Страница 140 из 147
«Я всегда хочу дышать…», «Сегодня Бухара -Багдад…», «Лицо твое светло…», «Лишь ветерок из Бухары…» (стр. 44, 45). С. Нафиси обнаружил в одном старом суфийском трактате, где они приписаны другому автору, но признал их принадлежащими Рудаки, что остается спорным, поскольку эти стихи напоминают подражания стихотворениям Рудаки.
«Зачем на друга обижаться?…», «В мире все идет…» (стр. 45).- Обнаружены в том же источнике, однако в данном случае авторство Рудаки не вызывает сомнения.
«Только раз бывает праздник…», «Казалось, ночью на декабрь…», «Тебе, чьи кудри…», «Я потерял покой и сои…» (стр. 46, 47, 48).- Эти произведения приписывались поэту Катрану (XI в.), подражавшему во многом Рудаки. Однако эта атрибуция убедительно оспаривается, и авторство Рудаки можно признать с большей вероятностью.
«Тебе, чьи кудри точно мускус…» (стр. 48).- Вамик и Узра – по старинным преданиям (возможно, эллинистического происхождения), любовная пара, воспетая после Рудаки в одноименной поэме Унсури (XI в.).
«Я потерял покой и сон…» (стр. 48).-…дай рубин…- равносильно выражению: «Целуй меня поцелуями уст [рубиновых] твоих».
РУБАИ
Четверостишия, содержащие одиннадцать-тринадцать слогов, написанные своеобразным метром, плод древнейшей иранской народной традиции. Рифмовка: аа ба, либо аа аа.
«Если рухну бездыханный…» (стр. 51).- Это четверостишие безосновательно приписывается также малоизвестному поэту Ланбони (XIII в.).
«Я гибну: ты, подобно Юсуфу, хороша!…» (стр. 51).- Юсуф – библейский Иосиф Прекрасный. По кораническому преданию, проданный в Египет, Юсуф так поразил всех своей красотой, что женщины во дворце его хозяина, резавшие фрукты, засмотрелись на него и поранили себе в кровь пальцы.
«Мою Каабу превратила…» (стр. 53).- Это стихотворение обращено к христианке, возлюбленной Рудаки.
«Еще я не пустился в путь…» (стр. 54).- Это стихотворение приписывается поэту Кисаи (X-XI вв.).
«Слепую прихоть подавляй…» (стр. 54).- С этим четверостишием связано следующее предание: один из сановников, усомнившись в способности Рудаки к прозрению, подумал об этом при встрече с поэтом. В ответ на свои сомнения он услышал строки четверостишия и был сконфужен. Безосновательно это рубаи приписывается также поэту Пахлавану Махмуду Хорезми (XIV в.).
КЫТА И РАЗЛИЧНЫЕ ФРАГМЕНТЫ
Жанр кыта (фрагмент) представляет собою небольшое (до 10-12 бейтов, обычно не более 5-7) монорифмическое стихотворение, которое формально отличается от газели тем, что в кыта первые две строки между собою не рифмуются, по содержанию кыта преимущественно носит характер размышления, дидактического высказывания, философского обобщения и т. д.
В настоящий раздел включены фрагменты, которые являются скорее всего законченной кыта (первые двадцать три отрывка) либо отрывком кыта, а возможно, и касыды. Начиная с «загадки» и до конца раздела приводятся четверостишия, которые, однако, не являются рубаи, а скорее всего – обрывками кыта либо касыды.
«Как тебе не надоело…» (стр. 55).- Безосновательно приписывается также поэту Ашрафи Самаркандскому.
«На рассвете слышу я звуки тихого стенанья…» (стр. 50).- Авторство этого стихотворения, попавшего в старинную энциклопедию «Братьев чистоты» («Ихван ас-Сафа», XI в.), определено С. Нафиси. Стихотворение написано по типу загадки.
«О время! Юношей богатым…» (стр. 57).-Это стихотворение носит автобиографический характер.
«Ожесточась, изгнал я из дому тебя…» (стр. 58).- Этот фрагмент приводится в качестве цитаты из Рудаки в стихотворении Сузани Самаркандского (XI п.), посвященном прощанню со своим сыном. Возможно, что и у Рудаки идет речь о размолвке с родным сыном (хотя соответствующий факт из его биографии неизвестен).
«Ты – лев, который стал потомком дива…» (стр. 58).- Фрагмент содержит, вероятно, восхваление коня. Возможно, это загадка (подобно нижеприведенной), а разгадка: конь, скакун.
«Ты на доске, где моют мертвецов…» (стр. 58).- Вероятно, это отрывок из автобиографического стихотворения; возможно, фрагмент траурной касыды-марсия.
«На мир взгляни разумным оком…» (стр. 60).- Отрывок сохранился в арабском переводе в известной антологии Саалиби (XII в.) и переведен С. Нафиси на фарси в стиле Рудаки.
«Как ни ласкай змею…» (стр. 60).- Приписывается также младшему современнику Рудаки – Абушакуру Балхи.
Загадка (стр. 62).- Разгадка: калам – тростниковое перо.
«Не для того свои седины…» (стр. 62).- По преданию, это стихотворение было написано в ответ на упрек, сделанный Рудаки другим поэтом – Абутахиром Хусравани:
Как выяснил индийский ученый У.-М. Даутпота, этот фрагмент Рудаки представляет собою перевод стихов арабского лирика Али ар-Руми (IX в.).
КАЛИЛА И ДИМНА
. Строки из поэмы
Книга на среднеперсидском языке, представляющая собрание притч и басен, систематизированных вокруг рассказа о двух шакалах, «Калилак ва Димиак», была переводом древнеиндийской обрамленной повести «Панчатантра». Эта индийская книга, переведенная на разные языки, стала известной во всем цивилизованном мире и питала басенный репертуар многих писателей, вплоть до Лафонтена и Крылова. Знаменитый почитатель иранской старины, поплатившийся за это жизнью, будучи обвинен в ереси, Ибн ал-Мукаффа перевел в VIII в. книгу со среднеперсидского на арабский (прозой), а в X в. Рудаки целиком переложил ее на фарси стихами (под названием «Вращение солнца»). До наших дней дошли лишь несколько десятков разрозненных бейтов этого перевода.
РАЗРОЗНЕННЫЕ ДВУСТИШИЯ
«Закладывай крепко основы…» (стр. 65).- Приписывается также поэту Фаралави (современник Рудаки).
«Пусть одежда будет грязной…» (стр. 65).-Приписывается также поэту Кисаи (XI в.).
«Один только враг…» (стр. 67).- Приписывается также поэту Шахиду Балхи.
«Кто следует за вороном…» (стр. 68).- Приписывается также поэту Унсури (XI в.).
«Так как создан ты из праха…» (стр. 68).- Это двустишие воспроизводит один из бпблейско-коранических мотивов.
Носир Хисроу родился в 1004 году в Кабадияне (ныне район Таджикской ССР). Бросил высокую государственную должность надзирателя над сбором налогов и отправился странствовать в поисках правды и справедливости. «Справедливость – венец мироздания», «ищущий находит» – были его жизненными девизами. Признал правдой карматскую (раннеисмаилитскую) ересь и стал страстным ее проповедником у себя на роднне – Трансоксиане и Хорасане, выступая с разоблачением деспотизма правящей династии Сельджукидов и в защиту угнетенного люда. Гонимый, он был вынужден скрываться и умер в нищете после 1072 года (предположительно в 1088 году) в глухом памирском кишлаке Юмган (ныне территория Афганистана) на руках у своих восторженных почитателей, таджикских горцев-крестьян. Посмертная судьба его еще более трагична: преследуемый при жизни, он после смерти был объявлен исмаилитским духовенством святым, дабы имя его превратилось в олицетворение религиозного благочестия и изуверского мистицизма. Истинный облик Носира Хисроу восстановлен в социалистическую эпоху советской наукой.