Бьянка, благочестивая невеста

И все же Бьянка отказала. Сок действительно потек — язык Нудары сделал свое дело, — но она лежала в объятиях мужа холодной, как лед, и не чувствовала ничего, кроме отвращения. Не ощущая ответа, пенис мгновенно увял. Ровере гневно закричал, однако Нудара тут же схватила сморщенный кусок плоти губами и принялась сосать. Помогло. Оттолкнув рабыню, повелитель набросился на молодую жену и насиловал до тех пор, пока несчастная не потеряла сознание от изнеможения. Затем переключился на Нудару, и спустя некоторое время та, по заведенному обычаю, начала кричать от восторга, восхваляя безмерные достоинства и мощь господина.

Когда Бьянка пришла в себя, то увидела, что супруг и рабыня пьют вино. Острый взгляд Нудары тут же отметил, что к сопернице вернулось сознание. Она протянула ей небольшой кубок и хитро улыбнулась.

— Здесь подмешано специальное снадобье, разжигающее желание, — прошипела она. — Ты разочаровала повелителя своей холодностью, но скоро начнешь умолять о снисхождении. Правда, прежде придется тебя связать, чтобы не сопротивлялась. — Она рассмеялась, чрезвычайно довольная тем сценарием, который успела внушить Ровере, пока бедняжка лежала без чувств.

— Тогда сразу убейте! — обратилась Бьянка к супругу. — Лучше умереть, чем терпеть оскорбления от вас и вашей шлюхи!

— Ах, дорогая, неужели Нудара до такой степени тебя расстраивает? Значит, ей придется немедленно уйти, — воскликнул Ровере с неожиданным великодушием. — Убирайся, грязная девка! Вижу, тебе здесь слишком весело, и меня это совсем не радует. — Он грубо столкнул рабыню с кровати.

Нудара поднялась с пола и попробовала отстоять свои права.

— Но, повелитель, я хотела доставить вам удовольствие, и больше ничего. Мы все пили вино со специями, и теперь я сгораю от страсти!

— Найди моего сына, пусть утолит зуд, — ядовито посоветовал Ровере. — Думаешь, мне ничего не известно? Ты же мерзкая похотливая кошка, Нудара. Оставь меня наедине с прекрасной молодой женой. — Он жестоко рассмеялся, а рабыне не осталось ничего иного, как покорно выскользнуть из спальни.

Ровере склонился к Бьянке и поцеловал в холодные губы.

— Не бойся, никогда тебя не убью, дорогая. Специи помогут согреть кровь. Чувствую, что в своем нетерпении обращался с тобой слишком жестко. Теперь понимаю: ты — нежный цветок и нуждаешься в ласковом обхождении.

Бьянка лежала неподвижно и молчала. Все нужные слова утонули в тумане. Муж принялся ее ласкать, и сопротивляться не хватало сил.

К ее стыду, вино и вправду начало действовать, однако она еще крепче сжала зубы, чтобы не издать ни звука. Нельзя позволить извергу понять истинные ее ощущения; ведь если он будет думать, что любовное зелье не возбуждает, то больше не заставит его пить.

Оказалось, что сохранить внешнее спокойствие непросто. Внезапно тело запылало острым вожделением, которого она не понимала и боялась. Тайный уголок сначала увлажнился, а потом начал позорно истекать соком. Муж целовал, гладил, ласкал каждый дюйм внезапно ставшего чужим тела, а потом лег сверху и вонзился в тугое горячее лоно. Чтобы не закричать, Бьянка до боли закусила губу.

— Ах, милая, до чего же ты хороша! — простонал он и не остановился до тех пор, пока не избыл похоть и не упал без сил.

— Так много горячей влаги, — заметил чуть позже, когда пришел в себя. — Надеюсь, теперь тебе понятно, какое удовольствие способны приносить эти игры, когда тело готово принять супруга.

С каждым днем Бьянка все сильнее ненавидела Себастиано Ровере. Мама все не приходила, и однажды Агата рассказала то, что узнала от Антонио: на самом деле Орианна Пьетро д’Анджело уже несколько раз пыталась навестить дочь, однако в палаццо Ровере ее не пускали даже на порог. Бьянка пришла в ярость, хотя прекрасно понимала, что гневается напрасно, потому что не значит для мужа ровным счетом ничего.

Он отлично знал законы, а законы позволяли творить все, что угодно. А вот у самой Бьянки никаких прав не было.

Оставалось одно: как-то по-особенному ублажить тирана, чтобы он разрешил встретиться с мамой. И она очень хорошо знала, как это сделать.

Изо дня в день Ровере не уставал повторять, что жена — его собственность и судьба ее находится в его руках. Однако за полгода брака ему так ни разу и не удалось услышать в постели восторженные крики. Бьянка уже успела хорошо изучить тщеславного супруга и не сомневалась, что, получив свидетельство собственной мужской состоятельности, Ровере обязательно ее наградит. Вот тогда-то можно будет попросить о встрече с мамой. Итак, оставалось одно: испытывая ненависть, изображать высшую степень наслаждения.

В ту ночь, когда супруг призвал ее к себе, Бьянка явилась с распущенными волосами, благоухая ароматом экзотического лунного цветка. Изящным движением сбросила с плеч легкий розовый пеньюар и без единого слова протеста скользнула в кровать. Ровере удивленно вскинул брови, однако она беззаботно пожала плечами.

— Внезапно что-то во мне переменилось, Себастиано, — пояснила томным голосом, беспрекословно приняла кубок с любовным напитком и медленно осушила, чувствуя, как возбуждающие пряности начинают овладевать телом.

Ровере проницательно ухмыльнулся:

— Тебе что-то от меня нужно.

— Да, действительно, — честно призналась Бьянка.

— И что же именно?

— Обещайте, что если сегодня мне удастся доставить вам удовольствие, исполните одно мое желание.

Ровере на миг нахмурился, однако попытка юной супруги манипулировать показалась забавной, и он согласился. Интересно, что же она попросит? Драгоценности? Новое платье? При необыкновенной красоте девочка оставалась простой и скромной.

— Хорошо, — кивнул он. — Подари мне наслаждение, а взамен получишь все, что захочешь. — Начал целовать и с удивлением почувствовал, что жена тает в объятиях. Страсть разгорелась с небывалой силой: никогда еще Бьянка не проявляла столь пылкого желания. Он положил руку на безупречную, словно изваянную из мрамора грудь и услышал легкий стон блаженства.

На миг Ровере показалось, что он спит и видит сладкий сон. На протяжении шести месяцев брака красавица упрямо отвергала его ласки. Уже сотни раз он овладел ее телом, а в ответ не получил ничего, кроме ледяной холодности. Случалось, что возникало странное ощущение полной отстраненности — даже после того, как он запретил Нударе участвовать в плотских утехах. И вот сегодня прекрасная Бьянка покорно лежит в его объятиях и едва не мурлычет от поцелуев и ласк. Что же ей понадобилось настолько остро, что заставило измениться до неузнаваемости?

А Бьянка тем временем из последних сил терпела мерзкие прикосновения и скрывала ненависть.

Она ненавидела руки, которые ее гладили; пальцы, которые больно сжимали соски и с возмутительной бесцеремонностью вторгались в сокровенную глубину. Ненавидела самоуверенность и жестокий эгоизм мужа. Порою физическое отвращение достигало предела, и приходилось незаметно сглатывать, подавляя подкатывающую к горлу тошноту. Но сейчас нужно было сконцентрироваться на достижении цели: ведь муж обещал выполнить любое желание… если останется доволен.

— О, Себастиано! — простонала она, когда отвратительные губы сомкнулись вокруг соска.

Должно быть, именно так чувствуют себя продажные женщины, подумала Бьянка, но тут же опустила руку и приняла в ладонь мошонку. Ах, до чего же было бы приятно выдавить из нее всю жизнь — прямо сейчас, пока насильник облизывает ее живот! Но нет, вместо этого она сжала чувствительную плоть осторожно, бережно, почти нежно и не поленилась легонько погладить кончиками пальцев, прежде чем сосредоточиться на стремительно растущем члене.

Ровере застонал.

— Ах, дорогая, как долго я ждал этой ночи!

Набросился на нее и безудержно выплеснул переполнявшую животную похоть.

— Обожаю тебя, жена! Ты моя, и только моя, навсегда!

Чтобы не растратить силы раньше времени, пришлось взять себя в руки. Он умерил пыл.

Глава 4

Следующей ночью Бьянка ослабила железный самоконтроль, которым обычно вооружалась в постели мужа. Позволила любовному зелью в полной мере овладеть телом и почувствовала, как рассыпается от вспыхнувшего желания. Внезапные ощущения изумили. Ах, как было бы чудесно, если бы она любила этого человека! Но она его не любила. Она его ненавидела. Впрочем, какая разница? Главное, чтобы сегодняшняя ночь принесла мужу удовлетворение. Он должен поверить, что наконец-то сломил сопротивление строптивой супруги.