Страница 1 из 38
Ричард С. Пратер
Раскопай эту чертову могилу
Глава 1
Ритуальное заведение братьев Рэнд выглядело столь уютно и респектабельно, что невольно хотелось умереть — лишь бы попасть в него.
Невысокое, строгих линий здание белого цвета глянцевито поблескивало в лучах солнца, напоминая приплюснутый Тадж-Махал или какой-нибудь древнегреческий храм. Располагалось оно в нескольких милях севернее Лос-Анджелеса, сразу через дорогу от кладбища тех же братьев Рэнд. Кладбищенская территория занимала двадцать акров заботливо ухоженной земли со сверкающим озерцом и двумя ручьями, которые, извиваясь между надгробий, как бы питали своими серебристыми струйками мраморные изваяния нимф, фавнов и, возможно, останки отдельных страдавших при жизни от жажды усопших.
Мое имя в сокращенном варианте звучит точно так же — Шелл.[1] Но вряд ли меня можно причислить к останкам. Просто меня зовут Шелдон Скотт. И, как правило, я предпочитаю более оживленное общество. Вот и сейчас прибыл сюда не навестить чью-то могилу, а по делу.
Кстати, о деле: я — частный детектив, занимающийся расследованиями в том дурдоме, который известен как Лос-Анджелес с его пригородами, и в частности Голливудом. А сюда в этот напоенный весенними ароматами послеполуденный час одного из майских вторников меня привела необходимость кое-что подготовить для задуманного мною небольшого представления. И до того как здесь начнется маленький, но эффектный фейерверк, оставалось уже менее пяти минут.
Заряженный «кольт-спешиал» 38-го калибра находился у меня под пиджаком, сердце билось ровно и спокойно... Пора. Бросив беглый взгляд на кладбище, я развернулся, перешел улицу, поднялся по гладким ступеням лестницы между толстыми дорическими колоннами и вошел в святилище храма братьев Рэнд — возможно, чтобы быть там убитым... со всеми вытекающими для меня последствиями.
Стоило мне переступить порог, как из скрытых динамиков полился поток нежнейшей музыки. И хотя мелодия называлась «Всем сердцем люблю тебя», в ней отчетливо слышались холодные, безжизненные интонации, будто ей тихонько подпевала сама Смерть. Мои каблуки стучали по мраморным плитам, а ноздри прочно закупорил запах лилий. Я шел по прохладному, сумрачному коридору, ботинки неприятно поскрипывали. Наконец я оказался в просторном помещении с темно-красным ковром во весь пол. На стенах висели писанные маслом картины, позолоченные стулья располагали к нынешней беседе, в черной вазе на белом мраморном столе красовались гладиолусы.
Справа от меня находился небольшой стол с треугольной деревянной табличкой, на которой золотыми буквами было выведено: «Мистер Трупенни». За табличкой сидел высокий, худой мужчина с вытянутым лицом и отрешенным взглядом святого, слегка напоминавшим выражение глаз голодной газели.
Мужчина поднялся и неторопливо вышел из-за стола. Он был настолько худ, что вполне мог служить школьным пособием по анатомии — необыкновенно длинный скелетообразный экземпляр с блестевшими заинтересованной надеждой глазами.
— Слуш-ш-шаю вас? — Его низкий голос плавно, словно подхваченный легким взмахом голубиных крыльев, взмыл ввысь. — Чем могу быть полезен?
Я почувствовал себя не в своей тарелке. В его голосе звучало слишком уж явное желание оказаться мне полезным, а я вовсе не нуждался в той помощи, которую он привык оказывать своим клиентам. Трупенни двинулся на меня торжественной, выверенной походкой человека, несущего невидимый гроб. Внимательные большие глаза, словно снимая мерку, блуждали по потенциальному покойнику.
А может, подумалось мне, он узнал меня. Мне никогда не приходилось встречаться с этим типом, и сомневаюсь, чтобы он когда-либо видел меня, но не исключено, что некие доброхоты описали Трупенни мою наружность. Впрочем, вряд ли их можно назвать доброжелателями, если учесть, сколь лихо они прошлись дубинкой по моей голове. К тому же узнать меня довольно легко, даже по весьма приблизительному описанию: рост — шесть футов два дюйма; вес — двести пять фунтов; коротко стриженные светлые волосы, постоянно торчащие ежиком, будто они вздыбились и поседели за одну ночь и так до сих пор не могут оправиться от пережитого потрясения. Круто изломанные брови благодаря своей белизне резко выделяются на фоне темного загара, приобретенного мною еще в морской пехоте. Кроме того, знающим меня хорошо известно, что я люблю оживлять свое скромное одеяние какой-нибудь броской цветистой деталью. Вот и теперь Трупенни, вежливо вздернув брови, пялился на мой галстук, напоминавший двух удавов — красного и синего, схлестнувшихся не на жизнь, а на смерть в бутылке молока.
— Это вы мистер Трупенни? — спросил я.
— Совершенно верно. А вы кто, сэр? И что вас привело к нам?
— Меня зовут Шелдон, мистер Трупенни. — Что правда, то правда — так полностью звучит мое имя. — Насколько я понимаю, тела, ожидающие погребения, находятся у вас в отдельном помещении, специально приспособленном для столь скорбных целей?
— Ну конечно, мистер Шелдон. — Воздев длинную руку, он указующе вытянул костлявый палец. — В морге. В самом конце зала. Сразу же за Серебряной капеллой. — Трупенни виновато улыбнулся. — На данный момент там находится только один покойник — мы редко производим более одного-двух погребений в неделю.
— А нельзя ли... мне взглянуть? Я надеюсь, что ошибаюсь, но...
— Понимаю. Следуйте за мной. — Трупенни повернулся и, раздражающе медленно передвигая ноги, поплелся по мощенному мраморными плитами коридору.
Мысленно подгоняя его, я шел следом. Напряжение мое нарастало. Я глянул на часы: оставалось еще две минуты. Когда мы, достигнув середины коридора, проходили мимо небольшой комнаты, дверь ее распахнулась и оттуда кто-то вышел. Пока дверь была открыта, я успел мельком заметить небольшой стол, стулья, металлический сейф и шкафы с выдвижными ящичками архива. Именно сюда я и стремился попасть.
И тут меня словно ослепило. Что за восхитительное и совершенно неожиданное зрелище — в подобном-то месте! Я с таким торопливо-напряженным вниманием рассматривал комнату, что совсем не обратил внимания на того, кто оттуда вышел. А вышла девушка, да еще какая девушка!
Она взглянула на меня, и ее брови тоже взлетели вверх, как минуту назад у мистера Трупенни; затем она быстрым шагом нагнала моего провожатого, который шаркал ногами в нескольких футах впереди меня. Убегающие секунды и вообще представление о времени напрочь вылетели из моей головы. Застыв на месте, я сморгнул и уставился на нее, понимая, что выгляжу ошарашенным деревенщиной.
Это была высокая, стройная девушка с золотистыми волосами и такой классически идеальной фигурой, которая могла бы заставить встать из гроба не только молодых покойников. Ее лицо открылось лишь мельком, но и этого оказалось более чем достаточно — мне страстно захотелось видеть его снова и снова. Вместе с тем я следил, как она стремительно приближается к Трупенни, и то, как она двигалась, мне ужасно нравилось. Ее движения походили на упругую грацию голодного тигра-людоеда — и это в то время, когда большинство красоток чувствуют себя раздетыми, если не упакованы по моде 60-х в корсет или не затянуты широким плотным поясом, что помогает им двигаться с грацией катящегося с горы тюка с тряпьем. Возникшее создание не просто шло — нет, ее походка выглядела чувственной, наполненной естественными, волнообразными движениями плоти, совершенно раскованными, ничем не стесненными, зовущими. Она что-то сказала Трупенни, но я не уловил, что именно, поскольку застыл столбом на месте, а секунды с тиканьем убегали прочь.
Она повернулась, подошла ко мне и, немного помолчав и испытующе глядя мне в глаза, непринужденно сказала:
— Здравствуйте.
На ней была черная юбка и такая же черная блузка с глубоким вырезом. Юбка так плотно облегала бедра, что казалось, ткань вот-вот расползется по швам, а такие, как у нее, мягкие, пунцовые губы природа предназначает исключительно для жарких поцелуев. Хорошо смотрелись высокие скулы и маленькие ямочки на щеках, и только глаза — печальные и голубые, словно в них застыли слезы, — не соответствовали внутреннему огню, таящемуся во всех частях ее тела...
1
Шелл — игра слов: останки, остов и одновременно снаряд, граната (англ.).