Истребители

— Необходимо, чтобы истребители были в одном плотном строю с бомбардировщиками с правой и левой стороны их боевого порядка. Тогда бомберы чувствуют себя уверенно и точно бомбят.

На лицах командиров истребительных полков появилось недоумение. Ведь ходить на войне парадным строем — дело гиблое. Истребителю, чтобы он надежно мог выполнять свои задачи, необходима свобода для немедленного маневра. При сопровождении бомбардировщиков группа непосредственного прикрытия должна идти с определенным интервалом и превышением. Интервал и превышение зависят от тактико-технических данных истребителя. Их оптимальные величины мы хорошо знали. Они были выверены опытом войны.

Когда у истребителя сопровождения есть возможность для маневра и хороший обзор, он всегда сумеет своевременно заметить опасность и сорвать атаку противника. Другими словами, он может просто-напросто не допустить вражеских истребителей к нашим бомбардировщикам. На этом в первую очередь и строилась вся тактика истребителей при непосредственном сопровождении бомбардировщиков и штурмовиков. Если же у истребителя нет пространства для маневра, то из надежного защитника он в таком случае превращается в удобную мишень как для вражеских охотников, так и для зенитной артиллерии, И что с того, что летчик-бомбардировщик, который видит рядом с собой истребитель, чувствует себя спокойно? Спокойствие это мнимое, и надо подобные вещи уметь объяснять.

Все молчали. Я снова попросил слова, объяснил свою точку зрения и твердо заключил, что таким способом прикрывать бомбардировщики нельзя. В. А. Судец заявил, что так его прикрывали на других фронтах. Между [154] тем меня довольно твердо поддержали командиры других истребительных авиаполков.

Наконец генерал согласился с нами, и мы разъехались по своим частям. В полк я попал уже к подъему личного состава. Спать было некогда: предстоял день напряженной боевой работы. В такой обстановке бывало всякое, поэтому я не придал никакого значения бессонной ночи. Но к исходу дня я вновь получил такое же, как и накануне, приглашение, и к 22.00 снова прибыл в штаб бомбардировочного корпуса. Все повторилось — и так в течение всей операции.

Это начинало раздражать. Задачи одни и те же, летаем в один и тот же район, с командирами бомбардировочных полков уже достаточно хороню знакомы. Зачем же заседать каждую ночь? Как можно так воевать? Просидеть ночь бесцельно, а днем-то нужно летать! И не просто летать — вести бой! Просветы бывали только тогда, когда надо было сопровождать штурмовиков или разведчиков, если из-за непогоды выпадал нелетный день или командир корпуса по какой-то причине отсутствовал и задачу ставил начальник штаба корпуса.

Это был наглядный пример, как не следовало работать. Каждый из нас во время ночных бдений сидел как на угольях. В частях нас ждали неотложные дела, кроме того, требовался отдых, потому что в те дни мы, командиры полков и даже дивизий, сами водили своих подчиненных в бой.

* * *

Уже после первых дней нашего наступления гитлеровцы поняли, что на этот раз им демянский плацдарм не удержать. Авиаразведка установила, что они начали выход из котла. Было ясно, что после разгрома 6-й армии Паулюса под Сталинградом гитлеровское командование теперь опасается потерять большую часть своей 16-й армии под Старой Руссой. События были слишком свежи по времени: 2 февраля полным крахом для противника закончилась Сталинградская битва, а спустя неполных две недели началось мощное наступление войск Северо-Западного фронта. Гитлер, который, как пишет немецкий генерал Курт Типпельскирх, до сталинградских событий «почти совершенно отвергал отвод войск», на этот раз решил не искушать судьбу и воспользоваться рамушевским коридором, пока еще существовала такая возможность. [155]

И немецкое командование начало отвод войск 16-й армии. Тот же генерал Типпельскирх, говоря об отходе с демянского плацдарма, замечает, что это «была исключительно тяжелая операция, так как все дивизии находились в непосредственном соприкосновении с противником и должны были под его непрерывным воздействием быстро преодолеть узкий коридор восточнее реки Ловать»{8}.

Реку Ловать враг хотел использовать как естественный оборонительный рубеж и остановить здесь наступление наших войск. Однако этот план сорвался. Преследуя отходящую 16-ю армию, войска Северо-Западного фронта ликвидировали демянский плацдарм, который просуществовал без малого полтора года. 28 февраля они вышли к реке Ловать и, не дав здесь врагу закрепиться, погнали его дальше. Гитлеровцы вынуждены были отойти за реку Редья.

В тот год выдалась очень ранняя весна. Уже в первой половине марта начал быстро таять снег. Разливались ручьи, протоки и реки. Раскисали и выходили из строя грунтовые аэродромы и немногочисленные дороги. Самолеты не могли взлететь, танки, орудия и автомашины вязли в грязи. Все это было на руку гитлеровцам.

Бойцы на руках перетаскивали орудия, ящики с боеприпасами и продовольствием. Темп наступления замедлился. Все труднее было своевременно форсировать Редью, и противник здесь сумел создать прочную оборону. Оборонительный рубеж по реке фашистами был подготовлен заранее, но с отходом демянской группировки оборона здесь была значительно усовершенствована.

14 марта наше командование ввело в бой свежую 68-ю общевойсковую армию (командующий — генерал-лейтенант Ф. И. Толбухин), которая прибыла на усиление войск Северо-Западного фронта. Армии была поставлена задача освободить Старую Руссу и выйти на реку Шелонь. Однако к этому времени дороги сделались непроходимыми. Наступление армии успеха не имело. Войска фронта перешли к обороне по реке Редья.

В те напряженные недели мы использовали каждую возможность для боевого вылета. Некоторые из них хорошо запомнились.

Незадолго перед концом операции с ВПУ воздушной [156] армии срочно потребовали выслать звено истребителей: над передним краем появились две «рамы» под прикрытием ФВ-190. Они корректировали артогонь. Поскольку в те дни большинство наших аэродромов из-за распутицы вышло из строя, немецкие корректировщики артогня, очевидно, чувствовали себя в безопасности.

Вылетели две наши пары: старший лейтенант Виктор Едкин и капитан Иван Лихобабин с ведомыми.

Надо сказать, что в наших наземных войсках «раму» (ФВ-189) ненавидели больше, чем любой другой немецкий самолет. Он имел невысокую скорость и подолгу мог «висеть» над полем боя. Экипажу «рамы» сверхубыли прекрасно видны все цели, и потому, как только этот самолет появлялся, артиллерийский огонь противника становился убийственно точен. Как только «рама» начинала работу, общевойсковые командиры всех рангов требовали немедленно прислать истребителей.

Но наши летчики тоже очень не любили этот вражеский самолет. Его чрезвычайно трудно было сбить. Благодаря невысокой скорости и неплохим аэродинамическим качествам «рама» была очень маневренной и легко уходила из-под атаки истребителя. Повторить маневр ФВ-189 на наших машинах было невозможно. Сбить «раму» можно было только с первой атаки. Но это удавалось тогда, когда она была неожиданна и экипаж «фоккера» не видел советского истребителя. Экипаж «рамы» состоял из двух человек, кабина была очень продуманно расположена, и обзор у экипажа — особенно верхней полусферы — был прекрасный.

Наши летчики все это отлично знали, поэтому, когда пары Едкина и Лихобабина увидели над передовой двух немецких корректировщиков, они обошли этот район стороной, пересекли линию фронта и развернулись над территорией противника. Расчет был на то, что меньше всего гитлеровцы ожидают атаки с запада. Нижняя кромка облаков позволяла после разворота подойти к вражеским самолетам скрытно. Разделившись на пары, наше звено внезапно атаковало их.

Все же в последний момент экипаж одной «рамы» заметил пару Едкина. Он сманеврировал, и Едкину пришлось повторить атаку. Будь на его месте другой, менее опытный летчик, может быть, этот «Фокке-Вульф-189» и смог бы уйти. Но Едкин при повторной атаке был точнее: «фоккер» задымил и со снижением потянул на запад. Преследовать подбитые «рамы» всегда было опасно: [157] как правило, они уходили под прикрытие своих зенитных батарей.