Обнажись для убийства

Норман так и стоял, скорчившись и приподняв голову, чтобы видеть меня. Его губы задвигались, и изо рта полился поток грязной брани, затем колени подогнулись, и он свалился, все еще прижимая ладони к брюху.

В горле у меня пересохло, казалось, его хорошо обработали наждачной бумагой. Я подошел к Норману и опустился рядом на корточки. Сэмсон и остальные полицейские подгребали к нам в тот момент, когда Норман упал.

Мне кажется, он даже не заметил их появления. Эд полулежал, опершись на локоть.

– Все кончено, Норман. Ты сейчас помрешь. Если хочешь, сделай это молча, но лучше бы ты облегчил себя рассказом.

В ответ он послал меня подальше, но тут же раскашлялся. Кашлял Норман кровью. Теперь он знал, что в его легких имеется большая дырка.

– Мне совсем не больно, – медленно произнес он с оттенком удивления. – Я выкарабкаюсь. Я...

– Ты уже покойник, Эд. Сейчас ты еще в шоке. Даю тебе не больше двух-трех минут.

Раненый побледнел, его лицо, покрывавшееся капельками пота, блестело. Он попытался отрицательно покачать головой.

– Ты врешь. Я обязательно...

Вдруг он слабо вздохнул, глаза его округлились. У него появился пустой, неподвижный взгляд, адамово яблоко конвульсивно дергалось.

Мне доводилось встречать такой взгляд десятки раз. Он ни на что не похож. Это специфическое выражение лица человека, который начинает понимать, что сейчас умрет. Норман знал, где-то в глубине его мозга прозвучал сигнал, и из этой точки холод начал расползаться по телу. Он знал, что умирает.

И в этот момент Норман начал говорить. С этим феноменом я тоже встречался раньше. Торопливо выскакивающие, набегающие друг на друга слова, в некоторых случаях даже не слова вовсе, а набор бессвязных звуков. Может быть, когда остается так мало времени, умирающие хотят успеть сказать больше, чем сказали за всю предшествующую жизнь. Ни один из них не успевает сделать это. Норман тоже не успел.

Большей частью речь его лилась бессвязно, но все же я понял достаточно. Оказывается, Пупелл появился в замке в конце мая. Он был с Верой, которую Норман знал. Кто-то из ребят рассказал Эду о Пупелле и его «любовном» бизнесе, и у Нормана зародилась идея интересной комбинации.

Один из полицейских, стоящих рядом, заносил слова Нормана в записную книжку. В этом было что-то сюрреалистическое: записывались слова человека, которого через минуту не станет.

– Это я все придумал, – продолжал Норман, – с начала до конца. Следовало зацепить Пупелла, чтобы он пошел на все... даже на брак. Пупелл славно провел дело с Верой. Мне очень нужны были деньги, и я знал, что смогу взять их у него, как только он наложит на них лапу. Надо было лишь обеспечить ему доступ к миллионам.

Слова лились быстро, часть их он проглатывал, но пробелы можно было легко заполнить.

– Вначале я его зацепил на рулетке... ее колесо управлялось моим человеком... потом помог Бендер. Йетс... должен был уйти... Это он мне сказал, что девушка в Фэйрвью.

Норман замолк и после длинной паузы начал опять:

– Я не знал о ней и намеревался убить лишь старую леди, но ситуация изменилась. Даже... улучшилась, можно было создать видимость... что старуха сама себя шлепнула. Избавиться от обеих – вот задача... Йетс... он обо всем бы догадался... Этого нельзя было допустить... Он уже один раз предал...

– Кто убил Йетса? – быстро спросил я.

– Майк Хоукинс... У лагеря... На следующий день после того, как Йетс сообщил о дочери. Я послал туда Майка. Его и жену. В субботу вечером позвонил Йетсу и попросил дать взаймы его ружье Майку. Майк и употребил это ружье... там же, на месте... той же ночью. О, Господи...

Лицо умирающего исказила гримаса, он закрыл глаза и с трудом открыл их вновь.

– Скотт?

– Да.

– Это я послал Гарлика в твою машину, чтобы прикончить тебя, как только ты уедешь от Редстоунов. Майк уже был в лагере, хотел отравить дочку... газом. От него не было вестей. Я догадался, что старуха наняла тебя, и стал психовать. Не мог позволить тебе мешать. Майк одну попытку уже провалил, не убил девчонку. Если бы она была мертва, я прикончил бы мамашу той же ночью.

Он остановился, медленно мигая, хрипло дыша через открытый рот.

Все же ему хватило сил продолжить:

– Майк промахнулся дважды... я на время решил оставить дочку в покое... Ты уже был там, в лагере. На следующий вечер, когда ты пришел в клуб, репортер из «Кларион» уже знал, где она... фотографии были у него. Откладывать дело было нельзя... только подождать, когда газета поступит в продажу. Я задержал Пупелла с женой и еще некоторых в клубе. Эндон был в моем кабинете, а я ушел через черный ход. Он подождал моего возвращения, после чего заявил всем, что мы оба болтали в кабинете. Я отправился в город, купил газету, взял с собой и убил старую леди.

Его голос слабел, но я все еще мог расслышать слова:

– Эндон сказал, где спрятан револьвер. Миссис Редстоун знала, что я собираюсь ее убить... Она не пыталась ничего сделать, спокойно сидела и ждала. Просто тихо сидела. Не произнесла ни слова. Я чуть было не отказался... от затеи...

Он замолчал, глядя на меня пустыми, уже мертвыми глазами, потом прошептал:

– Мне очень жаль, что я убил старую леди.

– Это тебе зачтется, Норман.

Такими были последние слова, которые достигли его слуха. Норман чуть приподнялся на локте, тут же опустился на траву, дернулся и затих.

Окровавленные ладони медленно сползли с живота.

Лорел и я лежали на теплом песке, горячее солнце обжигало нашу кожу, которая и без того уже приобрела шоколадный цвет.

Утекло немало воды с того времени, как умер Норман. Я припоминаю, что, как только унесли его тело, я вместе с Сэмсоном и остальными полицейскими отправился в Фэйрвью. Два бандита все еще оставались в лагере, потому что не были уверены в том, что смогут далеко уйти в голом виде.

Мне удалось-таки спалить их одежонку, хотя и непреднамеренно. Фу, Бэби и еще один в коричневом капюшоне скрылись в холмах, но поймать их там не составило труда. Особенно если учесть, что они могли облачиться лишь в венки да фиговые листья.

Мистер и миссис Боб Браун – на самом деле мистер и миссис Майк Хоукинс – были схвачены и сидели за железной решеткой. Помимо вышеупомянутых лиц множество других криминальных типов было изъято из обращения. Сержант Биллингз освободил меня от обязательства застрелить для него кого-нибудь, чтобы погасить должок. Вместо этого я познакомил его с Пегги. Когда мы виделись с ним последний раз, его загар уже мало чем отличался от ее. Правда, сержант еще не совсем разучился смущаться. Карлос, я полагаю, все еще отплясывает с Хуанитой.

Эндон Пупелл – отнюдь не самый волевой тип из встреченных мной на жизненном пути – раскололся на первом допросе и признался, что ему было известно о намерении Нормана убить миссис Редстоун. Таким образом, он был сообщником до совершения факта преступления, после совершения и в ходе совершения. В результате чего Пупелл тоже оказался в тюрьме Сан-Квентин.

Вера осталась в Лас-Вегасе хлопотать о разводе (ее слегка огорчило то, что Пупелл предложил ей руку и сердце по указанию Нормана) и одновременно участвовать в шоу в ночном клубе «Сахара» с недельным гонораром 10 тысяч, в которых она вовсе не нуждалась. Каждый, кто имел хоть самое отдаленное отношение к раскрытию дела, стал героем.

Каждый, но только не я. Я стал печально знаменит. Правда, срок мне дали условно, и, пока Лорел рядом, жизнь остается прекрасной. Никогда раньше я не чувствовал себя таким здоровым. Никогда у меня не было такого бронзового цвета кожи. Организм мой был до отказа набит пивными дрожжами и зародышами пшеницы. И наконец, я никогда не был собственником нудистского лагеря, состоявшего всего лишь из двух членов.

Я обязательно должен был быть владельцем, потому что мне пожизненно запретили появляться в любом нудистском лагере на всей территории Соединенных Штатов.

Должен сказать, что шум вокруг Шелла Скотта поднялся страшный.