Тепло оружия

Что ж, нужно быть повнимательнее, сказал я сам себе. Затем снова протянул руку к кобуре, тихо постанывая от боли в ноющих после растяжения мускулах, и в моей памяти всплыла ещё одна чудовищная подробность.

Я вспомнил о том, что выпустил в Скико три пули. И с тех пор не перезаряжал пистолет. А это означало, что в барабане оставалось только три пули — всего три пули на четверых. Бравая четверка тем временем подступала все ближе и ближе.

К этому времени мне даже удалось узнать двоих из них. Одним из узнанных был верзила Флек, и хоть бежал он самым последним, но его огромная туша была хорошо заметна даже издалека. Должен сказать, что Флек, с которым я виделся последний раз у ворот дома Джимми Вайолета, был самым жирным привратником изо всех, кого я только видел в жизни. Прямо перед ним бежал Малютка Фил, державшийся следом за парнем, имени которого я не знал. Впереди же всех, ближайшим ко мне, оказался высокий, длинноногий бегун по имени Гарри Райл, мафиози английского происхождения, известный в определенных кругах под кличкой Арри Английский.

— Вон он, вон тот ублюдок? — вопил Арри Английский, указывая на меня пистолетом.

Разумеется, мне к тому времени уже удалось совладать с рукой и даже попасть ею в кобуру. Но я все ещё стоял пригнувшись, раз за разом повторяя одно и то же судорожное движение. А случилось вот что: добравшись-таки до кобуры, я с ужасом осознал, что это единственное, что осталось у меня в наличии — пустая кобура.

Это было уже забавно. Ведь в ней должен быть пистолет. “Кольт Спешл” 38-го калибра с тремя патронами в барабане; вот что должно было там находиться. Но кобура была пуста. Ни “кольта”, ни даже игрушечного пистолетика, стреляющего горохом. Интересно, как так могло получиться?

Прогремел выстрел, и пуля пролетела всего в дюйме от моей головы. Ну, может быть, в двух дюймах. А я все ещё стоял, изумленно шаря рукой в пустой кобуре. Конечно, на самом деле с того момента, как я словно пти… словно самолет пронесся по воздуху, прошло совсем немного времени. Наверное, всего каких-нибудь две секунды. И ещё секунду простоял здесь, успев за это время передумать столько, сколько при других обстоятельствах не передумал бы и за две минуты.

Дилли Пикл, промелькнуло у меня в голове.

Ну да. Дилли, та ещё куколка. И её стараниями я теперь оказался по уши в дерьме. Я постарался припомнить последние события. Должно быть, именно на это она и рассчитывала.

Все стало совершенно ясно. Вот почему она изображала такую страстную любовь, льнула ко мне всем телом, осыпала поцелуями. И это тоже было частью её плана, с помощью которого она рассчитывала навсегда вывести меня из игры.

А я-то уж решил, что все дело в моей мужской привлекательности — пора бы, наверное, раз и навсегда выкинуть эту дурацкую идею из головы — что она на самом деле была без ума от меня. А ей, оказывается, было наплевать и на меня, и на мою привлекательность. Ей нужен был лишь мой пистолет.

Вспоминая о Дилли Пикл, я чувствовал, как в душе у меня все кипит от праведного негодования, и это заметно сказалось на привычно стремительном ходе моих мыслей. Воровка чертова!

Мастерица шарить по чужим карманам.

Нет, не так. Не по карманам, а по кобурам.

И именно это она и сделала: прикобурила мою отмычку. Черт возьми, что за бред лезет в голову.

Сделав над собой огромное усилие, я постарался навести в мыслях порядок, чтобы четко и ясно сформулировать вывод: Она стащила пистолет у меня из кобуры.

Из этого следовало, что, в смысле вооружения, перевес был явно не на моей стороне, составляя четыре пистолета против ничего. Противник наступал. А я стоял с пустыми руками, как истукан.

Ну, вообще-то, не совсем с пустыми руками. У меня хватило ума не выпустить из рук кинокамеру — мой “Болекс”, в кассете которого все ещё оставалась сотня футов неотснятой пленки. Что ж, прекрасно, просто замечательно. Никакой предусмотрительности, никакого запасного варианта на случай непредвиденных обстоятельств.

Похоже, в данной ситуации мне не оставалось ничего больше, как развернуться и броситься наутек. И бежать, бежать, бежать. Что, собственно, я и сделал.

Тем более, что, как мне показалось, обстоятельства этому благоприятствовали.

Дилли не приняла во внимание по крайней мере одну небольшую деталь. Даже две, если учесть, что при необходимости я могу бегать так же резво, как испуганная антилопа. Но первый её просчет был в выборе места для остановки.

Да, это был длинный прямой участок тропы — по нему теперь и бежали ко мне бандиты — что было очень удобно для стрельбы; но всего в десятке футов от меня тропа круто сворачивала вправо, а затем следовал столь же неожиданный поворот влево. Так что, решив отступать именно в том направлении и оказавшись за первым поворотом, я на какое-то время скрылся за деревьями и побежал. В том смысле, что побежал по-настоящему.

Время от времени за спиной у меня гремели выстрелы, но до сих пор ни одна из пуль в меня не попала, и даже слегка не задела; у меня было такое ощущение, как будто мне ударили обухом по голове, но вместе с тем в воспаленном сознании промелькнула и новая мысль: А что если мне все-таки удастся выбраться отсюда? И тогда я всерьез задумался о своем теперешнем местонахождении.

Со своей скоростью, я вполне смог бы обгонять допотопные “дюзенберги” на скоростной полосе магистрали, но загвоздка заключалась в том, куда бежать?

По пути мне попалась развилка, где от основной тропы ответвлялась ещё одна тропинка, уводившая куда-то влево. Но заметил я этот поворот лишь тогда, когда проскочил мимо него на полном ходу. Однако, это напомнило мне о том, что когда мы с Дилли идилически прогуливались по лесу, то хоть тропинка изгибалась и влево и вправо, но все-таки чаще всего повороты были направо; выходит, что дорожка длиной примерно в милю, брала свое начало у “Хидден-Вэли-Лодж”, делала круг по лесу и снова выводила к отелю; и только что я прозевал тот её отрезок, что вел напрямую обратно.

К тому времени я либо уже плохо соображал от недостатка кислорода в легких или же ещё не обрел способность ясного мышления, потому что совершенно перестал волноваться о том, удастся ли мне вообще уйти от преследователей и начал строить планы на будущее — что я стану делать потом. И как бы повернее упрятать бы их за решетку.

В голове у меня промелькнула мысль и о том, что теперь с каждым днем становится все трудней и трудней доказывать вину преступников, и уж тем более засадить кого бы то ни было в тюрьму. К худу ли, к добру ли, но дело обстоит именно так. Вот и приходится их подкарауливать, чтобы застигнуть за расчленением трупа…

И тут у меня появилась идея.

У меня же до сих пор была в руках эта дурацкая кинокамера. Может быть все-таки стоит снова использовать её по прямому назначению. Следующей моей большой удачей после задержания бандитов будет стать этот фильм.

Фильм о том, как они гонятся за мной, стреляют в меня — любой суд признает в этом неопровержимое доказательство. А это означает, что я сам тоже должен буду каким-то образом попасть в кадр и вместе с тем позаботиться о том, чтобы эти ребята стреляли в мою сторону, но в меня самого так и не попали бы.

Итак, во-первых, я не мог стоять на месте и снимать бандитов, в то время, как они бежали ко мне. И, во-вторых, мне предстояло пробежать по меньшей мере ещё одну милю.

Мне удалось оторваться от них на довольно приличное расстояние — хотя время от времени вслед мне и гремели разрозненные выстрелы — поэтому, пробежав во весь опор ещё сотню ярдов, последние тридцать из которых шли более или менее по прямой, я резко остановился. Источником питания для камеры служили батарейки, так что стоит лишь включить её, и она будет снимать сама по себе до тех пор, пока не закончится пленка. Но в кассете оставалась лишь сотня футов пленки, которой хватит всего на четыре минуты съемки. Я не рассчитывал на то, что мне удастся пробежать ещё одну милю за столь короткое время — только не после того, что мне уже пришлось пережить. Честно говоря, задача совершенно невыполнимая.