Страница 15 из 37
Киннинз ухмыльнулся и оглядел меня. Я являл собой ужасающее зрелище: нога торчит из разодранной брючины, пиджак порван, в нем два отверстия от пуль, глубокая царапина на руке.
Мне обработали ушибы и порезы, так что всерьез меня беспокоила только жгучая боль в руке и ноге. В душе тоже пылал костер.
Сержант повернул голову, прислушался и направился к своей машине, стоявшей неподалеку. Спокойный женский голос повторил его позывные. Киннинз наклонился, взял микрофон и, проговорив несколько секунд, поманил меня рукой:
— Садитесь, Скотт. Наша машина обнаружила новый синий «форд» в нескольких милях отсюда. Брошенный.
— Это тот «форд», в который я стрелял?
— Да, Скотт. Новый «форд» и мертвый парень лет тридцати пяти с дыркой в горле.
Такую большую дыру с неровными краями, по-моему, едва ли могла проделать пуля 38-го калибра. Однако она прошла через ветровое стекло и лишь потом угодила в шею водителю, зацепив сонную артерию.
Так или иначе, все вокруг было залито кровью: ветровое стекло, руль, приборная доска и, конечно, грудь мертвеца. В луче фонарика я увидел маленького человека с торчащими зубами и черной родинкой в уголке рта, совершенно мне незнакомого.
Я подозвал сержанта Киннинза:
— Помните убийство Джорджа Стоуна?
— Стоун? Да, меня информировали.
— Помните метрдотеля, описавшего коротышку, который спрашивал, где Стоун, как раз перед убийством?
— Конечно, но что, собственно... — Киннинз бросил взгляд на труп. — Понимаю, о чем вы.
Киннинз позвонил в полицию. Они обнаружили бы эту ниточку через час-другой, а может, и раньше. Но нет ничего удивительного в том, что я опередил их. У меня было больше оснований сопоставлять факты.
Эксперт-дактилоскопист посыпал порошком отделение для перчаток и открыл его. Внутри лежали два револьвера и немного патронов. После того как эксперт проверил оружие, его осмотрел Киннинз и показал мне. Один из пистолетов был стандартным тяжелым армейским автоматическим оружием 45-го калибра. А вот второй оказался куда интереснее.
Я увидел пистолет 22-го калибра с наружной резьбой на дуле для глушителя, которого на нем не было.
— Мы направим его в криминалистическую лабораторию, — сообщил сержант. — Но могу сказать вам, не дожидаясь результатов баллистической экспертизы: перед нами тот пистолет, из которого убили Стоуна.
Часом позже я отправился вместе с Киннинзом и другими полицейскими в морг, куда привезли и метрдотеля из клуба «Мелоди». Ему показали труп.
— Да. Это тот, кто спрашивал о Стоуне. — Метрдотель, покачав головой, добавил: — Сейчас парень выглядит иначе, но это точно он.
Метрдотель заметил меня:
— А, здравствуйте, мистер Скотт.
Пробормотав это, он упал в обморок.
Я задержался на полчаса в отделе по расследованию убийств и продиктовал им отчет. Потом Киннинз отвез меня в «Спартан». На этот раз в меня никто не стрелял. Я поднялся к себе и лег в постель.
Но заснул далеко не сразу, пытаясь собрать в одно целое части головоломки. Веселый выдался вечер. И весьма странный. Несколько человек отправились убить Шелла Скотта. Один из них тот, кто почти наверняка прикончил Джорджа Стоуна. Другой, вероятно, тоже замешан в этом и уже пытался убить меня крайне сложным и совершенно бездарным способом. Задремывая, я подумал, что это, конечно, соединяет отдельные фрагменты. Я оказался в эпицентре какой-то истории.
В моем мозгу мелькали мысли и образы, требующие осмысления. Комиссия по расследованию. Прекрасные женщины. Сумасшедшие письма и предупреждение на конверте. «Равенсвуд». Наконец все они слились, съежились в точку и начали вращаться. Тогда я заснул.
Утром я с трудом выбрался из постели, морщась от боли и ожогов, принял душ и съел завтрак. Если бы не приступы боли, я чувствовал бы себя неплохо. Сегодня я надеялся увидеть Тодхантера, и у меня возникло иррациональное ощущение, что при этом очень многое разъяснится.
Я позвонил в гараж, но мой «кадиллак» еще не подготовили. Новое ветровое стекло поставили, но предстояло починить руль и капот. Мне обещали отдать машину сегодня днем. Значит, снова придется брать такси.
Другой водитель повез меня по другому маршруту — по улице, параллельной Эвкалиптам. Потом мы оказались на перегороженной дороге с парочкой знаков объезда и стрелок, указывающих вправо. Водитель выругался, объясняя, что он давно здесь ездит, но это новые знаки. Я едва расслышал его слова, занятый собственными мыслями.
Револьвер 38-го калибра, вычищенный и заряженный, приятно тяжелый, разместился возле моей левой подмышки. Я не предполагал, что вскоре придется воспользоваться им после вчерашней заварушки, но снова уложил в барабан шесть патронов. Мои нервы и мускулы чуть дрожали от напряжения. Я размышлял о Тодхантере, хотя почти не представлял себе этого человека. Вместе с тем мне было ясно: если он что-нибудь знает о людях, жаждущих моей крови, и о причинах этого, важнее всего для меня поговорить с ним.
Я позвонил Тодди перед тем, как уехать в «Равенсвуд». Ее голос, низкий и чуть невнятный после сна, возбудил во мне резкое и внезапное желание, удивившее меня.
— Шелл, дорогой... Ой, извините. Я не то хотела сказать!
Она пробормотала что-то еще, чего я не разобрал, но я попросил ее не извиняться. Тодди объяснила, что я разбудил ее и она еще в постели... Воображение мое разыгралось.
Этот поразительный, ошеломивший меня разговор завершился, когда я сообщил, что еду в «Равенсвуд» и сразу по возвращении навещу ее. Тодди тут же сказала:
— Действуйте, Шелл. И возвращайтесь. — Я услышал подавленный зевок. — Обычно я сплю допоздна, но... постараюсь вылезти из постели и одеться.
— Вы... Не стоит беспокоиться, особенно для меня.
Тодди засмеялась:
— Он, да ладно. Увидимся, когда вернетесь.
Но потом ее тон стал грустным. Совсем проснувшись, девушка попросила меня выяснить, что происходит в «Равенсвуде», но быть поосторожнее. В ее голосе прозвучала тревога. Тодди, похоже, наконец все вспомнила.
После этого разговора я был на подъеме до самого «Равенсвуда», поэтому не обратил внимания на объезд и прочее. Но при виде тоскливого белого здания на поляне с пожухлой травой мой энтузиазм поубавился.
Таксист остался ждать меня. За стойкой сидел тот же человек. Он ушел по коридору и привел директора Бичема.
— А, доброе утро, мистер Скотт, как раз вовремя.
— Как мистер Тодхантер?
— Так же. Конечно, для успешного действия электрошока обычно нужно две-три недели и несколько сеансов. А мы провели лишь один.
Он довольно долго излагал мне эту скудную информацию. Казалось, Бичем взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его.
— Может, навестим его?
— Что ж, идемте.
Бичем прошел по навощенному полу коридора, до того места, где он разветвлялся, и повернул налево. Справа от нас были закрытые двери с номерами от сотого до сто десятого. Бичем остановился перед сто девятым.
— Видите ли, — мягко начал он, — надеюсь, вас не слишком встревожат перемены в нем.
Я насторожился:
— О чем вы? Разве за несколько недель он изменился?
Директор внимательно взглянул на меня:
— Конечно. В известном смысле. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Глаза... осанка... поза...
Его слова, голос, лязг ключа в замке насторожили меня еще больше. Мне стало неуютно; я ощутил легкий озноб, как в прохладный влажный день, когда солнце внезапно прячется за облако.
Бичем открыл дверь, вошел, впустил меня и закрыл за мной дверь.
Высокий человек с густыми каштановыми волосами, тронутыми сединой, сидел на краю маленькой кровати. Он даже не взглянул на нас — я увидел его в профиль. Поразительное лицо! Черты резкие, угловатые, сильные. Он напоминал незавершенную скульптуру в камне, со следами резца.
Тодхантер сидел, поэтому я не мог определить его рост, но он показался мне очень высоким, крупным, но изможденным. Кисти рук, лежавшие на коленях одна поверх другой, тоже были большими и сильными. Я не заметил в нем признаков слабости, во всяком случае, внешних.