Страница 82 из 147
* * * Кто дал ей в руки бранный лук? У ней ведь скор неправый суд. От оперенных стрел ее онагра ноги не спасут. Несчастных много жертв надет, когда откроешь ты колчан, Твой лик слепит, а свод бровей, как черный лук Турана, крут. Тебе одной в пылу войны ни щит, ни панцирь не нужны, Кольчугу локонов твоих чужие стрелы не пробьют. Увидев тюркские глаза и завитки индийских кос, Весь Индостан и весь Туран на поклонение придут. Покинут маги свой огонь, забудут идолов своих; О идол мира, пред тобой они курильницы зажгут. На кровлю замка можешь ты забросить кос твоих аркан. Коль башни замка под твоим тараном гневным не падут. И был как на горах Симург. Но ты меня в полон взяла. Так когти сокола в траве индейку горную берут. Уста увидел я. И лал в моих глазах дешевым стал. Ты слово молвила – пред ним померкли перл и изумруд. Твои глаза громят базар созвездий вечных и планет, Где чудеса творит Муса, убогий маг,- при чем он тут? Поверь, счастливую судьбу не завоюешь силой рук! Запечатленной тайны клад откапывать – напрасный труд. О Саади! Ты знаешь: тот, кто сердце страсти отдает,- И нрав избранницы спасет, и сонмище ее причуд. * * * Не нужна нерадивому древняя книга познанья, Одержимый не может вести по пути послушанья. Пусть ты воду с огнем – заклинания силой сольешь, Но любовь и терпенье – немыслимое сочетанье. Польза глаз только в том, чтобы видеть возлюбленной лик. Жалок зрячий слепец, что не видит кумира сиянье. Что влюбленному хохот врагов и упреки друзей? Он тоскует о дальней подруге, он жаждет свиданья. Мил мне светлый весенний пушок этих юных ланит, Но не так, как онагру весенней травы колыханье. В некий день ты пришла и разграбила сердце мое, Потерял я терпенье, тоска мне стесняет дыханье. Наблюдай всей душою кумира приход и уход. Как движенье планет, как луны молодой нарастанье. Не уйдет, коль прогонишь,- уйдя, возвратится она. В этом вечном кругу непостижном – ее обитанье. Не прибавишь ни слова ты в книге печали моей, Суть одна в ней: твоя красота и мое пониманье. Саади! О, как долго не бьет в эту ночь барабан! Иль навек эта ночь? Или это – любви испытанье? * * * Нет, истинно царская слава от века ущерба не знала, Когда благодарность дервишам и странникам бедным являла. Клянусь я живою душою! – осудит и злой ненавистник Того, чья калитка для друга в беде запертою бывала. Нет, милость царей-миродержцев от прежних времен и доныне Из хижины самой убогой всегда нищету изгоняла. А ты меня все угнетаешь, ты жизнь мою горько стесняешь, Ну что ж! Я тебе благодарен за боль, за язвящие жала. Заботятся люди на свете о здравии, о многолетье. Ценою здоровья и жизни душа моя все искупала. Невежда в любви, кто ни разу мучений любви не изведал И чья на пороге любимой в пыли голова не лежала. Вселенную всю облетела душа и примчалась обратно. Но, кроме порога любимой, пристанища не отыскала. О, внемли моленьям несчастных, тобою покинутых в мире! Их множество шло за тобою и прах твоих ног целовало. Но видел я платья красивей для этого бедного тела, И тела для пышного платья прекрасней земля не рождала. Коль ты ослепительный лик свой фатою опять не закроешь, Скажи: благочестье из Фарса навеки откочевало. Не мучь меня болью разлуки, ведь мне не снести этой муки - Ведь ласточка мельничный жернов вовек еще не подымала. Едва ли ты встретишь иа свете подобных – мне преданно верных, Душа моя, верная клятве, как в бурю скала, устояла. Услышь Саади! Он всей жизнью стремится к тебе, как молитва. Услышь! И надежды и мира над ним опусти покрывало! * * * Я лика другого с такой красотою и негой такой не видал, Мне амбровых кос завиток никогда так сердце не волновал. Твой стан блистает литым серебром, а сердце, кто знает – что в нем? Но ябедник мускус дохнул мне в лицо и тайны твои рассказал. О пери с блистающим ликом, ты вся – дыхание ранней весны. Ты – мускус и амбра, а губы твои – красны, словно яхонт и лал. Я в мире скиталец… И не упрекай, что следую я за тобой! Кривому човгану желаний твоих мячом я послушным бы стал. Кто радости шумной года пережил и горя года перенес, Тот весело шуму питейных домов, и песням, и крикам внимал. Всей жизни ценой на базаре любви мы платим за сладкий упрек, Такого блаженства в пещере своей отшельник бы не испытал. Не ищет цветник взаймы красоты, живет в нем самом красота, Но нужно, чтоб стройный, как ты, кипарис над звонким потоком стоял. О роза моя! Пусть хоть тысячу раз к тебе возвратится весна, Ты скажешь сама: ни одни соловей так сладко, как я, не певал. Коль не доведется тебе, Саади, любимой ланит целовать, Спасение в том, чтобы к милым ногам лицом ты скорее припал.