Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 177 из 218

— Обговаривай. Надеюсь, тебе будет малость легче убедить их, если ты упомянешь то, о чём Бернардус договорился с президентом Саттлзом перед этим нашим небольшим визитом.

Вестман вопросительно посмотрел на него, и главный маршал усмехнулся.

— Старина Бернардус может и недотягивает по стервозности до высот Инеки Ваандрагер, но и сам по себе он весьма убедительный переговорщик. Начал он с того, что Рембрандт отказывается от выдвижения обвинения в разрушении его анклава здесь, на Монтане. Продолжил, рассказав президенту, что у него уже есть одобрение баронессы Медузы на предложение амнистии всем вам со стороны Мантикоры, если вы сложите оружие и остановите весь этот абсурд. И тогда он указал президенту, что если Рембрандт готов простить вас, и Мантикора тоже готова простить вас, то ему может тоже следует применить своё право на помилование, и предложить вам амнистию по законам Монтаны, если вы сложите оружие.

— Вы серьёзно? — Вестман вытаращился на Баннистера, затем перевёл взгляд на Ван Дорта и Терехова. Баннистер лишь усмехнулся, и Вестман почувствовал, что у него отвисает челюсть. — Я никогда не просил о снисхождении, Тревор! Я пошел на это, зная, на что иду! Я готов отвечать за всё, что я натворил!

— Не сомневаюсь в этом мистер Вестман, — вмешался Терехов. — Я уважаю такое отношение, пусть даже это кажется чересчур упрямым даже для монтанца. Но как бы ни были вы готовы отвечать за свои поступки, не кажется ли вам, что вы должны принять это предложение ради своих людей? Или, по крайней мере, дать им самим возможность выбора?

Вестман смотрел на него несколько секунд. Потом его плечи опустились, и он устало покачал головой.

— Пожалуй, вы правы, — вздохнул он. — Пожалуй, вы правы.

— Значит вы считаете, что он согласится, капитан Терехов? — спросил Уоррен Саттлз.

— Думаю да, господин президент. С другой стороны я не лучший специалист по процессам, происходящим в голове мистера Вестмана, или кого ещё из монтанцев. Не обижайтесь, сэр.

— И не собираюсь, — с улыбкой ответил Саттлз, и взглянул на Баннистера. — Ваше мнение, главный маршал?

— О, он сдастся, господин президент, — уверенно заявил Баннистер. — Он будет брыкаться, жаловаться и ныть. Спустя пару лет он будет тыкать в каждую пошедшую не так мелочь, и будет говорить мне, как хорошо бы было, если бы он только смог не пустить к нам Мантикору. Но это же Стив. Он всегда будет упрямым и раздражительным, как псевдогадюка со сломанным клыком. Но если он даст слово, он его сдержит. И даже ноя, он будет понимать, что ведёт себя как дурак, но его это нисколько не обеспокоит.

Улыбка Саттлза переросла в смешок, и он встряхнул головой.

— Если он перестанет взрывать планету, мне этого вполне достаточно, — заявил президент. — Я даже как-нибудь переживу всю шумиху, которую поднимет кабинет, когда я заявлю о помиловании!

Глава 49



— Благодарю за то, что уделили время для встречи, госпожа президент, — с улыбкой завил Андрия Гази, когда Александра Тонкович величаво прошествовала в зал слушаний и уселась за длинным полированным столом, предназначенным для свидетелей.

— Планетарный президент служит Парламенту, господин председатель, — отозвалась Тонкович со столь же любезной улыбкой. — Я с радостью предстала перед комитетом, чтобы предоставить любую необходимую ему информацию.

— Мы ценим такое отношение, госпожа президент. Особенно по контрасту с отношением некоторых других высокопоставленных представителей исполнительной власти, с которыми Парламенту пришлось иметь дело.

На этот раз улыбка Гази была суше, а Тонкович предусмотрительно вовсе не стала на неё отвечать. Гази, также как и председатель Специального Комитета по Аннексии, были членами её партии Демократического Централизма. Ей пришлось потрудиться, чтобы гарантировать назначение Гази на этот пост, и теперь она была рада, что тогда добилась своего. Но она не могла позволить себе публичного одобрения его язвительных комментариев в адрес исполняющего обязанности главы исполнительной власти, с которым пришлось иметь дело Парламенту, пока она была на Шпинделе.

Двенадцать дней прошло с момента получения ею вызова домой. Сейчас, когда она сидела в солнечном луче, падавшем сквозь высокие окна зала, этот срок казался ей одновременно и слишком долгим, и слишком коротким. Со своего места она могла видеть здание Неманья, окружённое строительными лесами. Удивительно, насколько личные впечатления от учинённых Нордбрандт разрушений потрясли её, но пока что у неё не было времени это обдумать. Три дня она провела на Флаксе в неистовой активности, делая всё, чтобы обеспечить эффективную работу партии Конституционных либералов в своё отсутствие. Затем восемь с половиной дней пути домой она провела, изучая свои заметки, размышляя о том, как вести себя перед комитетами, и — как бы противно ни было это признавать — волнуясь. На Корнати она прибыла вчера днём, и у неё просто не хватило времени переговорить со многими союзниками. Генеральный секретарь ПДЦ приложил все усилия, чтобы ввёсти её в курс дел, насколько позволяло время, вдобавок она собрала на ужин десяток партийных лидеров, но это нисколько не поколебало болезненно ясного осознания того, насколько долго она отсутствовала. Хорошо, что начинать предстояло с комитета Гази. Под его чутким руководством у неё будет ещё немного времени на то, чтобы собраться с силами, перед тем как переходить к более проблемным вопросам.

— В основном, — продолжил Гази, — слушания будут проходить без соблюдения формальностей. Если только иного не потребуют обстоятельства, мы смягчим обычные процедурные строгости. Мы предложим вам, госпожа президент, сделать краткий доклад о достигнутом Конституционным Собранием прогрессе и происходящих на нём обсуждениях. Впоследствии каждому члену Специального Комитета будет предоставлено пятнадцать минут, чтобы более полно прояснить моменты, представляющие для него или неё особый интерес.

— Насколько я понимаю, сегодня днём вам также предстоит предстать перед комитетом депутата Крижанич, — Гази позволил промелькнуть в своей отработанной мимике едва заметному оттенку неприязни, но без малейшей паузы продолжил всё с той же изысканностью. — Мы полагаем, что должны уложиться с запланированным на сегодня до полудня, когда и сделаем перерыв на обед. В свете назначенной вам встречи с депутатом Крижанич и её комитетом мы планируем на сегодня на этом и завершить, чтобы дать вам время на отдых и восстановление сил перед появлением перед другим комитетом. Вследствие этого мы также попросим, чтобы вы нашли время появится перед нами ещё раз в четверг. Тогда каждому из членов Специального Комитета будет предоставлено ещё по тридцать минут для более полного выяснения особо заинтересовавших их вопросов. Будет ли это приемлемо для вас, госпожа президент?

— Господин председатель Гази, моё время принадлежит Парламенту. Единственное, что меня заботит, это необходимость избежать конфликтов между расписаниями слушаний комитетов. Но я уверена, что могу в этом положиться на вас и на госпожу председателя Крижанич.

— Как и всегда, вы, госпожа президент, сколь любезны, столь же и усердны в службе на благо планеты, — просиял Гази. Александра с должной скромностью склонила голову, а председатель откашлялся и резко ударил молотком по деревянной подставке, стоявшей рядом с микрофоном.

— В таком случае комитет весь внимание. — Восемь мужчин и женщин, сидевших за приподнятым подковообразным столом во главе зала слушаний, слегка подобрались, и Гази кивнул Тонкович.

— Извольте начинать, госпожа президент.

— Спасибо, господин председатель.

Она сделала глоток воды и устроила микропредставление из раскладывания перед собой на столе старомодных карточек для заметок. Затем подняла глаза с улыбкой, которая была одновременно серьёзной и уверенной.