Страница 3 из 13
– В Уиллитсе есть ветеринар, прямо на въезде в город, – сообщил рейнджер. Он был неспешный, похожий на добродушного медведя. Я запросто мог представить, как он обхаживает собственную потайную конопляную делянку где-то в глуши. – Правда, воскресенье сегодня, и рано еще. Придется вам его разбудить.
Ротвейлер подхватил добычу за шею и поволок по склону в сосновую рощицу на вершине холма. Мощные мышцы перекатывались под лоснящейся черной шкурой. Лу проводил отца взглядом.
– Эх.
– Он бы тебя прикончил, – сказал я.
– Так ты мелкого берешь или нет?
– Ты сам говорил, что хочешь собаку, – напомнила Нэнси. – Поверь, это то, что надо.
У меня было такое ощущение, словно я попался на удочку торговца, который мне впаривает недостроенную квартиру в Бронксе.
– Давай расчистим багажник. – Я сдался, сопротивляться дальше не имело смысла. – И под стелим вниз чехол от палатки.
– Ура! – Она даже подпрыгнула. – И поедем к ветеринару.
– По правой стороне дороги, как заедете в город, – уточнил рейнджер. – Большая такая вывеска сбоку будет: «Лечебница для животных» или что-то в этом роде.
Дальнобойщик затоптал окурок и решительно направился к Лу.
– Славный парень, – проговорил он негромко, согнав блоху и почесывая Лу за ухом. Пару секунд он даже выглядел серьезным и почти трезвым. – Ты, главное, курячьей печенки ему побольше давай! – выпалил он внезапно, вновь в своей прежней дурашливой манере. Потом осмотрелся по сторонам и поплелся через дорогу, обратно к своему грузовику.
Я часто вспоминал об этом дальнобойщике впоследствии. Мы оба искали друга: ему нужен был напарник в кабину, а мне – верный спутник, готовый сражаться за меня с дикарями и смешить меня, если я опечален. Соратник, на которого я всегда мог бы положиться, преданный часовой. Дальнобойщику ничего не оставалось, кроме как продолжить свои поиски, а я благодаря Нэнси своего пса уже нашел.
Удача, совпадение, случайность – как ни назови, – снизошла на меня в первый раз в жизни, приняв обличье блохастой дворняги из Мендосино. Его достойный родитель, куда более мудрый и добросердечный, чем я мог в тот момент предположить, наблюдал из-за деревьев, как я помогал его тощему отпрыску забраться в багажник. Блохи разлетались с него во все стороны, как искры. Так я обрел своего верного друга.
Но блохи, конечно, были сомнительным удовольствием. Наша машина превратилась в блошиный цирк, и до самого Лос-Анджелеса с этим ничего нельзя было поделать. Вернувшись в город, я само собой первым делом устроил насекомым геноцид, залив салон машины самым едким специальным аэрозолем, какой только смог раздобыть. «Хонда» стала стерильно чистой, но еще год в ней нестерпимо воняло и закоротило передние фары. Зато сколько всего я узнал о блохах за эту дорогу! Чудовищные, неимоверно живучие, стремительно плодящиеся мерзкие твари. Спасают только длинные ногти: ими можно рассекать бронированных вражин пополам!
Лу удобно устроился в нашем хэтчбэке сзади, заразив все походное снаряжение и одежду. Он лизнул Нэнси, а затем стал наблюдать за проплывавшими мимо вилами, словно понимал, что никогда больше не увидит места, где прошло его детство.
– Ему нравятся твои носки, – заявила Нэнси.
Я покосился в зеркало заднего вида. Лу лежал, уткнувшись носом в мой шерстяной носок.
– Ценитель редких запахов. – Что еще я мог на это сказать?
Лу проявлял любопытство ко всему, что его окружало, но для бродячего пса оставался на диво спокоен. Таким он будет всегда – невозмутимым, заинтересованным, неравнодушным. Он мог питаться отбросами и уворачиваться от проезжавших по бездорожью машин или жить в центре города, в квартире со всеми удобствам, – для Лу все было едино. Он с детства научился мыслить, приспосабливаться, выбирать свой путь, как это делают волки. И это сделало его таким успешным позднее.
Нам открыл высокий седой мужчина в банном халате. Вытирая рот салфеткой, он смерил нас оценивающим взглядом. Из старого дома доносился соблазнительный аромат кофе. Вместо поводка я использовал веревку, которая нашлась в багажнике, и сейчас позволил Лу подойти к незнакомцу поближе. Тот потрепал пса по макушке, затем перевел взгляд на меня.
– Что, на дороге нашли? – уточнил он.
– В трех милях к югу отсюда.
– Я доктор Смит. Ведите его в смотровую, сейчас подойду.
Он вернулся к нам уже в белоснежном халате, со стетоскопом на шее. Лу обошел комнату по кругу, старательно принюхиваясь и ловя запахи всех животных, что побывали тут до него.
– Сперва взвесьте его, потом давайте на стол, – велел врач и указал на весы, стоявшие в углу. Он вел себя вежливо, но очень по-деловому: кажется, ему не терпелось вернуться к прерванному завтраку.
Лу предстояло встретить еще немало самых разнообразных докторов в своей жизни. Через год он подружился с актером Джонатаном Харрисом, который сыграл медика (также по имени доктор Смит) в сериале «Затерянные в космосе». Я оставлял Лу на привязи у спортивного клуба, пока играл в теннис, и Харрис приметил его там и пришел в восторг. К тому времени Лу уже совсем подрос и был по-голливудски хорош собой.
– Тридцать четыре фунта ровно, – сказал я, снимая Лу с весов и укладывая на скользкий металлический стол для осмотра. Пес пытался пошевелиться, но я крепко удерживал его.
– Ему примерно полгода, – заявил ветеринар, заглядывая Лу в пасть. Зубы у него были белыми как мел. – Тут какая-то нитка.
– Он съел носок, – пояснил я.
– Рейнджер в заповеднике сказал, что его родители были сторожевыми псами на посадках марихуаны, – провозгласила Нэнси, которая явно гордилась криминальным происхождением Лу.
Доктор Смит послушал ему сердце и легкие.
– Дышит хорошо. В сердце небольшие шумы.
– Это плохо? – спросила Нэнси, вытаскивая насекомое, забравшееся Лу в ухо.
– Марихуана?
– Нет… шумы.
– По большей части, с такими шумами собаки живут совершенно нормально. Но он весь в блохах и клещах, и рана на шее гноится.
Он выдавил из пореза желтоватую жидкость и насухо вытер марлей.
– Какая гадость, – пробормотал я. Нэнси улыбнулась. Она не испытывала никакой брезгливости.
Врач продезинфицировал рану, сделал местную анестезию, чтобы наложить швы. Он действовал размеренно и тщательно, как часовщик: осмотрел порез, удалил омертвевшие ткани, вычистил остатки гноя. Лу пытался вертеться, но не слишком сильно. Он явно не возражал против лечения и вилял хвостом, когда я скармливал ему кусочки сыра.
Брал он их очень мягко. Он вообще был очень бережным, именно поэтому он так хорошо ладил с детьми. Я научил его подбирать предметы с пола, не повреждая их – даже куриные яйца. В ту пору я разрабатывал программу дрессировки для собак, которым предстояло стать домашними помощниками: их надо было обучить, как поднимать с пола очки или доставать еду из шкафа или из холодильника, я практиковался на Лу, чтобы отобрать самые действенные приемы. И, конечно, всегда разрешал ему потом съесть яйцо.
– Рану я зашью потом, сперва надо его выкупать, – сказал доктор Смит. – Иначе чистый шов сделать не удастся.
– Чем мы можем помочь? – спросил я, глядя, как он замазывает порез каким-то густым липким гелем. Лу негромко рыкнул, словно хотел уточнить: «А без купания никак нельзя?»
– Уложите его в ванну и пустите воду. Я принесу шампунь, и постарайтесь не слишком замочить рану.
Вода почернела от блох и грязи, шерсть чуть не забила водосток. Лу и впоследствии не слишком жаловал водные процедуры.
– Гадость, – поморщилась Нэнси, смывая с рук дохлых блох и пытаясь увернуться, когда Лу в очередной раз вздумалось помотать башкой. Капли грязной воды разлетелись веером во все стороны.
– Гной тебе нормально, а это гадость? – переспросил я и тут же отпрянул, поскольку Лу не переставал брызгаться. Справляться с клещами предстояло отдельно, их пришлось удалять одного за другим, и это заняло у нас несколько недель.
Пока мы купали Лу, доктор Смит куда-то ушел: возможно, чтобы сообщить жене о том, чем он занят. Мы сушили Лу, когда он вернулся.