Последний камикадзе

Хоюро и его экипаж были, вероятно, убиты в момент тарана, а может быть, просто ушли на дно океана вместе с обломками машины, не успев освободиться от привязных ремней. Океан принял жертву. В кильватерной струе авианосца не осталось даже щепок от погибшего самолета.

Прощайте, друзья! Самому старшему из вас был двадцать один год…

Происшествие было настолько быстротечным и ошеломляющим, что никак не укладывалось в сознании Ясудзиро. Он не мог сидеть больше в кабине, открыл колпак и спустился на палубу.

Мгновенная гибель экипажа не остановила полетов. После проверки тормозных устройств командир авиагруппы «Акаги» Футида приказал продолжать работу.

Моримото нашел Ясудзиро в курилке, где тот жадно докуривал вторую подряд сигарету, пытаясь забыть врезавшуюся в память сцену падения за борт «Мицубиси» Хоюро Осада. На непроницаемом лице Моримото не было никаких следов волнения, как будто он и не видел катастрофы. Командир отряда щелкнул портсигаром и, прикурив сигарету, сказал будничным тоном, точно приглашая на прогулку по взлетной палубе:

— Ясудзиро-сан, сейчас полетите вы.

Ясудзиро вздрогнул и отшатнулся от Моримото, словно от палача. Но он тут же взял себя в руки.

— Хорошо, сэнсей[10] — ответил с поклоном, пряча от Моримото растерянность. Голос его слегка дрогнул, что, видимо, не укрылось от проницательного. наставника. Погасив недокуренную сигарету, Ясудзиро тут же закурил новую. Ему хотелось еще чуть-чуть оттянуть время посадки в кабину.

— Будьте, Тораноко, внимательны. Не стоит излишне волноваться и расстраивать себя грустными мыслями. Все будет отлично. Я верю в вас. — Хлопнув слегка Ясудзиро по плечу, Моримото весело рассмеялся.

«Неужели в его душе нет никакого сострадания к судьбе погибших подчиненных? — удивился Ясудзиро. — Пожалуй, он так же рассмеется, если из полета не вернемся и мы».

Тяжело ступая по ступенькам трапа непослушными ногами, Ясудзиро поднялся на полетную палубу. Матросы деловито сновали у его самолета, установленного на катапульту. Штурман и стрелок уже заняли места в кабинах.

— Пятерка, ускорьте взлет! — приказали с «острова» по громкоговорителю. Сжав зубы, Ясудзиро забрался в пилотскую кабину. «Хорошо бы выпить чашку сакэ», — думал он, облизывая пересохшие губы.

Приготовясь к запуску, Ясудзиро огляделся. Бескрайний океан, поглотивший экипаж Хоюро, безмятежно сиял солнечными бликами. Ничто вокруг не напоминало о сегодняшней катастрофе. Словно не было никогда на свете Хоюро и его экипажа. Три молодых парня ушли из жизни незаметно. «Вот так же будет идти жизнь, когда не станет и меня», — думал Ясудзиро, запуская левый мотор.

Вскоре привычная работа и дефицит времени отвлекли его от мрачных размышлений. Вот все готово. «Взлет!» Оператор катапульты открыл кран. Пар, ворвавшись в цилиндр катапультной тележки, толкнул закрепленный на ней самолет. Увлекаемая энергией сжатого пара и полной тягой моторов, машина устремилась по направляющим. Ясудзиро успел ощутить только резкий толчок, после которого центробежная сила вдавила его в сиденье. Но это продолжалось какие-то три-четыре секунды. Затем перегрузка исчезла, и он почувствовал, что самолет находится в воздухе.

Выждав еще несколько секунд, пока наросла скорость, он потянул штурвал на себя. Послушная машина пошла вверх. Метрах на трехстах Ясудзиро окончательно пришел в себя и успокоился. Теперь он находился в привычной рабочей обстановке, не оставляющей времени для посторонних эмоций. Штурман самолета мичман Судзуки тоже ободрился.

— Полный порядок, командир! — крикнул он, показав большой палец, и уткнулся в карту, занявшись навигационными расчетами.

Выполнив несколько кругов над «Акаги», бороздившим лазурную океанскую воду, Ясудзиро приготовился к посадке. Выпустил шасси и закрылки и вдруг снова ощутил приступ беспокойства и неуверенности. Уж очень короткой и узкой казалась ему сверху разлинованная палуба. От большого напряжения лоб и спина покрылись холодным потом. Он приподнял с глаз очки, смахнул рукавом куртки с лица пот. «Сейчас нельзя ошибаться», — приказал он себе и перевел самолет на снижение.

Планируя на малом газу, Ясудзиро подвел машину к краю полетной палубы, нависшей над водой на высоте добрых десятка метров, и, как только в поле зрения вместо бурлящей воды, закрученной гребными валами авианосца, мелькнули плиты настила, убрал газ и приземлил машину на три точки. Аэрофинишеры на этот раз сработали безотказно. Тормозной крюк «97», зацепившись за тросы, начал сматывать их с тормозных барабанов. Огромная сила трения резко замедлила скорость пробега. Ясудзиро и штурман, отделившись от сидений, провисли на привязных ремнях. Подбежавшие матросы окружили остановившуюся машину и, освободив ее от тормозных тросов, откатили в сторону, готовя взлетную палубу к приему очередного садящегося самолета.

Опустошенный нервным напряжением, Ясудзиро медленно снял влажный шлемофон и, не ожидая замешкавшегося в кабине штурмана, направился в душевую.

Несколько дней спустя после гибели Хоюро Осада Ясудзиро играл в шахматы со своим командиром Моримото. Кают-компания была почти пуста. В противоположном углу ее сидели три офицера и о чем-то беседовали вполголоса. В солнечных бликах плавал сигаретный дымок.

— Моримото-сан, — сказал Ясудзиро, ― вы уже сделали много полетов с авианосца. Скажите, пожалуйста, когда проходит это отвратительное чувство неуверенности перед посадкой? Мне кажется, что посадка на палубу — предел летного мастерства.

Моримото ответил не сразу. Задумавшись, долго глядел на шахматную доску, сделал ход и лишь тогда заговорил:

— Знаешь, Тораноко, мне трудно ответить на твой вопрос. Ведь сроки освоения посадки на авианосец зависят от многого. Здесь важны опыт летной работы и психическая уравновешенность. Гибель Хоюро оставила в твоей душе заметный след. Советую поменьше переживать, лейтенант! Ну а насчет предела летного мастерства… Тут, Ясудзиро-сан, вы ошибаетесь. Есть вещи куда сложнее, чем посадка на «Акаги». И я думаю, что скоро вы все в этом убедитесь.

Слова Моримото оказались пророческими.

В июне, когда «Акаги» проходил вблизи Маршалловых островов, Ясудзиро и Кэндзи Такаси стали летать с авианосца в чернильной темноте безлунных тропических ночей. До конца своих дней им не забыть этих полетов, которые они между собой называли звездной пыткой.

Звездные отражения от спокойной поверхности океана светились снизу так же ярко, как и те, настоящие, что были вверху.

Окруженные со всех сторон звездными россыпями, они теряли всякое представление о том, где верх и где низ, где кончается черное небо и где начинается черная вода. Порой казалось, что самолет начинает крениться или летит вверх колесами, и тогда приходилось кусать до крови губы, чтобы избавиться от иллюзий, отдаваться на веру только приборам.

Ложные ощущения исчезали только тогда, когда в поле зрения появлялась расцвеченная разноцветными огнями палуба авианосца, залитая голубоватым светом посадочных прожекторов.

Это, пожалуй, действительно был тот предел летного мастерства, достигнуть которого мог не каждый. Из таких полетов возвращались не все. Временами гибли даже опытные летчики, пролетавшие не один год над океанскими пучинами. В авиагруппе авианосца, словно в хищной звериной стае, действовали безжалостные законы естественного отбора. Здесь выживали самые сильные, самые способные.

Несмотря на огромные размеры «Акаги», мир населяющих его людей был тесен и замкнут. В дни, когда не было полетов, он умещался, внутри треугольника, вершинами которого были каюта, палуба и кают-компания. Ясудзиро скоро разлюбил свое жилище — индивидуальную казарму, лишенную домашнего уюта. По сути, это была комфортабельная камера одиночного заключения. Палуба служила местом прогулок. За время плавания Ясудзиро успел изучить на ней все сварные швы и заклепки. И, наконец, кают-компания, предназначавшаяся для отдыха и приема пищи.

10

Сэнсей (японск.) — родившийся ранее, учитель — почтительное обращение к старшим.