Убить клоуна

Остановившись перед отелем, я выпрыгнул из машины, пробежал через вестибюль, взлетел по лестнице и забарабанил в дверь номера Лолиты. Мертвая тишина, оттуда не доносилось ни звука. Я отступил, с разбега одним ударом вышиб замок и ворвался в номер.

— Лолита! — закричал я. — Лолита!

Тишина. Никакого ответа. И тут я понял, что ответа не будет, понял, что теперь спешить некуда.

Я нашел ее в ванной.

Она лежала скрючившись в ванне, лицо покрыто водой, длинные черные волосы намокли и опустились на дно. Мне показалось, что я очень долго стоял неподвижно, хотя на самом деле прошло несколько секунд. Очнулся от боли: я сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Мне стало трудно дышать. Тогда я подошел ближе и прикоснулся к белому плечу. Оно было холодным. Холод мертвого тела невозможно спутать ни с чем. Она умерла давно, много часов назад.

У двери я обернулся и в последний раз посмотрел на Лолиту. Скрюченная, неподвижная, густые черные волосы распластались по воде, как потоки чернил. Я вышел, плотно закрыв за собой дверь, сел в кресло и закурил. Ее слова и жесты остались со мной, в моей памяти. Улыбки и затененные длинными ресницами глаза. Я сидел, курил и думал о Лолите.

Потом поднялся и направился к телефону, ощущая неимоверную усталость во всем теле. Я звонил в отдел по расследованию убийств.

Глава 9

Уже двадцать минут сидел я в машине, остановившись напротив улицы, которая вела к мотелю «Сэнд дюнз».

Тело Лолиты отправили в морг. Несмотря на тщательные поиски, полиция не обнаружила никаких следов того, что эвфемистически называют шулерством. Она могла поскользнуться и упасть. Я знал, что это не так. Полиция, вероятно, также не верила в несчастный случай, но не нашла ни одной улики, чтобы начать расследование.

Однако их было достаточно для меня, более чем достаточно.

Я все еще не пришел в себя и неохотно, с усилием гнал из головы мысли о смерти Лолиты. Теперь это стало только частью расследуемого мной дела; только так я должен думать об этом. Воспоминания останутся со мной, в глубинах моей памяти, — именно там их и следовало хранить. Нельзя допустить, чтобы мысли о ее убийстве помешали мне довести до конца начатое мной расследование — по крайней мере, найти того, кто убил ее.

После смерти Лолиты я еще острее нуждался в помощи Джея. К тому времени, как полиция отпустила меня, уже не имело смысла ловить Джея на дороге: он давно уехал из поместья Квина. Тогда я решил, что, возможно, вчерашнее свидание повторится и у меня есть шанс отыскать его в мотеле «Сэнд Дюнз». Рассудив так, я направился сюда. Надежды мои оправдались: неодолимая сила любви, или как там это у них называлось, снова привела Джея и миссис Квин прямехонько в мотель.

По крайней мере, я засек неподалеку от мотеля большой «кадиллак» миссис Квин, поскольку не знал, на какой машине приехал Джей. По моим расчетам, после отъезда миссис Квин не составляло труда выследить Джея или захватить его прямо в номере мотеля — пойти туда тотчас после ее ухода и постучаться в дверь. Но мне очень не хотелось впутывать в это дело миссис Квин. Не говоря уже о нравственной стороне проблемы, сама она, насколько мне известно, никого не застрелила, не зарезала и не отравила, поэтому незачем было ей присутствовать при нашем разговоре. Я хотел заполучить Джея, одного, без лишних ушей или глаз. И, кроме того, сразу после ухода миссис Квин я надеялся не только застать Джея в расслабленном состоянии, но застукать его, так сказать, на месте преступления.

Только все мои расчеты с треском провалились.

Прождав минут двадцать, я принялся снова рассматривать фотографии. Чтобы заставить Джея повиноваться, на мой взгляд, вполне хватило бы одной, самой выразительной. На этой фотографии Джей и миссис Квин по какой-то причине — возможно, потому, что инфракрасная вспышка создает не только нужную температуру, но и дает иногда слабую подсветку, — были видны совершенно четко, они смотрели прямо в объектив. Глядя на него, можно было подумать, что он, широко раскрыв рот, поет что-нибудь вроде «По пути на Мандалай»[5], а у нее глаза слегка косили, зато все остальное было видно очень ясно. Я не сомневался, что на Джея эта фотография произведет сильное впечатление.

Положив обе фотографии обратно, в конверт, я стал засовывать его в карман пиджака. В эту минуту синий «тандерберд» отъехал от мотеля и направился в мою сторону. Я чуть было не проворонил его. Джей явно не соблюдал правил приличия — пропускать даму вперед, а я следил за «кадиллаком» миссис Квин. Но поскольку машина отъехала от мотеля, я внимательно посмотрел на водителя, когда «тандерберд» промчался мимо. И увидел Джея.

Быстро развернувшись, я поехал за Джеем по Третьей улице; он вскоре свернул налево, к Лос-Анджелесу. Я старался держаться поближе к нему, надеясь найти удобное место, чтобы прижать его к обочине. На такой оживленной магистрали это, мягко говоря, достаточно сложный маневр, ему ничего не стоило пристрелить меня, но мне позарез нужно было встретиться с ним сегодня вечером. И чем скорее, тем лучше.

Я не отставал от него, но около Ла-Бреа он проскочил перекресток на красный свет, а мне пришлось остановиться. Однако, миновав перекресток, он свернул налево, к стоянке около отеля на углу улицы. Только тут я сообразил, где мы находились, и по коже у меня побежали мурашки. Это была гостиница «Баркер». Гостиница, которой управлял Фарго, место сбора многих бандитов, в том числе и Фрэнка Квина.

— Нет! — заорал я Джею. Высунувшись из окна, я кричал: — Нет! Не заходи туда!

Он, не оглянувшись, вошел в гостиницу. Очевидно, не услышал меня. А должен был. Я кричал что было мочи.

«Что делать?» — подумал я. Со стороны «Баркер» не казался вертепом, это было современное, красивое двенадцатиэтажное здание, фасад которого выходил на Третью улицу. Мне был виден вход в «Гардения-Рум» со стороны Ла-Бреа, слева от меня. Позади отеля проходила аллея, соединявшая Ла-Бреа с параллельной улицей, Сикамор-авеню. Какие-то растения с большими зелеными листьями украшали нижний этаж здания, а со стороны, выходившей на Ла-Бреа, неподалеку от меня, росли три пальмы, их изящные стволы с разлапистыми зелеными ветвями дотягивались почти до окон четвертого этажа; снизу их подсвечивали прожекторами, и по стволам плясали розовые блики. Нет, «Баркер» совсем не походил на опасный притон.

На перекрестке цвет светофора сменился на зеленый. Нетерпеливый водитель отчаянно сигналил за моей спиной. Чертыхнувшись, я неохотно двинулся вперед и с тяжелым вздохом въехал на стоянку рядом с отелем.

Машина Джея стояла на месте, но самого Джея и след простыл. Стоянка соединялась лестницей с боковым входом, через который можно было попасть в вестибюль гостиницы. Я поднялся по ступенькам, вошел внутрь и, закурив сигарету, огляделся по сторонам. Слева от меня находилась стойка администратора, за ней стоял мужчина средних лет. Несколько человек расположились на диванах в холле гостиницы.

Все выглядело вполне благопристойно и даже приятно, пока я вновь не увидел Джея. Он стоял наискосок от меня, разговаривая с четверыми мужчинами, сидевшими на диване неподалеку от дугообразной арки, над которой горела неоновая вывеска: «Гардения-Рум». Не успел я рассмотреть их, как из-под арки появился высокий рыжеволосый человек и, подойдя к веселой компании, хлопнул Джея по спине. И они тут же вместе скрылись под неоновой вывеской. Но, к счастью — или к несчастью, — я успел разглядеть его.

Это был побывавший за решеткой заносчивый тип, по имени Блистер. Рыжий вор с красной рожей — очевидно, спал он под лучами кварцевых ламп; его нос столько раз ломали о различные предметы, что сейчас от него остались одни воспоминания; вследствие этого недостатка его рот всегда был полуоткрыт, и из него исходил такой запах, что москиты от дыхания Блистера погибали кучами. Одним словом, Блистер был малопривлекательным типом, мускулистый тупица и трус, но трус этот больше всего боялся Фрэнка Квина. Вдобавок он водил дружбу с Фарго, управляющим «Баркера», а тот просто обожал меня.

5

Песня на стихи Р. Киплинга.