, чтобы они встали и честно, во весь голос заявили в открытом судебном заседании: «Мы собираемся убить этого человека». Они произносят только: «Мы считаем, что обвиняемый виновен», — и все дела. Конечно, одних котят следует убивать, а других нет. И если существует хотя бы малейшее сомнение в виновности Росса Миллера...

— Прошу тебя, Шелл. Не надо всего этого. — Она смотрела прямо на меня, ее черные глаза казались еще темнее и больше на фоне побледневшего лица. — Если ты хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай. Ладно?

— Ладно. Так вот, мисс Лопес, на суде вы дали показания...

Она была смелой. Улыбаясь и глядя мне в глаза, она возразила:

— Лолита.

— Конечно, — усмехнулся я. — Лолита. Ты дала показания, что Фрэнк Квин находился здесь, у тебя, в то самое время, когда убили Флегга.

— Все верно. Он был здесь. — Она помолчала. — На судебном разбирательстве я действительно сказала все, что знаю. Мне нечего добавить. Я ничего не знаю о том, что случилось в ту ночь, кто застрелил мистера Флегга и почему.

— Угу. Так вот, Честер Вайс засвидетельствовал, что он поднялся вместе с Миллером наверх, в апартаменты Флегга, и что больше никто туда не поднимался. Но незадолго до того, как его уби... как он умер, Вайс признался, что дал на суде ложные показания. Он заявил, что поднял наверх, в эти апартаменты, Фрэнка Квина, причем именно в то время, когда убили Флегга. Если Квин находился наверху, он физически не мог одновременно быть у тебя, верно?

— Нет. Значит, его не было в этих апартаментах. Я уже сказала тебе, что мистер Квин находился здесь.

Мы молчали, наверное, с полминуты. Я взбалтывал бурбон, разбавленный водой, Лолита потягивала свой напиток. Потом я заговорил:

— Так ты хочешь оставить все как есть? Тебе нечего добавить?

Она покачала головой. Черные густые волосы упали на плечо. Я взял с подноса свои сигареты и поднялся:

— Что ж, спасибо. Наверное, это все. На данный момент.

Она проводила меня до двери, открыла ее и бесшумно закрыла за мной, а я направился по коридору к выходу.

Я живу в многоквартирном доме с гостиничным обслуживанием на Норт-Россмор в Голливуде, свою трехкомнатную квартиру с ванной я называю домом. Я поднялся на второй этаж и осторожно вошел в квартиру. Парни с бомбами и автоматами меня не ждали, поэтому я плеснул в стакан виски, разбавил его содовой, а потом покормил рыб.

В моей прихожей, напротив левой стены, два аквариума с рыбками, один небольшой аквариум для гуппи, а другой аквариум на двадцать галлонов — для всех остальных. Я допил свой коктейль, рассматривая молли, красных меченосцев, похожих на акул линеатусов, великолепных, синих, как васильки, петушков, и на некоторое время забыл обо всем, засмотревшись на этот такой небольшой по размерам, но такой чистый мир.

Потом пожелал доброй ночи Амелии, кричаще непристойной, обнаженной сладострастнице, размером в квадратный ярд, которая висит на стене моей гостиной; Амелии, которая кажется, а может, и является олицетворением тайного порока. Затем, приняв душ, выключил свет и лег спать.

И тут же заснул как убитый.

На следующее утро, в воскресенье, я обошел все забегаловки на Мейн и Спринг, в Бойл-Хайтсе, подальше от Сентрал-авеню. Я разговаривал с людьми в барах и парикмахерских, дешевых отелях, многоквартирных домах, расспрашивал даже бизнесменов, адвокатов, других частных детективов. И непрерывно оглядывался, чтобы проверить, не целится ли кто-нибудь из пушки в мою никудышную голову. Я расспрашивал о Квине, Флегге, Вайсе, даже о Хеймане и Лолите Лопес. И все впустую.

Получил я кое-какие сведения о Россе Миллере, и чем больше узнавал о нем, тем крепче становилась моя уверенность в том, что он не виновен. Миллер был выпускником адвокатского колледжа, имел сестру двадцати двух лет, Дорис Миллер, с которой я познакомился, и невесту тридцати одного года, Джейн Френч, которую я не знал. Все мои попытки разыскать невесту кончились неудачей, и я позвонил Дорис. Она сказала мне, что Джейн Френч вернулась домой, в Канзас-Сити; ведь ничего похожего на свадьбу ее не ожидало.