Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 68

Когда мичман Нагосава появился в их отряде, он отнюдь не походил на полное собрание человеческих пороков. Просто в глаза бросалась его излишняя полнота, редкая среди тренированных пилотов.

Несколько дней Ясудзиро присматривался к новому штурману, но, кроме скупости, заставлявшей его держаться особняком, и неопрятности, столь не свойственной жителям Японских островов, не нашел в нем ничего особенного.

Метаморфозы начали происходить с Нагосавой сразу после посадки в кабину перед боевым вылетом. Застегнув летный шлем дрожащими пальцами, он засуетился, задергался и начал готовить навигационное снаряжение, роняя на пол карандаши и линейки.

— Что вы копаетесь? — спросил Ясудзиро, не дождавшись его доклада о готовности к заданию.

— А? Что? — переспросил Нагосава сдавленным голосом.

— Спрашиваю, готовы к полету?

— Да, да! — очнулся Фугу. Лицо его, искаженное напряженным ожиданием, было бледно.

«О боже! — подумал Ясудзиро. — Что же с ним будет под зенитным обстрелом? Не легкомыслие ли идти в бой с таким членом экипажа?»

Но поступила команда на запуск моторов, и предпринимать что-либо было поздно.

В воздухе от страха и напряжения Фугу поглупел еще больше. Он почти не понимал команд Ясудзиро. Глаза его смотрели бессмысленно, затравленно. А когда вышли на цель, бомбы он сбросил намного раньше, и они взорвались далеко в стороне и не причинили кораблю никакого вреда.

Ясудзиро от злости забыл все правила японской вежливости.

— Дерьмо вы, а не штурман, господин Нагосава! — сказал ему, не сдержавшись. Мичман промолчал, а может быть, и не расслышал. На обратном отрезке маршрута, когда основные страхи остались позади, Нагосава начал приходить в себя.

«Возможно, понюхав пороху, привыкнет?» — мелькнула надежда у Ясудзиро. Но процесс превращения Фугу в настоящего навигатора слишком затягивался.

Прослужив почти год в авиагруппе «Акаги», Ясудзиро понял, что не все летчики здесь храбрецы и истинные самураи. Попадались, вроде лейтенанта Микимото Комура, не слишком рвущиеся в боевые вылеты, но такие, как Фугу, вызывали у него отвращение своим животным страхом.

Казалось, неудачи, сопровождавшие мичмана Нагосаву, с приходом его в экипаж распространились на весь состав звена. Теперь редко какой вылет происходил без опасных отказов техники или поломок. Не везло и с выполнением заданий. То Фугу не мог вывести звено на цель, и самолеты долго находились в зоне зенитного огня, то так ухитрялся уклониться на маршруте, что потом только с помощью ведомых штурманов и самого Ясудзиро отыскивали «Акаги» и «падали» на палубу с сухими баками.

Однажды терпение Ясудзиро лопнуло. В тот день он летал на разведку кораблей противника в Яванском море. Фугу не смог точно вывести экипаж в заданный район. В поисках англо-голландского соединения кораблей пришлось долго ходить галсами, просматривая пустынную водную гладь. Выработав запас горючего, ушли домой ни с чем. Возвращались напрямик, через Макассар и Кендраи. В одном месте над джунглями их обстреляли, пробив в нескольких местах плоскость. По радио экипажу Ясудзиро приказали ускорить посадку, так как к району нахождения авианосцев подходила гроза. Малый остаток топлива заставил идти на авианосец в самых неподходящих условиях. На курсе захода темнела фиолетовая туча, ежесекундно распарываемая огненными клинками молний. Лезть в нее было равноценно самоубийству. Ясудзиро выполнил заход на малой высоте под облачностью, но все равно попал в ливневый дождь, ухудшивший видимость почти до нуля. «Мицубиси» порывами ветра швыряло с крыла на крыло. Слепили вспышки зеленых молний.

— Лучезарная Аматерасу, почему ты так сердита? Избавь нас от необузданного гнева стихии, — молился Ясудзиро, выводя самолет в створ посадочной палубы по радиопеленгам. Ждать помощи у обалдевшего от страха Фугу не приходилось. В самые трудные минуты он отключался. Ясудзиро несколько раз в ярости пнул его ногой: — Рассчитывай курс, собака! Сейчас пристрелю!



На счастье, осадки прекратились, и Ясудзиро удалось посадить самолет. Но испытания на этом не закончились: во время обстрела был пробит пневматик колеса, и «97» так резко повело в сторону спущенной камеры, что Ясудзиро чудом удалось удержать самолет от столкновения с палубными надстройками.

Выйдя, из кабины, Ясудзиро снял мокрый шлемофон и, расстегнув ворот комбинезона, подставил влажную грудь под тугую струю встречного ветра.

Так стоял он несколько минут, приходя в себя от сумасшедшего полета. За спиной его на фоне тучи ярко засветилась радуга.

— Ты, Тора, сейчас похож на бога Изаначи, который спустился с небес по радуге, — пошутил недошедший Моримото.

Но Ясудзиро не принял шутки. Весь запас юмора у него был израсходован на борьбу с опасностью.

— Сэнсей, — сказал он вполголоса, — я больше не могу летать с Фугу. Сегодня мне захотелось пустить в него пулю.

— Когда на небосводе нет солнца, помогает и свет луны… Где я возьму другого штурмана? Акацуки из госпиталя выходит только через месяц. А что будете делать вы в это время? — поинтересовался Моримото, подпустив яда. — Может, прикажете отправить вас в отпуск?

— Хай, — устало сдался Ясудзиро. — Придется потерпеть еще. — И зло выругался в адрес Фугу.

В конце февраля над морем Банда на самолете Ясудзиро отказала маслопомпа правого мотора. Двигатель вскоре заклинило, и, чтобы избежать пожара, пришлось его выключить. О посадке на «Акаги» было нечего и думать, поэтому Ясудзиро потянул на одном моторе до ближайшего базового аэродрома Кендари.

Правый мотор необходимо было заменить. Но запасного на месте вынужденной посадки не оказалось. Пришлось долго ждать, пока доставят новый двигатель со склада авианосца и прибудет ремонтная бригада.

В ожидании ввода в строй своего «97», Ясудзиро и Фугу поселились в голландском особняке, поспешно оставленном бежавшими хозяевами… Здесь они встретились с непривычным европейским комфортом, которым пользовались богатые плантаторы. Вместо татами им пришлось спать в роскошных кроватях на накрахмаленных простынях. К их услугам была челядь из местных жителей, оставшихся хранителями недвижимой собственности господина Ван дер Гоотена.

Авиабаза Кендари была всего лишь посадочной площадкой с травянистым покровом. На ней базировались несколько десятков штурмовиков и транспортных самолетов. База располагалась в довольно глухом и живописном месте острова Целебес. Аэродром окружали рощи стройных кокосовых пальм, под которыми журчали хрустально-чистые ручьи. Служебные строения тонули в буйной тропической зелени. С веток деревьев срывались в воздух стайки попугаев, чьи перья переливались всеми оттенками радуги. Столь райский уголок невольно заставлял забыть обо всем. Война казалась нереальной, и, если бы не продырявленные машины, возвращавшиеся из боевых вылетов, можно было бы подумать, что и во всем мире царит такое же, как здесь, спокойствие. Словом, вынужденное пребывание в Кендари было приятным отдыхом для экипажа Ясудзиро. Пока техники меняли двигатель, летчики занимались восхитительным ничегонеделанием.

Ясудзиро коротал время в обществе офицеров-парашютистов из морского батальона, расквартированного в Кендари. Он был знаком со многими из них по обучению в Йокосукском отряде.

Устроившись в тени парашютного купола, развешенного для просушки между пальмами, приятели сражались в го или потягивали сакэ из маленьких бутылочек, тех самых, что парашютисты укладывали в купола, принося в жертву богам, помогающим раскрыть их в воздухе. Время летело быстро в разговорах о сражениях, в которых им пришлось побывать или еще придется участвовать.

Ясудзиро, избегавший общества своего штурмана, к парашютистам ходил один. Фугу на это не обижался. У него были свои развлечения. Наглый, и трусливый, он оказался на редкость похотливым. Все свободное от еды и сна время он посвящал охоте за местными дамами — изящными и привлекательными малайками. Они не носили никакой одежды выше пояса, поэтому Фугу мог созерцать не только шеи и тонкие талии. Но у дам он не пользовался успехом из-за своей непривлекательной внешности. Поняв это, Фугу попытался завоевать расположение подарками. Но он был слишком жаден, чтобы тратить деньги из своего кармана; тогда он попытался презентовать ворованные из домика голландца вещи — их у него не приняли. И Фугу ожесточился, перешел на более агрессивные методы достижения своих целей.