Тепло оружия

— Думаю, что нет. К тому же, при очередной встрече с мистером Холстедом я сказала ему об этом, я его предупреждала. Честное слово. А он лишь рассмеялся в ответ. — Не разжимая губ, она принялась водить языком внутри рта, словно пытаясь нащупать обнаженные нервные окончания. — Просто посмеялся. И не стал ничего отрицать. Да ещё имел наглость сказать, что наверстывает упущенное за годы…

Тут она замолчала и закусила губу.

— Не думайте, что я специально наговариваю на него. Я ничего не придумала. Я говорю лишь, то что знаю. Они организовали свой собственный клуб. Разве вам никогда не доводилось слышать о подобных вещах?

— Ну да, конечно, приходилось. Но только раньше я никогда не сталкивался с этим так близко.

— Такие настали времена. Мир катится в пропасть. Вы только оглянитесь вокруг: читайте, смотрите, слушайте. Разврат, воровство, убийства, вырождение нации. Это все секс.

— Ну что вы, миссис Смеллоу, ведь секс появился не вчера…

— Не вчера, — неохотно согласилась она, как будто сожалея, что это именно так.

— … даже крохотные атомы вращаются вокруг ядра; и птички с пчелками…

Но она была в своей стихии, и по-моему, совершенно не собиралась сдавать позиции.

— А телевидение, — сказала она. — Это же видно невооруженным взглядом. Там голые женщины моются в душе у всех на глазах.

— Ну, я не думаю, что они совсем уж голые. Наверное они одевают специальные розовые трико или ещё что-нибудь. Здорово придумано. Даже не сразу и поймешь…

— Голые. Зубная паста, масло для волос, автомобили, бритвы, туалетная бумага…

— Ну что вы, не надо…

— … мыло, белые торнадо, дикие мужики на лошадях, огромные скачущие лошади, деодоранты, депиляторы, распутство, сигатеры, табак для трубок, зубная паста, масло для волос…

Она пошла по второму кругу. И тогда, стараясь отрешиться от этой болтовни, я вынул сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Не надо! — вскрикнула она.

— А?

— Не зажигайте сигарету. Здесь курить нельзя. Я никому не разрешаю здесь курить.

— Прошу прощения. Как-то само собой получилось. Обещаю, что этого больше не повторится. — Я убрал сигарету обратно в пачку и сказал: — Значит, мистер и миссис Холстед вместе со своими друзьями устроили своего рода клуб. Что ж, это многое объясняет. Но все равно не ясно, кто же убийца. И почему кому-то могло понадобиться его убивать.

— Почему? Я же все вам рассказала.

— Знаю, но вряд ли…

— И ещё не одному такому правосудию суждено свершиться. Их будут сотни, тысячи. Видать такая уж судьба у этого мира, если даже газеты стали писать об обмене женами. Сами знаете, это же выставляется на всеобщее обозрение. За триллионы лет мир ещё не видел такого распутства. Я тоже читала об этом; всегда читала газеты. И книги. Я знаю, потому что давно слежу за этим. И я молюсь; молюсь за их грешные души. — Она заполчала и со вздохом заломила свои костлявые ручонки. — Все признаки налицо, мир катится в пропасть, оказываясь во власти сатаны. — Тут она разжала руки и взмахнула одной из них.

Этот указующий жест был направлен куда-то в угол комнаты. Взглянув в ту сторону, я заметил стоящий у стены большой книжный шкаф, все три полки которого были забиты книгами. В нем находилось примерно сотня книг в твердых переплетах, соседствовашие с книжками в мягких обложках. Совсем неплохо для домашней библиотечки.

— Не возражаете, если я подойду поближе? — поинтересовался я. Черт возьми, нужно же было найти себе хоть какое-то занятие, раз уж курить все равно нельзя.

— Конечно, — разрешила она. — Конечно.

Встав с кресла, я подошел к книжному шкафу и пробежал взглядом по заголовкам. Здесь были и последние бестселлеры, томики прекрасной библиотечки из публикаций “Ридерз Дайджест”, и даже несколько детективных романов в мягких переплетах с интригующе оформленными обложками.

Но тут мое внимание превлекла часть одной из полок, на которой стояли книжки, на корешках твердых и мягких переплетов которых красовались заголовки более или менее перекликающиеся с тем предметом, о коем миссис Смеллоу говорила с такой страстью — уж не знаю чего в ней было больше, любви или ненависти.

Я провел пальцем по корешкам, и миссис Смеллоу сказала:

— Это они. Они самые.

Затем она, как ни в чем не бывало, продолжила развивать свою мысль.

— Это повсюду вокруг нас, повсюду; воздух, отравленная атмосфера, загубленная земля, земля и люди, загубленные, — её голос то стихал, то становился громче, то снова стихал, она как будто напевала вполголоса давно забытую песню, которая не была обращена ни к мужчинам, ни даже к женщинам, ни к кому-либо еще, кроме неё самой. Но это была очень старая песня.

В то время, как она тихо бормотала у меня за спиной, я разглядывал уставленную книгами полку.

Заголовки были довольно познавательные: “Эротическая революция” Лоуренса Липтона; “Сексуальный бунт шестидесятых” доктора философии В.Д.Спрейга; “Клубы обмена” и “Общество колеблющихся” Уильяма и Джерри Бридлав; “Бархатное потполье” Майкла Ли. Между очень толстой книгой в твердом переплете “Кама-кала” и не такой большой “Эрос и зло” Мастерса была всунута невзрачная брошюрка “Секс в Америке” под редакцией Грюнвальда. Затем шли “Кама-сутра Ватсийяна”, “Кока-шастра” и “Ананга-ранга”. Еще одна брошюрка: “Доклад лорда Деннинга — Дело Кристин Килер и Джона Профумо” и ещё примерно дюжина книжек на ту же тему.

— Масло для волос и бритвы, — подвывала миссис Смеллоу.

Я снял с полки одну из книг — толстый том в клеенчатом переплете; возможно, мой выбор пал именно на нее, потому что обложка казалась довольно захватанной и потертой, а может и потому, что автором оказался доктор медицины по фамилии Скотт — Ричард, не Шелдон. Озаглавлено это сочинение было так: “Сексуальные шестидесятые: экстраполяция прогноза”. Никогда не видел ничего подобного.

В то время, как я держал книгу в руках, она сама собой открылась на странице 47.

Я обратил внимание на то, что несколько строчек было подчеркнуто простым карандашом. И тогда я задержал взгляд на нескольких из них. “… в шестидесятых годах, в десятилетие сексуальной революции, старые и общепринятые моральные устои превратились в цитадель, подвернувшуюся атаке, и скоро стены её не выдержат и рухнут. В устоявшиеся традиции вносятся изменения…” Я пропустил несколько строчек. “… был фермент, проникающий в яичники, эндокринные и половые железы людей во время полового акта.”

Это казалось бредом сумасшедшего, но я был заинтригован и позволил себе прочитать ещё несколько строчек. “Вместе с тем — а вначале, разумеется, предшествуя этому — возникли бесчисленные чувственные раздражители, превалирующие над всем остальным, как, например, в атмосфере превалирует кислород: объявления в газетах и журналах, на радио и особенно на телевидении — все это явно или завуалированно рассчитано на рефлекс, вызывающий повышенный интерес к сексу. Появляются новые названия, а уже потом разрабатываются, производятся и попадают в продажу товары, призванные вызывать максимальную эрекцию у мужчин и похотливые фантазии у женщин. Мужским бальзамам для волос приписываются более…

— Зубная паста! — выкрикнула у меня за спиной миссис Смеллоу. Это уже больше походило на боевой клич, чем на безобидное бормотание. — Огромные скачущие лошади! — снова воскликнула она.

Я продолжал читать, выбрав ещё несколько подчеркнутых отрывков. “… лосьоны и бальзамы, жевательная резинка и прочие безделушки с такими выразительными названиям, как: Соблазн… Сладостный плен… Возьми меня… Сделай это… Акт… Оргия… Сладострастие…”

— Жеребцы! — неистовствовала миссис Смеллоу. — Наковальни! Подковы! Мыло, супы, сигареты…

— В подобной атмосфере многие люди, связанные узами брака, подпадают под гипнотическое влияние законодателей моды с Мэдисон-Авеню, этих воротил Большого Бизнеса, одержимых тягой к наживе, упорно снова и снова твердящих во всеуслышание: “Попробуйте сами… Присоединяйтесь к поколению сексуально раскрепощенных людей… Сделайте это прямо сейчас!” Эти вопли звенят многократным эхом в душах обывателей, и в ответ те смущенно лепечут: “А почему бы нет?”