Джокер в колоде

— И будешь вести нормальную, уравновешенную жизнь.

— Уравновешенная жизнь, — задумчиво произнес он. — Пожалуй, я за это выпью. — Он сделал основательный глоток виски и уныло продолжил:

— За рассудительность, благочестие, целомудрие, безумие, одержимость...

Я не стал выслушивать до конца перечень всего того, за что он пил. Я вообще лишился слуха. Я смотрел на что-то, способное излечить даже от диплопии, а может, и косоглазия, — на женщину, что возникла на вершине лестницы, ведущей сюда из живописного дворика; это видение направлялось к нам с Джимом. На ней было одеяние от «Александрии». Очевидно, это одна из моделей, и явно из числа тех, кого я еще не видел. Но я должен был с ней встретиться, даже если бы мне пришлось босиком пройти по щелкающим зубами крокодилам.

— Джим, — взмолился я, — кто она? Друг называется... Почему ты мне не говорил? Кто...

Не обращая внимания на мой лепет, он грустно произнес:

— Итак, выпьем за целомудрие. Да, мы вновь введем «пояс целомудрия», узаконим кокаин...

— К черту твою болтовню! Ты что, пьян? Джим, черт бы тебя побрал, кто она?

При виде таких плавных изгибов плоти, что скрывать, рождаются грубые мысли, кровь ударяет в голову, внутри вспыхивает пожар. Ее рост примерно пять футов пять дюймов, обалденные пропорции 37 — 22 — 36, копна белых волос, хитрые ярко-красные губы, искрящиеся глаза — пик эволюции, и совсем не важно, с какого конца смотреть.

— Полагаю, ты имеешь в виду Лори, — очнулся наконец Джим.

— Лори? Ах...

У нее было лицо доброго и мудрого ангела плюс тело — венец совершенства женской чувственности, и такое сочетание превращало безразличные взгляды в слегка заинтересованные, а слегка заинтересованные — в пожирающие.

— Лори Ли, — продолжал бубнить Джим. — Думаю, ты обратил внимание на то, что она не мегера. Мне кажется, ты хочешь с ней познакомиться? — Не дожидаясь моего ответа, он позвал:

— Лори!

Она остановилась, повернула голову, улыбнулась и сделала шаг в нашу сторону.

— Сегодня грандиозный вечер, правда? Вблизи она была еще красивее. Она глянула на меня своими медовыми глазами, потом перевела взгляд на Джима, но ее мимолетно брошенный взор вошел в меня как нож в масло. Такое лицо способно заставить сердце замереть, а тело — побудить вегетарианца лопать мясные фрикадельки.

— Привет! — поздоровался я. — Привет! Как дела? Я рад...

— Я вас еще не познакомил, — перебил строгий блюститель этикета Джим. Он слегка поклонился и сказал:

— Лори, эту обезьяну зовут Шелдон Скотт. Шелл, Лори Ли. Он — частный детектив, и тебе следует держаться настороже...

— Что ты имеешь в виду, говоря «обезьяна»? — возмутился я. — Ты, эгоист проклятый!

— Привет, Шелдон, — поздоровалась Лори и улыбнулась. Голос был мягкий и теплый, а взгляд, которым она одарила меня, мог бы поджарить бутерброд.

— Хот-дог! — воскликнул я. — Я хотел сказать не то, что я имел в виду. Мой рассудок — ух! — зовите меня Шелл, пожалуйста. Никто не называет меня Шелдоном. Даже мои враги.

— Я могу поспорить, — сказала она непринужденно, — что ваши враги — типы жестокие.

— Как в воду глядела. — Джим снова встрял в разговор. — Посмотри, что случилось с его лицом. Сломанный нос, красивый шрам едва ли не через глаз, левое ухо укорочено не в салоне красоты — такие у него враги. А теперь, когда ты насмотрелась на результаты разрушительного действия дубинок, медных кастетов, пуль и ревнивых мужей, поверни свою прелестную головку.

Но Лори шагнула мне навстречу и, будто мы были сто лет знакомы, спросила:

— А что, у тебя действительно нет кусочка уха? — В ее голосе прозвучало наивное любопытство.

— Если это сделает тебя в какой-то степени счастливее, я готов оторвать оставшийся огрызок своего уха, как Гоген...

— Ван-Гог, — поправил Джим.

— Как тот чудак, — согласился я. Она стояла совсем близко и смотрела на меня, а я чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание.

— Как это случилось? — спросила она, но вдруг опомнилась. — Извини, я суюсь не в свое дело, так ведь?

— Почему же, вполне в свое, — поддакнул я как можно дружелюбнее. — Любой вопрос, все, что угодно.

— Тогда как тебя угораздило?

— Да так... Один симпатичный стрелок выстрелил в меня и промахнулся, точнее, почти промахнулся. Он остриг мне верхушку уха.

Она весело засмеялась.

— Ох ты хитрец! Ты хуже, чем Джим!

Вообще-то я вовсе не хитрец, не гордец и тем более не хвастун, но она ведь могла подумать, что мое ухо застряло в каком-нибудь рабочем механизме на захолустной бензоколонке. Вся хохма состоит в том, что тот шизик, объяснил я, действительно остриг мне верхушку уха. Но это был последний трофей в его жизни.

И тут произошла странная вещь. По крайней мере, странным было то, что я заметил одного парня, когда думал и говорил о ружьях и о стрелках. Я специально повернул голову — если хотите знать, я сделал это ради того, чтобы Лори могла увидеть мое знаменитое ухо, — и насторожился: мне на глаза попалось знакомое лицо.

Это было худое лицо маленького, под мухой, парня; он возник как раз там, где прежде находилась Ева. Он стоял опершись на крышку буфета и разговаривал с Адамом Престоном, запихивая в рот маленький сандвич. Я не мог припомнить, когда это было, но знал, что видел его раньше.

И привыкшие к опасностям нервы просигналили: неприятности.