Страница 9 из 16
Сказав сие, всадник с места послал свою вислошеюю в галоп. Та прыгнула, точно белка, устремилась вперед, как выпущенная из лука стрела. За Амуратом с такой же поспешностью понеслись остальные участники этого устрашающего визита. Запоздалый залп пушки, ответивший на цинизм татарского посла, не принес смельчакам потерь — большое каменное ядро упало в ров, подняв фонтан брызг и покосив шесты.
Соединившись на площади, татары наконец отправились восвояси...
Стоило последнему всаднику исчезнуть из виду, как пан Петр приказал открыть ворота... Вскоре выяснилось, что головы принадлежат членам одного семейства: не повезло пану Довбе и его близким — жене и трем сыновьям. Богатый землевладелец, пан Довба не пожелал прятаться за стенами замка. Он рассчитывал, что татары не доберутся до его отдаленной усадьбы...
В тот день в замке вновь зазвучало траурное песнопение: по просьбе старосты и членов магистрата по убиенным устроили панихиду.
Содеянное варварами вызвало у осажденных негодование. Вновь все, кто мог носить оружие, потребовали от членов городского совета, чтобы им позволили схватиться с врагом. Пан Петр остался чуть не единственным из тех, кто был против сражения.
— Нет! — упорствовал он. — Эмоции в нашем положении неуместны! Сражение приведет к катастрофе! Мы только зря погубим людей! Король не простит мне подобного легкомыслия! Нет и еще раз нет! Будем хорониться за стенами до тех пор, пока не придет помощь!
Он и вовсе запретил бы вылазки, если бы не понимал, что молодежь просто не в состоянии все время сидеть на месте... В тот день он сам сформировал отряд, отказав тем, кто особенно рьяно рвался за ворота. Он опасался, что из-за одного безумца может погибнуть весь отряд.
Пан Юрий давно просил отца разрешить ему выйти из замка. И обижался, что тот запрещал. Еще бы, ведь ему не позволяли делать то, что не возбранялось друзьям! Подростку хотелось испытать себя, проверить свое бесстрашие. Ему хотелось поближе подойти к тем, кого считали выходцами из преисподней, хотелось пустить пару стрел в их сторону. Внутренне юный герой готов был вступить в схватку и даже рисовал себя победителем. С малых лет находясь под опекой одного и того же человека, своего гайдука Прокши, он даже представить себе не мог, что кто-то способен обидеть его. Прокша всегда держался рядом. И там, где могла не успеть сабля пана Юрия, обязательно поспела бы булава верного гайдука. Прокша находился в том возрасте, когда человек еще может похвалиться не только силой, но и ловкостью.
Отец категорически отказывал сыну. Но как-то раз, подумав, что уступка освободит его от докучливости подростка, разрешил... Перед тем как выпустить отряд, староста вызвал Жибинтея.
— В который раз выходишь за пределы замка? — спросил он молодого десятника.
— В третий, ваша милость, — ответил Жибинтей.
— Каков твой план?
— Пройти до подножия старого городища. Потом подняться на горку. Поведать, чем нехристи занимаются.
— А если встретите дозор?
Готовый к такому вопросу, десятник ответил:
— В схватку вступать не станем, ваша милость, повернем обратно.
Ответ понравился старосте. И тем не менее пан Петр добрую минуту пытливо всматривался в глаза собеседнику. Ему хотелось убедиться в основательности его слов. Наконец он сказал:
— На этот раз с тобой поедет мой сын. Присмотри за ним, — вдруг скатившийся до хрипоты голос выдал его тревогу. — Мальчик давно просится. Я не в силах больше отказывать... Не позволяй ему отдаляться. Прокша знает свою заботу, но ты, как голова всему, должен быть особенно бдителен.
— Будьте покойны, ваша милость, — ответил Жибинтей. — Ни на шаг не отойду от паныча.
— Не как господин, а как отец прошу, — пропустив мимо ушей ответ десятника, добавил пан Петр.
— Понимаю, ваша милость.
Известие о том, что отец разрешил ему сопровождать выездной отряд, несказанно обрадовало молодого дружинника. Первым делом пан Юрий поделился новостью с сестрой. Она пришла в восторг — возможность сопровождать отряд смельчаков рисовала брата в глазах девочки настоящим героем...
Чтобы показать значимость дела, в котором ему предстояло участвовать, пан Юрий, подражая старым воинам, сел точить сабельку. Когда с этим было покончено, он взялся за арбалет: смазал металлические части жиром.
Тем временем пан Петр распорядился, чтобы сыну подали его белую кобылу. То была хоть и старая, но спокойная лошадь. Лично проверил подпругу. В этот день, казалось, все благоприятствовало удаче. Даже ясная погода. Тем не менее на душе старосты было тревожно. А когда воины стали покидать замок, он и вовсе пожалел, что отпустил сына.
Угадав, что отец волнуется, пан Юрий, оказавшись на предзамковой площади, оглянулся и сделал ему отмашку — как бы сказал, что понимает меру опасности приключения и намерен быть предельно осторожным...
Сценарий этого выезда должен был в точности повторить все предыдущие. Предусмотрительный Жибинтей выслал двух верховых вперед. Объехав покрытую сажей Костельную площадь, отряд стал взбираться на горку. Осуществив восхождение, всадники остановились на вершине и, не сговариваясь, сделали несколько приветственных взмахов в сторону замка. Этот знак должен был успокоить осажденных, ибо говорил о том, что татар поблизости нет. Сейчас же с башни подали ответный знак, который оповестил о том, что и на противоположной стороне города тоже все спокойно.
Всадники двинулись дальше...
Через четверть часа пан Юрий был удивлен и раздосадован тем, что, проехав достаточное расстояние, он и его друзья так и не встретили татар. Горячее сердце желало стучать с волнением. Подростку хотелось интриги, чтобы потом, вернувшись, он мог о чем-то рассказать.
Может быть, угадав это разочарование, Жибинтей изменил намеченный план и направил отряд туда, где, как было известно, располагался татарский стан. И тут случилось непредвиденное... Неожиданно в тридцати шагах от наших искателей приключений, словно из-под земли, выросла группа всадников. О том, что это были татары, участники вылазки догадались сразу — по одежде этих людей и еще по черным, блестящим, словно смазанным жиром, волосам. Оба отряда застыли, как каменные изваяния...
Татары были в рыжих полушубках шерстью наружу. Из-за плеч у них торчали колчаны и черные луки, а на боку у каждого висела палица с конской челюстью. Но особенно удивило паныча выражение лиц вражеских всадников. Глаза их, казалось, вываливались из орбит. Было ясно, что в эти минуты татары испытывают те же чувства, что и дружинники, — удивление и страх. Лошади и тех, и других тоже таращили глаза, настороженно тянули морды — принюхивались к тем, кто так неожиданно предстал перед ними...
Еще мгновение — и могла бы начаться схватка. Но тут на холме появились еще две дюжины татарских всадников... Угадав, что силы неравны, Жибинтей вскинул руку и что есть мочи крикнул:
— Уходим! За мной!
И первый развернул коня, да так, что бедняга взвился на дыбы. Пан Юрий тоже развернул лошадь. Белая кобыла, не ожидавшая такого проворства от седока, оглянулась и с места понесла в галоп, стала отбрыкивать, выражая явное недовольство. За сыном старосты поскакали остальные участники вылазки.
Татары наконец опомнились, дико заорали, затем бросились вслед за отступающими. Без седел, держась за круп лошади одними ногами, они на полном скаку привычным движением, словно находились на земле, поснимали с плеч луки, достали из колчанов по стреле и, не метясь, пустили их в сторону отступавших целым облаком. Сей залп был больше для устрашения, эффекта он не имел, так как расстояние между враждующими за короткое время увеличилось до сотни шагов... Не желая продолжать бессмысленную погоню, татары вскоре остановились и, развернувшись, двинулись к горке.
Отряд замковых ураганом пронесся через костельную площадь и, не задерживаясь, свернул к башне. Жибинтей позволил своим остановиться лишь у ворот. Сначала он пропустил подчиненных и только потом въехал сам... Прогулка, подарившая ее участникам столько эмоций, наконец закончилась.