Истребители

И все-таки, несмотря на все осложняющие обстоятельства, гитлеровцы, встречая упорное сопротивление, вынуждены были задерживаться на каждом рубеже и теряли темпы продвижения. Ценой больших усилий к концу октября противник подошел к Туле.

Битва за город продолжалась сорок пять дней и ночей. Сплоченная партийной волей, проникнутая духом пролетарской дисциплины, рабочая Тула выстояла.

Наш 42-й истребительный авиаполк перебазировался на полевой аэродром, расположенный в сорока километрах [70] восточнее Тулы. По соседству с нами находились 509-й истребительный и 74-й штурмовой авиаполки, так же, как и наш, очень малочисленные, понесшие большие потери. Немецкие бомбардировщики накатывались на нас волнами, а мы не имели достаточно сил, чтобы отражать эти беспрерывные налеты. Навстречу врагу вылетали остатки нашего и соседних полков. В те дни соотношение сил в воздухе было особенно неблагоприятным для нас. Малыми силами мы старались срывать прицельное бомбометание. Это было не просто, поскольку немецкие бомбардировщики ходили под надежным прикрытием истребителей.

Состав наших групп определялся одним фактором: количеством исправных самолетов. Резерва не оставалось нигде. Если было шесть готовых к бою самолетов — вылетали шестеркой, если три — звеном. Чтобы использовать каждую машину с максимальной отдачей, летали самые подготовленные и опытные летчики. Летали непрерывно. Переутомление людей было очевидным, но иного выхода не было.

Все командование ВВС Брянского фронта размещалось на нашем аэродроме. Командующий ВВС фронта генерал Ф. П. Полынин, военком бригадный комиссар С. Н. Ромазанов и другие стояли почти у каждого самолета-истребителя, который готовился к повторному вылету, и торопили, чтобы работа шла быстрее. Если требовалось применить власть, чтобы ускорить подготовку к вылету, они это делали незамедлительно. Такова была обстановка под Тулой.

В один из таких дней мы вылетели по тревоге двумя звеньями в район севернее Плавска. Там были встречены восемь бомбардировщиков под прикрытием шести истребителей. Истребители шли метров на 500–600 выше, и было похоже, что нас они не видели. Я подал команду: «Все атакуем бомбардировщиков», и сам атаковал ведущего.

Удар для гитлеровцев оказался неожиданным. Они сразу потеряли три Ю-87. Я сбил ведущего, строй бомбардировщиков рассыпался, но в образовавшейся суматохе, когда смешались наши и вражеские истребители, мои ведомые, увлеченные атакой, от меня оторвались. И тут же на меня сверху попарно ринулись четыре Ме-109. Их я видел, поэтому энергичным маневром вышел из-под атаки. Но в группе прикрытия была еще одна пара «мессеров», за которой в тот момент я уследить не мог. Пока [71] мое внимание было прикопано к четверке, те могли меня сбить. Я увидел опасность с опозданием, когда трасса огня уже прошла над моей головой. Сделал разворот влево, стараясь при этом не терять из виду вражескую четверку. И в это время появился мой ведомый — комиссар эскадрильи старший лейтенант Н. Д. Рузин. Он видел ту пару, которая меня атаковала, и удачной очередью сбил ведомого. Теперь мы вели бой с четверкой Ме-109 парой.

Вскоре я увидел, что звено лейтенанта Александра Котова бьется с другой четверкой Ме-109, которая, вероятно, подошла на усиление. А может быть, я ее просто раньше не видел.

Выбрав момент, мы с Рузиным присоединились к Котову и продолжали драться уже в общем боевом порядке, поддерживая друг друга. Маневренные качества Ме-109 были лучше, чем у «мигов», поэтому вести бой было нелегко. В какой-то момент звено «мессеров» атаковало нашу пару сверху и сзади. Трассы огня накрыли мой самолет. Я только и сумел втянуть голову в плечи. Гитлеровец сидел у меня на хвосте, и это самое тревожное, что может случиться в воздушном бою.

И вдруг огонь прекратился.

В критический момент ко мне на помощь устремился Котов, который одной очередью сбил ведущего атаковавшей меня четверки Ме-109 и спас меня от гибели. Вслед за ним подоспели лейтенанты Демьян Романенко и Владимир Миронов. Оттягивая бой на свою территорию, мы вскоре оторвались от них. Потеряв своего ведущего, «мессеры» сразу утратили прыткость и, уворачиваясь от боя, ушли на юг.

Горючего у нас оставалось в обрез. К аэродрому следовало идти по кратчайшей прямой, но после столь тяжелого боя, после многих маневров и сложных эволюции я не мог быстро сориентироваться. Развернул планшет и ошалел от неожиданности: там была карта из школьного учебника с двумя полушариями Земли. Наваждение какое-то!

А все летчики пристроились ко мне и, конечно, не подозревают, что я «слеп». Скоро до меня дошло, что случилось. В землянке, где был КП полка, на гвоздь рядом с моим планшетом повесил свой планшет комиссар эскадрильи старший лейтенант Николай Рузин, который перед этим проводил политинформацию с личным составом. Выбегали из землянки по тревоге. Комиссар выскочил первым и по ошибке схватил мой планшет, а оставшийся [72] был его. Вспоминая об этом, я одновременно пытался зрительно восстановить ориентировку. Вскоре объявились знакомые приметы местности, и мне стал совершенно очевиден точный курс на аэродром.

После посадки я прежде всего обнял и расцеловал Котова. (Кстати, вскоре после этого боя он был награжден орденом Ленина, а впоследствии стал Героем Советского Союза.) Потом оглядел летчиков, отыскивая среди них Рузина. Его не было. Долго мы его ждали, не теряя зыбких надежд.

Однако комиссар с этого боевого задания не вернулся.

* * *

Наш полк уже к осени был спаянной дружной семьей. За три месяца в части выросли прекрасные воздушные бойцы старший лейтенант Николай Власов, лейтенант Александр Котов, капитан Борис Морозов, лейтенанты Александр Легчаков, Григорий Герман, Николай Портнов и многие другие.

Армейская и фронтовая печать уделяла нам много внимания. В газетах появлялись корреспонденции и статьи с описанием многих боевых эпизодов из нашей жизни. Писали о налете на орловский аэродром, о том бое, который мы звеном провели против тринадцати Ме-110. Рассказывалось и о нелегком бое, в котором Александр Котов спас мне жизнь. Попутно в этом материале приводились данные из моей записной книжки. У меня был такой блокнот, где я вел что-то вроде хроники событий каждого дня. Вот, к примеру, короткая запись, которая красноречиво свидетельствует о том постоянном напряжении, в котором осенью сорок первого года мы жили и воевали. Вот что там записано за один октябрьский день:

«Первый вылет: сбит т. Рузиным 1 «Фокке-Вульф-189». Второй вылет: мною и младшим лейтенантом Котовым сбито по одному Ме-110. Третий вылет: старший лейтенант Судробин сбил одного Ме-109. Четвертый вылет: сбито нами 5 самолетов противника. Я сбил двух, летчики тт. Котов, Гусев и Воронцов — по одному каждый. Пятый вылет: уничтожено до 50 автомашин противника».

Это — данные не за весь полк. Здесь зафиксированы действия только тех групп, с которыми в тот день летал я. [73]

В составе ВВС Брянского фронта наш полк воевал до 15 ноября, после чего нас отправили на переформирование. К этому времени нам уже, попросту говоря, не на чем было летать. За полтора месяца боев в районе Тулы 42-й истребительный авиаполк произвел около полутора тысяч боевых вылетов, из них большинство — на прикрытие наземных войск. В воздушных боях летчики полка сбили 30 самолетов противника и штурмовыми действиями уничтожили много живой силы и вражеской техники. Таков итог нашей боевой работы под Тулой.

На моем счету к этому времени было 7 сбитых вражеских самолетов.

* * *

В запасном полку выяснилось, что самолетов для нас не хватает. Требовалось ждать, когда нам смогут выделить столько машин, сколько необходимо по штату. Перевооружили наш полк истребителями ЛаГГ-3. А пока что мы приступили к их изучению: сначала теория, сдача зачетов, потом — полеты. Поскольку наши летчики были неплохо подготовлены, программу переучивания они прошли быстро. А самолетов все не было. Со дня на день мы ждали приказа отправляться за ними в Горький, но в это время в запасной прибыли пилоты 1-го гвардейского истребительного авиаполка майора А. П. Юдакова, и командование нашего полка получило приказ передать приготовленные для нас машины им. В принципе логика такого решения была нам понятна: гвардейцам все вне очереди. Без восторга, конечно, но передали мы им приготовленные для нас истребители. Нам же предстояло еще ждать и ждать. Впрочем, на заводском дворе к тому времени скопилось несколько сот машин, но военпреды их не принимали из-за недопустимо сильной вибрации винтов. Причину дефекта никак не могли найти, и нам ничего не оставалось, как набраться терпения.