Оружие Кроноса

— Гав!

— Всё понятно. Евгений Викторович явно имел в виду, что вы — сука. Впрочем, это неважно. И что нам теперь делать с этим великим экстрасенсом?

— Другого гипнотизёра у нас пока нет, — сообщил Елубай. — А как снять внушение без гипноза, я не знаю.

— А зачем что-то с ним делать? — поинтересовался Жора. — Миру осталось жить совсем мало, всего несколько дней. Некоторые глухонемые всю жизнь молча живут, и ничего. Только собачек топят.

— Му-Му, — прокомментировал Анатолий Михайлович.

— Не такой уж у вас и бедный лексикон, милостивый государь, — отметил Сатана. — Но бросать его в таком состоянии всё равно нехорошо. Пусть ему осталось несколько дней, но он имеет право прожить их человеком, а не кукарекающим козлом.

— Уважаемый Шайтан, этот Анатолий Михайлович, этот нехороший человек, не выполнил задания, не спас мир. Так почему теперь его самого кто-то должен спасать? Пусть остаётся петухом, — внёс предложение Елубай.

— Где-то я уже слышал подобный стиль речи, — задумался Сатана. — Ладно, неважно, не до того сейчас. Придётся звать на помощь коллегу Иешуа, то есть, Иисуса. Не думал, что доживу до такого позора.

— Меня всуе не надо звать, коллега, я уже есть вот тут, — сообщил незаметно подошедший Хесус. — И что есть позорного в том, что я буду оказавшим помощь?

— Действуй, коллега, — предложил Сатана. — Не нужно лишних слов.

Хесус провёл ладонью перед лицом Анатолия Михайловича, потом что-то ему сказал и щёлкнул пальцами.

— Ты всё неправильно делаешь! — заорал тот. — Надо сначала воздействовать голосом! Вот же идиот!

— Сколько живу, природа человеческая остаётся неизменной, — высказался Сатана. — Как были неблагодарными свиньями, так и остались. Наверно, правильно, что их всех уничтожат. Но всё равно жалко.

— Хрю-хрю, — откликнулся Кашпировский. — То есть, я хотел сказать, ничего подобного!

— И мне есть жалко, — согласился Хесус. — Но я есть сделавший всё, что мог.

— Что это за придурок? — поинтересовался Анатолий Михайлович.

— Это Хесус. То есть, Иисус, — проинформировал его Жора. — Господь, короче.

— Тот самый? — перепугался гипнотизёр.

— Может, тот самый. А может, двойник, вроде тебя. Мне откуда знать? Я его мамаше со святым духом свечку не держал.

— Не богохульствуй! А то в Ад попадёшь!

— Все вы в Ад попадёте, — предсказал Сатана. — Точнее, Ад придёт сюда. В том виде, как его себе представляют фанаты Хесуса. Но почему-то это не радует ни меня, ни его.

— Спаси меня, Господи, и помилуй! — попросил Анатолий Михайлович, упав на колени и ударив лбом по асфальту. — И избавь от лукавого!

Хесус ничего ему не ответил, поскольку был погружён в тягостные раздумья. Не прерывая мыслительного процесса, он медленно куда-то пошёл, причём с каждым шагом всё глубже погружался в асфальт, сам при этом обретая некоторую прозрачность. Он всё больше и больше становился похожим на привидение, но конец этого процесса от зрителей оказался скрытым: призрачная фигура исчезла с их глаз, пройдя сквозь стену ближайшего дома.

— Да не переживайте вы так, любезнейший господин Кашпировский! — посоветовал Сатана. — Он вас, вне всякого сомнения, простил. Сеньор Хесус прощает всех, кто его об этом просит, и значительное количество из числа тех, кто просить даже и не думал. А вот помиловать вас он не в силах. Это целиком и исключительно во власти милейшего Евгения Викторовича. Мой уважаемый коллега Господь также не в состоянии избавить ни вас, ни мир в целом от лукавого, коим в данный момент, несомненно, является вышеупомянутый Евгений Викторович, хотя обычно под этим термином понимают вашего покорного слугу.

— Я не понимаю, почему вы так вычурно выражаетесь, господин Сатана, — пожаловалась Ромуальдовна. — Неужели надеетесь, что кто-то примет вас за интеллигента?

— Да пошла ты на…!

— Чего матом ругаетесь? — обиделась женщина.

— Чего, чего… Мир гибнет, мы беспомощны, а тут ты, глупая баба со своими глупыми вопросами!

— Да пошёл ты сам на…!

Супругам было неимоверно печально, ведь до конца существования привычного им мира оставалось всего несколько дней, и предотвратить сие крайне нежелательное событие явно не удавалось. Печаль их была настолько велика, что даже секс не мог её развеять. Наконец, Жора не выдержал, вскочил с дивана и резво помчался к бару, откуда извлёк едва начатую бутылку водки, универсального русского утешителя, подумал, брать ли рюмки, и решил обойтись без них. Он мгновенно свинтил колпачок и вознамерился приложиться к сосуду с болеутоляющим для русской души, но был остановлен резким выкриком жены.

— Сначала — даме! — потребовала Ромуальдовна. — А тебе — то, что останется.

— А разве после тебя что-то остаётся? Капля, не больше.

— После тебя и капли не остаётся. Вторая бутылка есть?

— Нет. Только вино, сухарик. Женщины вообще водки не пьют, а пьют вино.

— А я — женщина?

— Конечно.

— Тогда давай бутылку сюда, проверим, пью я водку или нет.

— Обломаешься! Попробуй, отбери! Как дам по морде!

— И в тюрягу сядешь.

— А мне плевать! Всё равно миру на днях кранты, какая разница, где помирать — дома или в тюрьме?

— Наверно, правильно, что этот мир погибнет, — заявил появившийся из стены спальни Сатана. — Тут надо бы жизненные итоги подводить, последние дела, так сказать, уладить, а эти недоумки намерены устроить драку за пузырь водяры. Какой позор! Ну, вот какие из вас гомо сапиенсы? Просто гомо, сапиенсами тут и не пахнет.

— Сам ты гомо! — обиделся Жора. — Раньше хоть через дверь входил, пусть даже закрытую. А теперь вообще через стену. Настоящий пассивный гомо!

— Ладно, этот вопрос мы обсудим позже. Если у нас, конечно, будет позже. Мне тут кое-что подсказали… Короче, есть ещё один шанс спасти мир, хотя вы, засранцы, этого и не заслуживаете. Входи! — пригласил он кого-то невидимого, глядя на стену.

Через ту же стену в спальню вошла прекрасная женщина, практически полностью обнажённая. Увидев её, Жора неподвижно застыл, челюсть его отвисла, глаза остекленели. Одежду красавицы составляли халатик из совершенно прозрачной ткани и серебристые босоножки на неправдоподобно высоком каблуке. Её смуглая кожа не очень сочеталась с волнистыми светлыми волосами, свободно свисающими до плеч, но это ни капли не снижало её привлекательности.

— Приветик! — поздоровалась она. — Это вы, мля, типа спасители мира?

Жора энергично закивал, не в силах произнести ни слова.

— Ты кто такая? — грозно вопросила Ромуальдовна, поджав губы.

— Я - богиня любви. В смысле, того, что вы, мля, называете любовью. Меня зовут Афродита, ну, или Венера, если вас, мля, так больше прикалывает.

— Позвольте себя отрекомендовать, — неожиданно обрёл дар речи Жора. — Георгий Борисович…

— Кому нафик надо твоё отчество? — отмахнулась гостья. — Гоша или Жорик?

— Жорик, — расплылся в улыбке Георгий Борисович.

— Так, стоп! — объявила Ромуальдовна. — Что в моей спальне делает эта шалава?

— У неё идея, — пояснил Сатана. — А вы бы оделись, что ли. Всё-таки гостей, как-никак, принимаете.

— Вы незваные гости!

— И что с того? Вы хотя бы Георгия Борисовича оденьте, а то с первого взгляда видно, как он относится к уважаемой Афродите.

— Люцифер, какая я тебе, мля, уважаемая? Я для всех любимая!

— Сейчас кому-то глаза выцарапаю, — пообещала Ромуальдовна. — Так что ей ничего видно не будет.

— Эх, милейшая Ромуальдовна! Если бы богам было просто выцарапать глаза, уверяю вас, Евгений Викторович не представлял бы для нас ни малейшей угрозы. Но, увы, это совсем не так. Потому рекомендую одеться.

В мрачном молчании супруги оделись.

— Ну, вот, я тут, мля, одна голая осталась, — расстроилась Афродита.

— А у вас есть нормальное имя? — поинтересовался Жора.

— А что, Афродита и Венера — ненормальные имена?

— Ну, Афродита напоминает мне Америку. Они там своих черномазых афроамериканцами называют.