Преступления в психиатрии

Люди корчатся, кривляются, совершают телодвижения на тысячу разных ладов. Есть, впрочем, и более заученные конвульсии, которые скорее напоминают пантомимы и позы, изображающие различные религиозные мистерии, причем особой популярностью пользуются сцены из страданий Спасителя.

Среди этого нестройного шабаша то и дело раздаются стон, рев, пение, декламация, пророчество и мяуканье. Однако преобладают в этой эпидемии конвульсионеров танцы. Хором управляет духовное лицо — аббат Бешерон — который, чтобы оставаться у всех на виду, стоит на могиле. Здесь он совершает ежедневно с искусством, не выдерживающим соперничества, свое любимое „па“ — знаменитый скачок карпа, неизменно приводящий зрителей в восторг.

Эти вакханалии погубили все дело. Король, ежедневно получавший от духовенства самые дурные отзывы о происходящем на Сен-Медаре, отдал приказ закрыть кладбище. Однако эта мера не пресекла безумия конвульсионеров. Так как поступил запрет конвульсионировать публично, то припадки янсенистов стали происходить в частных домах, и зло от этого еще больше усилилось. Сен-Медарское кладбище концентрировало заразу, а его закрытие способствовало рассеиванию ее.

Всюду при дворах, в подворотнях можно было слышать или видеть, как терзается какой-нибудь несчастный — его вид неизменно оказывал свое заразительное действие на присутствующих и побуждал их к подражанию.

Зло приобрело такие значительные размеры, что король издал указ, согласно которому каждый конвульсионирующий предавался суду, специально учрежденному при арсенале, и приговаривался к тюремному заключению. Однако после этого конвульсионеры стали только искуснее скрываться, но полностью так и не вывелись».

После прочтения этих строк можно ли усомниться в том, что эпидемии конвульсионирующих получали свое развитие благодаря взаимовнушению на почве религиозного мистицизма и тяжелых суеверий? Очевидно, подобным же образом следует объяснять происхождение колдовства — этой страшной болезни, которая стала причиной гибели на кострах и эшафотах такого количества людей, которое превышает число погибших в войнах нынешнего столетия.

Не допустив существования взаимовнушения и самовнушения, нам не удалось бы понять ни столь значительного распространения колдовства, проявившегося в самых различных частях Европы, особенно в XVI веке, ни почти стереотипного описания видений, которым подвергались несчастные колдуны и колдуньи средневековья.

Согласно описаниям Реньяра, к женщине, обыкновенно подверженной конвульсивным приступам, являлся изящный и грациозный кавалер. Обычно он входил через открытую дверь, но чаще появлялся неожиданно, как бы вырастая из-под земли.

Вот какое описание этому видению дают колдуньи во время суда: «Он одет в белое платье, а на голове у него — черная бархатная шапочка с красным пером. Или же на нем бывает роскошный кафтан, осыпанный драгоценными каменьями, вроде тех, которые носят вельможи. Незнакомец является либо по собственной инициативе, либо на зов, или же на заклинание своей будущей жертвы. Он сулит жертве богатство или могущество, протягивает ей свою шляпу, полную денег. Но чтобы удостоиться все этих благ, жертве придется отречься от святого крещения и отдаться сатане душой и телом».

Таким было стереотипное описание демонических галлюцинаций, которым подвергались истерические женщины и так называемые колдуньи. Очевидно, речь здесь идет о галлюцинациях, возникающих на основе представлений, упрочившихся в сознании путем внушения или самовнушения, скорее всего, с детских лет, благодаря рассказам о возможности появления дьявола в роли соблазнителя.

Другое, не менее распространенное в народе в средние века убеждение получило название «бесоодержимость», что означало обладание дьяволом человеческим телом. Благодаря самовнушению, эта идея нередко являлась причиной и источником целого ряда конвульсивных или иных проявлений большой истерии, которые также вполне способны к эпидемическому распространению.

Первая большая эпидемия такого рода, по словам Реньяра, случилась в мадридском монастыре. В монастырях — преимущественно в женских обителях — религиозные обряды и постоянное сосредоточение на чудесном часто становились причиной нервных расстройств. Мадридская эпидемия началась в монастыре бенедиктинок, игуменье которого донье Терезе в то время едва исполнилось 26 лет.

С одной монахиней вдруг стали происходить страшные конвульсии. У нее появились внезапные судороги, скорчивались и мертвели руки, шла пена изо рта, все тело изгибалось в дугу наподобие арки, опиравшейся на затылок и пятки. По ночам из груди больной вырывались страшные вопли, а под конец ею совершенно овладел бред.

Несчастная объявила своим сестрам, что в нее вселился демон Перегрино, который не дает ей покоя. Вскоре демоны овладели всеми монахинями, за исключением пятерых женщин, причем сама донья Тереза тоже пала жертвой страшного недуга.

В обители стали происходить неописуемые сцены: монахини целыми ночами мяукали, лаяли и выли, объявляя, что они одержимы одним из друзей Перегрино. Монастырский духовник Франсуа Гарсиа использовал заклинание против бесноватых, но безуспешно. После этого дело перешло в руки инквизиции, которая распорядилась изолировать бесноватых монахинь. С этой целью их сослали в различные монастыри.

Гарсиа же, обнаруживший в этом деле известное благоразумие, был осужден за то, что якобы вступил в сношение с демонами, прежде чем напасть на них.

Бесноватость бенедиктинок наделала много шуму, но ее известность ничтожна в сравнении с эпидемией луденских урсулинок, беснование которых относится к 1631 году. «В Лудене находилась община урсулинок, посвятивших себя делу образования. В нее входили дочери знатных лиц. Приором монастыря был аббат Муссо, который, впрочем, скоро умер. Спустя непродолжительное время после своей кончины он однажды ночью явился госпоже де Бельсьель в виде мертвеца и приблизился к ее постели. Своими криками госпожа де Бельсьель подняла на ноги всю обитель. После этого приведение стало являться каждую ночь. Монахиня рассказала о своем несчастье сестрам. Результатом стало то, что привидение начало посещать всех монахинь. То и дело были слышны крики ужаса и монахини пускались в бегство. Слово „одержимость“ было пущено в ход и стало использоваться всеми. Для изгнания злого духа в обитель явился монах Миньон в сопровождении двоих товарищей.

Игуменья мадам де Бельсьель объявила, что она одержима Астаротом и, как только Миньон приступил к заклинаниям, стала издавать страшные вопли и биться в конвульсиях. В бреду она говорила, что ее околдовал священник Грандье во время преподношения ей роз. Игуменья говорила, что Грандье являлся каждую ночь на протяжении последних четырех месяцев и что он проникал в обитель, проходя сквозь стены.

С другими одержимыми, в частности с мадам де Сазильи, случались конвульсии, повторявшиеся ежедневно, особенно во время заклинаний.

Одни из них укладывались на живот и перегибались таким образом, что голова соединялась с пятками, другие катались по земле, изо рта у них вываливался язык, совсем черный и распухший. Когда во время судорог происходили галлюцинации, одержимые могли видеть смущавших их демонов. У мадам де Бельсьель их было 7, у мадам де Сазильи — 8, особенно часто встречались среди них Асмодей, Астарот, Левиафан, Исаакорум, Уриель, Бегемот, Дагон, Магон и тому подобные (в монастырях злой дух носит названия, данные ему в богословских сочинениях).

В одних случаях монахини впадали в каталептическое состояние, в других — переходили в сомнамбулизм или доходили до полного автоматизма. Они постоянно чувствовали в себе присутствие злого духа и, катаясь по земле, произнося бессвязные речи, проклиная Бога, кощунствуя и совершая возмутительные телодвижения, утверждали, что исполняют его волю».

Отец Иосиф дает свое описание сценам, которые происходили в этом монастыре.

Однажды игуменья пригласила святого отца отслужить молебен и просить Бога защитить их от демонов. Заклинатель немедленно ответил согласием, не сомневаясь в успешности чрезвычайного молитвословия и с этой же целью заказал мессы в других церквях.